Сирил Хейр - Смерть - не азартный охотник. Самоубийство исключается
— Похоже, у меня не так уж много шансов убедить тебя на его счет, верно?
Роковая ошибка была допущена. Полусонные глаза Анны зажглись в преддверии сражения, ее щеки раскраснелись, подбородок упрямо выдвинулся вперед.
— Ну почему, — начала она, — почему ты все время так отвратительно относишься к Мартину?
Стефан заметил опасность, но было слишком поздно.
— Да нет, ничего такого, — слабо возразил он.
— Да, да, всегда! А если это не так, то почему ты никогда не говоришь мне, что он тебе нравится?
— Но он мне нравится. Не могу же я все время это повторять? Я... Он во многих отношениях меня восхищает. Только...
Это роковое словечко!
— «Только»! Вот именно. Ты всегда это говоришь, когда дело касается Мартина! Только — что, могу я спросить?
Вспыльчивость Стефана поддалась вызову.
— Только я не думаю, что он тот человек, который может сделать тебя счастливой, вот и все.
— Ради бога, не нужно выражаться как монах из викторианских романов! Меня это ни в малейшей степени не устраивает. Почему бы тебе не объяснить, что конкретно ты имеешь в виду?
— Насколько мне кажется, я сказал как раз то, что имел в виду.
— Нет, не сказал. Ты просто намекнул на это. Ты хотел сказать, что считаешь Мартина этим... как это... волокитой?
— Раз уж ты на этом настаиваешь, да.
— Так вот, пойми, пожалуйста, раз и навсегда, что у нас с Мартином нет никаких секретов друг от друга ни по этому предмету, ни по каким-либо иным. Мне безразлично, что там происходило у него в прошлом. Если ты такой отвратительный пуританин, чтобы осуждать того, кто случайно посеял где-то там несколько диких семян, то я не такая.
Фатальная слабость Стефана к стремлению одержать верх в споре подвела его еще раз.
— Проблема с этими людьми, которые повсюду разбрасывают свои дикие семена, — сказал он в своей самой худшей манере высокомерного поучения, — заключается в том, что они склонны оставлять два-три зерна в углах мешка, который ты считаешь пустым. Что ты можешь сама обнаружить в свое время.
— Видимо, ты считаешь это чрезвычайно остроумным замечанием! — с едким сарказмом воскликнула Анна. — Но если ты воображаешь...
С этого мгновения ссора переросла в обычный скандал, когда для его участников уже нет ничего святого, ничего незначительного; все шло в ход, используясь как оружие в борьбе. Давние обиды и мелкие досадные недоразумения, которые хранятся в памяти членов каждой семьи, безжалостно извлекались на свет из недр памяти обеими сторонами. В какой-то момент Стефан напомнил Анне, как годом раньше она позорно испугалась во время прыжков с парашютом с Римпфисчорна, ему в свою очередь указали, как двенадцать лет назад на детском празднике его поймали на мошенничестве за игрой в карты. В другой раз Анна нанесла мощный удар, припомнив роковой проступок своего братца, которым он навлек на их семейство необратимую неприязнь дяди Артура, и Стефан, побелевший от злости при этом запретном воспоминании, ответил тем, что выкопал из могилы допущенную сестрой ужасную бестактность, когда она стала выходить в свет. Битва все больше разгоралась, а постоянное упоминание Мартина только подливало масла в огонь, когда он угрожал погаснуть.
— Если уж я полюбила Мартина, а он меня...
— Откуда ты знаешь, что он любит тебя, а не деньги, которые, как он рассчитывал, тебе достанутся?
— Только потому, что ты сам не способен любить ничего, кроме денег, ты считаешь, что все такие же, как ты!
— Ладно, если уж он так тебя любит, почему же он увильнул от поездки с нами в Швейцарию? Или он боится гор?
— Ты прекрасно знаешь, что он поехал бы, если бы мог. Он просто не мог уехать.
— Очень правдоподобно! Интересно, как он здесь развлекался — и главное, с кем?
— Я не намерена отвечать на твои гнусные намеки. А если уж на то пошло, то почему ты приехал на три дня позже, чем обещал, предоставив мне болтаться одной в гостинице после того, как Джойс был вынужден вернуться домой? Ты ведь так рвался в горы!
— Я уже объяснил тебе, что ничего не мог поделать. Моя фирма попросила меня специально съездить в Бирмингем, потому что у них заболел бухгалтер и...
— Да, это ты уже объяснял. Меня тошнит от твоих бухгалтеров в Бирмингэме, да и существуют ли таковые? И почему ты не прилетел самолетом вместо того, чтобы тратить время и тащиться поездом?
