Сирил Хейр - Смерть не азартный охотник
Обзор книги Сирил Хейр - Смерть не азартный охотник
Хейр Сирил
СМЕРТЬ — НЕ АЗАРТНЫЙ ОХОТНИК
(Death is no sportsman)
Посвящается Х.Х.Дж.С. с благодарностью и извинениями
Глава 1
«ГЕРБ ПОЛУОРТИ»
Вскоре после подписания Версальского договора, положившего конец мировой войне, четыре бизнесмена, заработавшие во время великой бойни достаточно денег, смогли наконец завести по-настоящему важное дело — они объединились в синдикат и купили права рыболовства на участке реки Диддер. Им повезло, так как недвижимость на берегах этой знаменитой реки охраняется крайне строго. От деревушки Дидфорд-Парва до устья забросить удочку в эти прозрачные воды может только миллионер. Никто из четверых членов синдиката не был миллионером, поэтому они считали себя везучими, приобретя рыболовные права на малоизвестном участке, проходящем через местность, называемую Полуорти, вверх от Дидфорд-Магны.
Как должно быть ясно всякому, кто знаком с английской топографией, Дидфорд-Магна в действительности маленькая деревушка. Парламентский акт восемнадцатого века, уполномочивший местных муниципальных чиновников строить мост через реку в Дидфорд-Парве, шестью милями ниже по течению, отвлек туда транспорт и торговлю. Единственными реликтами былого величия Дидфорд-Магны оставались ее название, большая церковь, приводящая в отчаяние пастора, и церковная десятина, служащая (вернее, служившая до недавнего пересмотра законов) его утешением.
Помимо пасторского дома, на расстоянии почти двух миль расположились Дидфорд-Мэнор, две фермы, дюжина деревенских коттеджей да почта.
В Англии две находящиеся рядом деревни часто имеют одинаковые названия с прибавлениями латинских слов «magna» (большая) и «parva» (маленькая).
«Герб Полуорти», расположенный на углу аллеи, ведущей через заливные луга к старому броду, стал неофициальной штаб-квартирой синдиката. Оставаясь в течение семи месяцев года ничем не примечательной пивной, «Герб Полуорти» превращался летом — особенно на уик-энды — в некое подобие процветающего отеля для рыболовов. У упомянутого заведения было две характерных черты — устойчивый запах сырых болотных сапог и крайне нерегулярное время приема пищи. Хозяйка никогда не замечала первого и со временем научилась философски относиться ко второму.
Теплым июньским вечером в пятницу, примерно без четверти десять, когда бормотание голосов в баре становилось все громче, двое рыболовов сидели за ужином. Никто из них не был первоначальным членом синдиката. Со времени его создания одного из четверых основателей прибрала смерть, другого — кризис 1931 года, а третий ушел сам, когда ревматизм не позволил ему насаживать наживку. Их места заняли другие. Первым новичком был Стивен Смитерс, сидящий сейчас во главе стола. Его круглая, казавшаяся добродушной физиономия скрывала острый ум и сварливый характер. Первое он использовал на благо своей профессии солиситора[1], и только неосторожная демонстрация второго мешала ему стать председателем юридического общества. Однако этим вечером, благодаря пойманной паре двухфунтовых форелей, он пребывал в сравнительно благодушном настроении.
— Я когда-нибудь рассказывал вам, Ригли-Белл, — спросил Смитерс у своего компаньона, — как я стал членом этой организации?
— Не припоминаю, — отозвался Ригли-Белл.
— Вы бы запомнили, если бы я вам рассказал. Это произошло, когда умер старый лорд Полуорти и душеприказчики продали Дидфорд-Мэнор вашему другу Питеру Пэкеру.
— Он не мой друг, — решительно возразил Ригли-Белл, нахмурив густые брови.
— Прошу прошения. Мне следовало сказать, вашему деловому конкуренту сэру Питеру Пэкеру, баронету. Как вы, возможно, помните, поместье практически распалось. Бедняги арендаторы были вынуждены приобрести фермы в свободное владение, а Питеру достались только дом и прилегающая территория. Покупатель дома сразу заявил, что рыболовные права по закону теперь принадлежат ему.
— Говоря на простом английском, Пэкер утверждал, что приобрел рыболовные права вместе с домом и участком?
— Для бизнесмена вы необычайно проницательны. Да, я имел в виду именно это. Через его владения проходит только маленький кусочек нашей акватории — от заводи у дорожного угла до ивовой заводи, — но там самый лучший клев, и если бы он доказал свои права, другие землевладельцы последовали бы его примеру, и это означало бы конец синдиката. Мэтесон — секретарь синдиката — пришел ко мне посоветоваться. Парень, составлявший первоначальный договор, не знал свое ремесло, как, впрочем, добрая половина представителей профессии; и получалось, что у Пэкера есть основания для претензий. Изучив документы, я сказал Мэтесону: «Я могу решить для вас эту проблему, если моим гонораром будет ближайшая вакансия в синдикате». Мне всю жизнь хотелось рыбачить в Диддере.
— И Мэтесон согласился?
— Ему пришлось согласиться. Я сказал, что, если ему не нравятся мои условия, он может обратиться к кому угодно, но он предпочел не рисковать.
Ригли-Белл рассмеялся.
— А я всегда думал, что вам нравится старик, — заметил он.
— Так оно и есть, — неожиданно отозвался Смитерс. — К сожалению, я ему не нравлюсь. Понятия не имею почему.
Собеседник счел благоразумным воздержаться от комментариев. Положив себе на тарелку щедрую порцию картофеля, он переменил тему:
— Интересно, почему Пэкер установил лесопилку на дорожном углу?
— Потому что такая скотина не может удержаться от искушения портить все, куда дотягиваются его руки, — последовал ответ. — Потому что он так богат, что хватается за любую возможность выжать деньги из поместья. Потому что он знает, что заводь у дорожного угла — лучшее место нашей акватории, и смертельно нас за это ненавидит. Установив лесопилку, Пэкер рассчитывает убить трех зайцев — уничтожить прекраснейшую в округе буковую рощу, получить небольшую прибыль и испортить жизнь любому, кто попытается удить рыбу в этой заводи.
— Сразу видно, что вы не любите Пэкера, — с улыбкой сказал Ригли-Белл. Он часто улыбался, но, к сожалению, его улыбки не отличались привлекательностью. Они неизменно сопровождались быстрым взглядом вверх из-под густых бровей и казались одновременно угодливыми и вызывающими.
Смитерс посмотрел на него так, словно видел впервые.
— Насколько мне известно, его никто не любит, — заметил он. — Я мог бы простить его, будь он человеком, который всем обязан самому себе, как его отец. Но о нем не скажешь даже этого. Не вижу никакой пользы в существовании второго баронета, сэра Питера Пэкера. Даже вы только что сказали, что не являетесь его другом.
