Олег Агранянц - Последний ход за белой королевой
– Понятно.
– Это тебе поможет?
Конечно, поможет. Я знал, что Топалов с кейсом куда-то уехал. Но теперь я знаю, что вернулся он в Онфлер без кейса.
– Поможет.
– Есть какие-нибудь идеи, где он мог его спрятать?
– Никаких. Как у тебя с «фельдмаршалом»?
– Почти порядок. Он попал к одним бандитам, те его продали шейхам. Но не весь. Кое-что я забрал. Как ты меня нашел? Продал посол?
– Продал, но не посол.
Кузякин достал из холодильника еще две маленькие бутылки «Лоран Перье», начал деловито открывать. Его лоб и те части щек, которые оставались без бороды, отливали темно-красной медью. «Чего он такой красный? – подумал я. – От загара или не просыхает?»
– Ладно, скажу. Продал итальянский переводчик.
– Павлин?
– Павлин. Я на него поднажал.
– Хорошо поднажал? – Кузякин рассмеялся.
– Хорошо.
– Теперь это уже не секрет. Знаешь, что я делал в Монпелье?
– Нет.
– Монпелье – город, где сосредоточены лучшие медицинские кадры Франции. Да куда там Франции, всей Европы! Мы собирались закупить там медицинское оборудование. Перевели огромную сумму денег. И моя задача была вернуть эти деньги, но не тем, кто их отправил…
– А в банк «Люмме и Корпкс», – подсказал я.
– Верно.
– И кредит, о котором говорил посол, тоже пошел бы в этот банк?
– Именно так.
– И люди, с которыми я тебя встретил в ресторане, тоже связаны с этим банком?
– Нет. Совсем нет. Ты понимаешь, я приехал их убеждать совершить одну сделку, а они, оказывается, приехали меня убеждать. И чтобы меня подмазать, привезли мне девиц. Одинаковых, как карандаши. Но в постели одна – Марья-искусница, и какая! А две другие Василисы Прекрасные, и ничего больше.
Он положил руку мне на плечо:
– Старикашка, а тебе отсюда надо линять. Быстро-быстро! Брось ты этот кейс! Сейчас не до жиру.
– А куда? Дома, сам видишь, что творится! Что посоветуешь?
– Можно и так, и этак. Позвони мне домой в субботу. Где окажешься, оттуда позвони. Если меня не будет, скажи, как тебя найти. Деньги нужны?
– Вроде бы нет.
– Не стесняйся, старикан. Я тут, знаешь, хитрые компании создаю, деньжищ вокруг! И все безотчетные.
Он открыл бумажник, вытащил пачку стодолларовых купюр:
– Возьми пару-тройку, сгодятся. На первое время.
Я взял три купюры. Кузякин засунул бумажник в карман:
– Мы с тобой еще поработаем. На дизеле. Помнишь? – Он захохотал и ткнул меня в бок.
Как не помнить! Эту кузякинскую частушку я хорошо знал: «Мы с приятелем вдвоем работали на дизеле…».
Я поднял стакан:
– Давай на прощание.
– Давай. И поверь, старикашка, я тебя действительно очень люблю. Знаешь, как было бы здорово поселиться вместе где-нибудь на Канарах, а? На всю оставшуюся жизнь.
73. Школа Пикассо
В отеле я мог спокойно рассуждать: девятого апреля Топалов получил кейс и оставался в Риме до семнадцатого. Что делал, не знаю; со слов Сосульки известно, что он был в художественном салоне.
Что он делал в Риме целую неделю с кейсом, полным необработанных алмазов? Это, конечно, не бриллианты, но и не морская галька. А он трусоват. Он побоялся бы держать их в гостинице и постарался бы поскорее от них избавиться. А если такой вариант? Седьмого он получил кейс – и сразу в Онфлер. Связался с Марком, тот помог ему продать камни и он вылетел… назад в Рим. Без камней, но с деньгами.
Здесь, в Риме, он припрятал кейс и спокойно вернулся в Онфлер.
Я включил телевизор. На экране портрет Электры и голос диктора:
– Назначена министром культуры.
Надо будет позвонить, поздравить.
Припрятал кейс с деньгами в Риме. Один или вместе с Крокодилом. Скорее всего, один. Иначе Крокодил не стал бы рассказывать о том, что Сосулька видела его в художественном салоне. А может быть, наоборот. Припрятали они вместе. Крокодил слинял, говорит, в Австралию. Знаю я, в какую Австралию. Сидит себе спокойно в Женеве, рыбку кушает. Когда он узнал, что Топалова убили, понял: самое время доказать мне, будто кейс спрятал Топалов. Один. Без него. Тут и понадобилась сказка о том, как какая-то Сосулька видела того в Риме. Пройдет время, он вернется в Рим и заберет кейс.
Я набрал номер.
– Синьора Игельвертора, пожалуйста.
Синьор подошел тут же.
– Во-первых, вы оставили машину с зажженными фарами. Во-вторых, надо поговорить.
– Ладно. Напротив «парткома» кафе знаешь?
– Знаю.
– В полшестого подойдет?
– Лучше в шесть.
– Согласен.
За несколько дней всё изменилось. Теперь можно встречаться открыто.
* * *Листьев появился точно в шесть часов.
– Честно скажу, не ожидал. Так все быстро… Как ты думаешь, чем все кончится?
Я не знал.
– Без понятия.
– И я тоже. Но во всяком случае всё начинается с новой страницы. У тебя есть вопросы?
– Один. Ты знал Типографа?
– Топалова? Знал. Я тебе уже говорил об этом.
– Давно?
– Лет двадцать.
– Что он за человек?
– Сразу трудно сказать. Но человек он скверный.
– Чем увлекается? Личные связи.
– Мы сначала думали, что он по мальчикам, оказалось, нет. Вообще-то он натура художественная. Считает себя скульптором. Где-то под Парижем у него даже лет десять назад была мастерская. Там он творил… Лепил скульптуры. Нечто ужасное в два-три метра высотой. Потом разочаровался и все скульптуры разбил. И правильно сделал. Как ты думаешь, моей жене теперь разрешат ко мне приехать?
Стоп. Где-то это я уже слышал. Ну, конечно. Крокодил мне говорил, что отец у Сосульки скульптор. И скульптор странный. Каждая скульптура – величиной с памятник на площади.
* * *Листьев ушел, а я купил у мальчишки вечернюю газету. Политика, политика, спорт, финансы… это меня сейчас не интересует; наконец – культурная жизнь. На полстраницы – Электра в королевской мантии и крупными буквами: «Театр Латино. Новый министр сегодня вечером в эпосе «Ночные феи»». Но и феи меня сегодня тоже не интересовали. Я открыл следующую страницу и углубился в изучение художественных выставок. И здесь мне повезло. «Вернисаж: школа Пикассо в Риме. Торжественное открытие – 19.00». Я посмотрел на часы: 19.10 – и допил кофе.
* * *При входе предлагалось предъявлять пригласительный билет. Но солидный вид дипломата советского посольства, решительная походка, небрежный кивок даме у входа сработали безотказно. Со мной самым вежливым образом поздоровались и пригласительного билета не спросили.
Торжественное открытие уже состоялось. Люди толпились у стойки, где разливали прохладительные напитки, и у картин в первом зале.
– Сколько залов? – спросил я у человека с красной повязкой.
– Три.
«Вот удивятся посольские, увидав меня здесь», – думал я, протискиваясь во второй зал. И в этот момент заметил человека, ради которого пришел.
«Прогрессивный» художник тоже меня увидел, узнал и с радостным: «Такие события! Такие события!» подлетел ко мне, изящно обогнув по дороге двух крупногабаритных матрон.
От него пахло спиртным, и был он традиционно небрит. Глаза излучали неподдельную радость, руки описывали полу-дуги.
– Такие события!
Он принялся пересказывать последние новости из Москвы, но я обрезал:
– Мне нужна информация.
Тот сразу осекся и стал серьезным.
«Из него неплохой осведомитель может получиться», – отметил я.
– Мне нужны сведения об одном скульпторе.
Я пытался поподробнее припомнить, что Крокодил говорил об отце Сосульки. «Очень странный скульптор. Каждая скульптура – величиной с памятник на площади. При случае можно внутри от полиции спрятаться».
– Этот скульптор, – неуверенно начал я. – Он работает… Он работает… – я никак не мог найти подходящих слов. – У него каждая скульптура – величиной с памятник на площади. Монументалист.
– Длинный Пипо, – уверенно изрек художник. – Он умер месяца два назад.
– У него есть дочка, – осторожно продолжал я.
– Длинный Пипо, – повторил художник.
– Вы не знаете, где у него была мастерская?
– В самом конце Номентаны, в доме, где внизу продают аквариумных рыбок. Только это не мастерская, а дерьмо. О покойниках дурное не говорят, но он все равно как скульптор дерьмо.
– Меня интересует его дочь.
Художник понимающе хрюкнул:
– К ней надо с подходом. Пару иностранных слов сказать. Про высокие материи поговорить. А остальное как у всех. Ноги, правда, никудышные.
– Их можно отбросить, – подсказал я.
Художник загрохотал:
– Желаю удачи. Как вам выставка?
Я замялся:
– Как вам сказать…
Оказавшийся рядом субъект в кожаной куртке без приглашения вступил в разговор:
– Выставка? Вы называете это выставкой? Еще одно доказательство вечной бесталанности неутолимого безумства, вот что это такое! Бесталанность безумства.
– В зависимости от того, что считать безумием, – спокойно отпарировал художник и угрожающе повернулся к субъекту.
Я счел за благо тихонько смыться.