— Если ты думаешь, что я готов швыряться деньгами на самолеты только ради твоего удобства...
И так далее и все в том же духе.
— Так или иначе, — наконец заявила Анна, — Мартин участвует в этом вместе с нами, нравится это тебе или нет. И тебе придется с этим смириться!
— Разумеется, он с нами. У него губа не дура! Но неужели до тебя не доходит, при всем благородстве твоих помыслов об отце, что собранные нами факты могут полностью изменить твои шансы выйти замуж?
— Да, до меня это доходит. Я не такая уж дурочка.
— Ну, ты меня успокоила. И еще одно. Возможно, ты не помнишь, но отец, так же как и я, приходил в ужас при мысли о том, что Мартин станет его зятем.
— Я помню и не побоюсь это признать. Но только тебе не принесет ни малейшей пользы играть со мной роль строгого отца, потому что, заруби себе на носу, этот номер не пройдет.
— Я и не собираюсь в него играть. Я только говорю, что, если сложить вместе две эти вещи, а именно, что, будь отец жив, он не позволил бы тебе выйти за него замуж и что ты не можешь позволить себе выйти замуж, если не получишь свою долю от страховки, мне кажется отвратительным, когда ты притворяешься, что смерть отца была для тебя тяжелым ударом и что единственная причина, по который ты отвергаешь решение жюри, заключается в том...
Анна не стала ждать, пока брат закончит старательно отредактированный период. Соскочив с кровати, она зашаркала к двери со всем достоинством, какое допускало ее ночное одеяние.
— Меня тошнит от тебя, — едко заметила она, выходя из комнаты.
С тем эти два определенно неглупых, глубоко привязанных друг к другу молодых человека отправились наконец в постель, чтобы утром проснуться, испытывая глубокий стыд, каждый — перед самим собой.
Глава 6
ПОСЕТИТЕЛЬ СКОТЛЕНД-ЯРДА
Суббота, 19 августа
На следующее утро Стефан поздно спустился к завтраку. Миссис Диккинсон, следуя обычаю, по которому привилегии для больных распространяются также и на понесших утрату, завтракала в постели. Анна, уже закончив еду, находилась еще в столовой. Стефан появился там, когда она гасила в пепельнице уже третью сигарету, будучи сильно раздраженной.
— Ну? — встретила она брата.
Стефан ничего не ответил, подошел к буфету и налил себе кофе.
— Уже холодный, — заметил он. — И молоко с этой противной пенкой. Господи, что за вонь ты здесь устроила! Впервые вижу, чтобы ты курила в столовой после завтрака.
— Ну давай! Скажи, что ты думаешь! — подзадорила его Анна. — Если бы папа был жив, я не посмела бы этого сделать, ты это имел в виду, да?
— По-моему, не вредно иногда взглянуть правде в глаза. А ты что-то сегодня очень воинственно настроена, Анна!
— Точнее сказать, раздраженная. Не могла дождаться, когда ты спустишься вниз.
— Раздраженная? — спросил Стефан, тщательно намазывая кусочек тоста маслом. — И чем же?
— Разумеется, всем! Ты собираешься сегодня к Джелксу? Когда мы встретимся с представителем страховой компании? Что ты намерен делать в первую очередь? Мне нужно обсудить с тобой тысячу вещей. А ты еще спрашиваешь, почему я раздражена!
— Первое, что я намерен сделать, — сказал Стефан, — это позавтракать, и хотелось бы надеяться, что мне это удастся сделать в относительной тишине и спокойствии. После этого...
— Да?
— После этого я вовсе не собираюсь обсуждать дело с Джелксом или со страхователями, а тем более с Мартином. Я намерен лично и исподволь навести кое-какие справки. Только не начинай снова! — быстро предупредил он сестру. — Я прекрасно знаю, что ты хочешь сказать. Но я все тщательно обдумал и принял решение. Я читал показания свидетелей, а ты нет. Насколько я могу судить, у нас есть один шанс, и я хочу проверить его и посмотреть, стоит ли им воспользоваться. Если да, то мы так и будем действовать. Если же нет...
— Ты имеешь в виду, что ищешь предлог отступить. Что ж, именно этого от тебя и можно было ожидать!
— Нам что, необходимо начинать все сначала? — устало спросил Стефан. — Я не намерен отступать, кажется, вчера я объяснил тебе это. Но ты совершенно не представляешь себе сложившегося положения. Если, — продолжал он с сумасшедшим высокомерием и превосходством, — у тебя хватило бы такта дать мне спокойно поесть, я бы разъяснил его тебе. Так что тебе придется подождать.
Анна встала и направилась к двери. Положив руку на задвижку, она обернулась и сказала:
