Кристофер Хайд - Десятый крестовый
Глава 20
Филип курил в кресле в гостиной. Тодд сидел слева от него, на обитой цветастым шелком тахте. Оба тяжеловеса-охранника куда-то делись, но Филип знал, что они неподалеку. Входная дверь всего в нескольких метрах отсюда, в конце коридора; теперь эти метры растянулись в бесконечность.
Тодд сиял довольной улыбкой, поигрывая в пальцах маленькой изящной стопочкой с ликером, которую подал ему один из телохранителей. Ликер был темно-янтарного цвета, Тодд отпивал его смакуя, будто изысканный, божественный нектар. Видно было, что он очень доволен собой; триумфально поглядывая на Филипа, как натуралист, заполучивший долгожданный экземпляр в свою коллекцию бабочек. Мозг Филипа напряженно работал в поисках выхода, но безрезультатно. Вдобавок ко всему его тревожило, что с Сарой и Хезер, почему замолк телефон.
— У вас встревоженное лицо, мистер Керкленд, — сказал Тодд, аккуратно ставя стопку на кофейный столик перед тахтой.
Филип стряхнул пепел в кадку с фикусом у кресла, стараясь сохранять спокойствие.
— Жду, когда вы позвоните в полицию. Ведь вы застали меня на месте преступления.
Тодд тихонько рассмеялся.
— Вы же прекрасно понимаете, что ни в какую полицию я звонить не стану, мистер Керкленд! Во всяком случае, пока… Нам это ни к чему.
— Нам? — удивленно спросил Филип.
— А как же! — театрально поднял брови Тодд. — Нам. Сами знаете кому, тем самым отпетым безумцам, в конспиративном экстазе стремящимся уничтожить цивилизацию. Не так ли, мистер Керкленд?
— Как угодно, — отозвался Филип, не понимая, то ли Тодд издевается, то ли попросту сумасшедший.
— Вы решили, что я псих? — спросил Тодд, читая по лицу Филипа. — Могу заверить вас, я нормален. Разве что с небольшой манией величия, что при желании можно квалифицировать как здоровое стремление всякого американца к богатству, к соответствующему положению в обществе и к власти.
— Не сказал бы, что это норма, — заметил Филип. — Пожалуй, это самое безумное высказывание за последнее время.
— Ну да, ну да! — закивал Тодд. — Понаслушались всяких высокопарностей от вашей юной подружки, дочки сенатора Логана. Девчонка вбила себе в голову, будто ее отца толкнули на самоубийство мои компаньоны.
— А разве нет? — в лоб спросил Филип.
— Весьма вероятно, — вкрадчиво произнес Тодд. — Покойник, мягко говоря, имел свои слабости. Скрытый гомосексуалист, выбившийся в политики. В наши дни, да еще в его возрасте надо выбирать что-то одно, совмещать и то, и другое опасно. А в его случае оказалось просто фатально. Но мы тут ни при чем, собственная слабость его и сгубила. Политика не детская забава.
— Шантаж — игра не по правилам!
— Не будем наивны, мистер Керкленд! — сказал Тодд. — Это вопрос трактовки. Эйзенхауэра шантажировали русские, Кеннеди шантажировали многие — от голливудских звездочек до «Американской стальной корпорации», ну а у Никсона после избрания оказалось столько неоплаченных долгов по всяким политическим услугам, что его попросту зашантажировали все. Шантаж — узаконенное правило политики, мистер Керкленд!
— Не хотите ли внести свои поправки в уголовный кодекс?
— Бросьте, мистер Керкленд! Этот вывод мне подсказывает тридцатилетний опыт работы с людьми. Может, в ваших фантазиях вы и способны воздействовать на человечество, но в реальной жизни природу естества ничто изменить не может. Наши консерваторы из кожи лезут, чтоб примирить голоса в свободной прессе, однако либералы остаются либералами, а коммунисты коммунистами. В конечном счете все сводится к масштабам поддержки и к власти. Если за вас большинство, вы получите власть, если у вас есть власть, большинство, вынырнув из своих норок, вас поддержит…
— Прямо «Майн кампф»! — оборвал его Филип. Ему уже порядком обрыдли политические воззрения Тодда.
— О, я снова узнаю влияние мисс Логан! Она из тех, кто приравнивает американский консерватизм к германскому нацизму тридцатый годов, не так ли?
— Положим.
Тодд снова дернул плечом.
— Пусть так. Ее оценка недалека от действительности. Вопрос, чем это плохо?
— Для большинства ответ однозначен, — сказал Филип. Тодд мотнул головой.
