Владимир Гурвич - Челюсти пираньи
Я сидел у себя в номере и обдумывал свои дальнейшие шаги, когда в дверь постучали. Почему-то я испугался, я вдруг подумал, что пришли наши враги. На всякий случай я взял в руки лежащий на столе нож и держа его в руках, открыл дверь. И обомлел: передо мной стояла Ланина. Но такой, какой я еще ни разу ее не видел. На ней было платье, великолепие которого описать я не берусь из-за недостаточности в моем лексиконе подходящих слов. Скажу одно: простота его форм сочеталось с невероятной изысканностью силуэта. Ланина была по новому причесана, и эта непривычная укладка волос делала ее лицо совсем иным, почти мне незнакомым. Она заметила мое впечатление и явно наслаждалась произведенным эффектом.
— Могу я войти? — сказала она, покосившись на мой нож.
Я молча посторонился, пропуская ее, так как способность говорить ко мне еще не вернулась.
Ланина с явным удовольствием смотрела на мое ошеломленное лицо.
— Как я выгляжу? — с совсем несвойственным по крайней мере до сих пор кокетством спросила она.
— Шикарно. Я не видел у вас этого платья.
— Вы и не могли видеть, я купила его вчера. Пока вы где-то гуляли, я съездила в дом моделей Версачи и приобрела это платье. Так вы считаете, оно мне идет?
— Это не совсем подходящее слово, оно делает вас совсем другой.
— Это хорошо или плохо?
— Еще не знаю.
— Я тоже не знаю. А в вы не хотите узнать?
Она смотрела на меня, и в ее взгляде было что-то новое, то, что я раньше не видел. А может быть, оно было и раньше, но я по каким-то причинам не замечал.
— Узнать, я, конечно, хочу, но вот что будет после того, как я узнаю.
— А вот это вам предстоит понять самому. Вы же детектив, должны уметь разгадывать всякие секреты.
— Да, но не такие.
— А — почему бы вам не расширить своя диапазон. Знаете, что я решила — сделаем сегодня вечером антракт в наших делах. Почему бы нам не провести его в свое удовольствие. Мы же с вами все-таки в Париже. Вы поддерживаете?
— Двумя руками, если речь действительно идет об удовольствиях.
Ланина вдруг рассмеялась.
— Вы не совсем доверяете мне. И напрасно. Я вас приглашаю в ресторан.
Несколько секунд мне потребовалось на то, чтобы справиться со своими изумлением. Когда же оно прошло, то мой ответ был более чем лаконичен:
— Я принимаю приглашение.
Мы шли по Латинского кварталу, этому удивительному месту, где на небольшом клочке земли, казалось, сосредоточился весь мир. Нам никак не удавалось выбрать подходящий ресторан, слишком много и их тут было и слишком, они были все разные, предлагающие кухни всей земли. Наконец нам обоим надоел этот процесс бесконечного выбора.
— Пойдем в тот ресторан, который окажется первым вон за тем углом, — решительно проговорила Ланина.
Первым оказался греческий, в него мы и вошли.
Мы сидели за столиком и, почти не отрываясь, смотрели друг на друга, подобно людям, которые давно не виделись. Мы пили красное греческое вино, на тарелках у нас лежали какие-то морские создания. Официант в ответ на наши расспросы пытался нам объяснить, что это такое, но, несмотря на то, что Ланина, свободно говорила по-французски, мы так и не поняли, что это за созданное природой существа и решили отдаться на волю случая.
— Знаете, с первой минуты, как я оказалась в Париже, я мечтала посидеть вот так в ресторане, — сказала Ланина.
— А я думал, что вас интересуют только переговоры.
— Переговоры меня тоже интересуют, но мне давно кажется, что вы переоцениваете мою погруженность в дела концерна. У меня немало и других интересов и желаний. Мне хочется просто жить. А здесь, в Париже, это желание особенно сильное.
Скажу честно, в эту секунду я почувствовал волнение. И все же она была права: я не совсем ей еще доверял.
— Честно скажу, мне казалось, что кроме работы по-настоящему вас ничего не волнует.
— Хотите сделаю признанье: когда я встала во главе концерна, я погрузилась с головой в работу не потому, что ко всему остальному у меня пропал интерес, а потому что испугалась, что у меня ничегошеньки не получится. Мой отец создал концерн практически с нуля; когда он начинал, о нас никто ничего не знал, теперь нас знают во всем мире. Вы не представляете, как я боялась, что как только я возьму с свои руки руль, то мы тут же вылетим в кювет. А тут еще эти убийства. Нет, не хочу об этом.
— А о чем хотите?
— Вы не поверите, но мне хочется поговорить о вас. Нет, сперва не поговорить, а выпить за вас. Давайте поднимем бокалы. Я хочу выпить за своего спасителя, за человека, который ради меня ежесекундно рискует своей жизнью. И я хочу, чтобы он знал, что я ему очень благодарна. Хотя я знаю, что вы иногда думаете иначе.
Мы чокнулись и выпили до дна. Признаюсь, я был взволнован и тронут этим тостом. Ланина поставила свой бокал на стол и подняла глаза на меня.
— Могу я вам задать один вопрос?
— Даже несколько.
— Почему?
— Почему я рискую жизнью? — сформулировал я вопрос за нее.
Она кивнула головой.
— На каждый вопрос всегда можно дать несколько ответов.
— Какой же первый ваш ответ?
— Это моя работа, за нее я рассчитываю получить миллион долларов.
— Не годится, я вам предлагала полмиллиона, но вы отказались.
— Я же сказал: хочу весь миллион.
— Все равно я вам не верю. Я уже поняла, вы не тот, кто готов всем пожертвовать ради денег. Давайте второй вариант ответа, надеюсь, он окажется интересней.
Я задумался. Не так-то было легко найти этот самый второй вариант ответа.
— А если предположить, что мною руководит чувство симпатии к человеку, на которого я работаю.
— И как сильно это чувство симпатии?
Разговор приобретал все более интригующий характер.
— Иногда я тоже себя об этом спрашиваю.
— И какой получаете ответ?
— Что оно достаточно сильно.
— А если я вам скажу…
Но то, что хотела сказать мне Ланина, я не услышал, так как в это мгновение давно разминающиеся на сцене музыканты заиграли «Сиртаки». Слов больше не стало слышно, так как музыка поглотила в себя все звуки. Посетители ресторана оживились, начались танцы. Внезапно Ланина вскочила с места, протянула мне руку и повела к танцующим.
Мы положили руки на плечи друг друга, за плечи, к нам присоединились другие посетители ресторана, и все вместе мы двинулись по кругу. Хотя мы провели в ресторане еще часа два, но больше ни о чем серьезном не говорили, а все это время танцевали, пили вино, перепробовали невероятное количество блюд. Нами овладела страсть к гурманству. Кроме того, мы заслужили всеобщее одобрение, в качестве танцевального дуэта. Ланина великолепно двигалась под музыку, но и я не был полностью лишен чувства ритма, и мы неожиданно для себя оказались хорошей парой. И все же в какой-то миг мы почувствовали, что хотим отсюда уйти. Расплатившись, мы вышли на улицу.
Мы шли вдоль набережной Сены. Наши руки соприкасались, но я не решался взять ее ладонь в свою. Признаюсь честно: едва ли не единственная мысль, которая бесконечно крутилась в моей голове была следующая: сольются ли этим вечером, вернее уже наступившей ночью, наши губы в поцелуе? Мы мало разговаривали, нам было хорошо и без слов. Иногда мы смотрели друг на друга, улыбались и двигались дальше.
Наше путешествие по ночному Парижу длилось уже не меньше часа, мы шли без всякого маршрута пока не оказались в совершенно незнакомом районе. Часы показывали два часа ночи, вокруг не было никого. Не сговариваясь, мы остановились.
— Кажется, мы заблудились, — весело проговорила Ланина.
— Кажется, — подтвердил я. — И по-моему это не так плохо.
— Я тоже так думаю, — сказала она и посмотрела на меня.
Дальнейшее промедление с моей стороны было бы просто преступным, и я сделал тот самый шаг, который все еще разделял нас. Я обнял Ланину, еще секунду и наши губы должны были, подобно двум магнитам, соединиться. И в этот миг я услышал резкий скрип тормозов, в каких-то двадцати метров от нас остановилась машина. Дверцы отворились, и из нее показалось трое.
Мое сердце отчаянно заколотилось, я проклинал себя за беспечность.
— Беги! — прошептал я Ланиной.
Но даже если бы она захотела, бежать уже было невозможно, так как троица стала быстро нас окружать. Я схватил Ланину за руку, и мы побежали к стене. Те двинулись за нами.
Я успел раньше их и развернулся в сторону нападавших. Вокруг горели фонари, и я мог хорошо их рассмотреть. Двое из троих на первый взгляд не представляли большой угрозы, оба были среднего роста и не казались грозными противниками. Зато третий представлял серьезную опасность, могучая сила сквозила в каждом его движении и жесте. Впрочем, меня это не слишком удивило, так как это был не кто иной, как мой новый знакомый, исполнительный директор «Сосьете рюсс» Вячеслав Зайченко.