— Не согласен! Это верно, мистер Керкленд, идеология нацизма все эти годы подвергалась критике. Но ведь корни ее зиждутся на не лишенном смысла политическом и в особенности социальном принципах. По сути, Гитлер стремился возродить умирающую нацию вокруг общей идеи, сплотить народ Германии перед лицом единой цели. Он первым распознал угрозу, заключенную в коммунизме, и он действовал в целях создания единого антикоммунистического фронта. Германия использовалась иностранными державами в их интересах, вот он и предпринял шаги, чтоб поставить их на место. Понимая, что Германией правит состарившаяся реакционная клика, он ловко с ней расправился. Он вернул Германии смысл жизни, направление роста, мощь. Разве это не сильные стороны его политики?
— Но его методы граничили с преступлением!
— Его методы отвечали ситуации того времени, так же, как и наши. Мы не можем больше ждать естественных перемен. Еще лет пять, еще один Гинденбург-Рейган, и мы превратимся в нацию рабов!
— Что же вы хотите, разжечь третью мировую войну?
— Господь с вами! — воскликнул Тодд. — Как раз напротив. У нас и своих внутренних проблем хватает, зачем взваливать на себя мировые? Нет, смысл в том, чтоб расчистить эту мусорную свалку, ибо в нее превращается вся страна.
— И кто ж очищать будет, уж не мусорщики ли из «Десятого крестового»? — язвительно спросил Филип. — На мой взгляд, они больше смахивают на коричневорубашечников.
— Они милиция! — поправил Тодд. — Оберегают порядок и нравы.
— Чьи нравы? — взорвался Филип. — Ваши, Билли Карстерса?
— На сегодняшний день — наши! — ответил Тодд. — Взгляды Билли, его приверженность к Библии, пожалуй, выглядят несколько ортодоксально. Хотя сейчас именно ортодоксальность нам и нужна. Наши граждане забыли основной принцип, на котором создавалось наше государство.
— Какой же принцип?
— А тот, мистер Керкленд, что свобода есть право человека, однако это самое право надо заслужить, чтобы оценить по достоинству. Граждане Соединенных Штатов слишком долго пользовались свободой безвозмездно, пора им преподать урок.
— Кто же преподаст, ваша братия?
— Именно! Любая из свобод в нашей стране поругана и обесценена. Необходимо на время отменить свободы, а когда они снова вернутся потом, их уже начнут по-настоящему ценить. Вы скажете, что законность в трактовке Джери Фолуэлла или Билли Карстерса звучит примитивно, но это все-таки законность! Вместо анархии, которую мы имеем!
— Значит, по-вашему, лучше это, чем то, что есть?
— Какой вы непонятливый, мистер Керкленд! Библия проповедует десять основных жизненных принципов-заповедей, утверждая, что, если им следовать, на земле воцарится мир. Я верю в это. Десять заповедей — мудрые законы, мистер Керкленд, и неплохая основа для возведения нации. Наша страна катится вниз, ибо управляется группкой гуманистов, которые пришли к власти исключительно в силу прежних демократических порядков. Что же, благоденствующий гуманизм принес нам инфляцию, безработицу, разнузданный порок; упадок национального престижа сейчас беспрецедентен. Теперь наш черед.
— Да вы просто нечисть! — тихо сказал Филип, стряхивая пепел в кадку. — К тому же безумная, как тот мартовский заяц.
— Извольте! — злобно рявкнул Тодд. — Но, как однажды весьма удачно выразился Кларк Гейбл: «Ей-богу, дружок, плевал я на твое хамство!»
— Ну вот, каждый при своем, — сказал Филип.
— Каждый при своем? — ощерился Тодд. — Да вы соображаете, с кем говорите?
— Я соображаю одно, что вы замышляете какую-то пакость во время митинга, который завтра проводит Билли Карстерс. Кроме того, имею подозрения, что «Десятый крестовый» негласно связан с «Бригадой дьявола». И еще то, что вы собираетесь меня убрать.
— Вы весьма проницательны! — заметил Тодд. — Надо полагать, знакомство с организацией «Невада. Спецкурс самозащиты» привело вас к выводу, будто «Крестовый» и «Бригада дьявола» связаны?
— В том числе. И конечно, сопоставление Сарой ситуации с гитлеровской Германией. Вы сами породили «Бригаду дьявола», определив ей роль антихриста. Вдохновенная идея, чтоб придать хлопотам Билли Карстерса и его организации «Пробудись, Америка» желаемый вес То, что значил для Гитлера поджог рейхстага.
Тодд поднялся с дивана.
— Вы, разумеется, правы, и связь есть, и параллели тоже! Но только не поджог рейхстага. Скорее «кристальнахт», только вместо Гершеля Гриншпана выступите вы!
— Не понял? — сдвинул брови Филип.
Он знал, что «кристальнахт» называлась ночь первого еврейского погрома в Германии, но кто такой, черт побери, Гершель Гриншпан?
— Это неважно, — Тодд улыбнулся. — Мне вас жаль, за деревьями леса не видите. Да, прошу меня извинить, я отлучусь ненадолго.
