Ричард Пратер - Эффект Эмбера
И такое великолепное зрелище не увидит никто, кроме меня?! Но это не важно. Важно, что сделано дело!
Сейчас на поляне было пусто и тихо. И неинтересно. Кино закончилось, и я ощутил себя так, как если бы вдруг с шумной лос-анджелесской улицы неожиданно попал на Луну. Я постоял минуту-другую, чувствуя, как напряжение покидает меня.
И тут я услышал звук приближающихся шагов.
Это были полицейские во главе с Биллом Роулинсом. Они подоспели, как всегда, вовремя, то есть к шапочному разберу. После того, как Сэмсон позвонил мне, что само по себе не было неожиданностью благодаря предупреждению Войстера, Роулинса насторожил сам тон разговора, вся эта натянутость, недомолвки, полунамеки. Полиция занялась более серьезными вещами, чем моя разборка с бандой Рагена.
А призадуматься было над чем. Во-первых, его нарочитое использование полного имени жены вместо привычного «Мира». Он явно сказал это, чтобы предупредить меня. О чем? В конце концов, он мог придумать десяток других условных фраз, которые я бы прекрасно понял. Во-вторых, почему он поперхнулся, когда я сказал: «Передай привет Миранде»? Да и сам факт, что он позвонил и пригласил меня в уединенное место, где меня могли спокойно убить, абсолютно не вязался с личностью Фила Сэмсона.
Сэм был из тех, кому даже если приставить пушку к виску и потребовать: «Звони, или я снесу тебе башку», спокойно ответит: «Валяй, ублюдок». Значит, дело в чем-то другом.
Я подождал, пока они подойдут.
Первым на тропинке появился Роулинс, за ним, к моей величайшей радости, – постаревший, потяжелевший, но тем не менее проворный Фил Сэмсон. А потом еще куча полицейских. Поляна снова ожила и забурлила. Ребята споро принялись за дело, прочесывая поляну и прилегающие заросли.
Мы трое, то есть Сэм, Билл и я, перекинулись несколькими фразами, и сразу все стало понятно.
Потом Роулинс сообщил мне:
– Скоты взяли в заложницы миссис Сэмсон. Держали ее здесь в одном из коттеджей. Приставили к ней здоровенного жлоба. Мы его слегка попинали. С ней все нормально.
Сэм положил тяжелую лапищу мне на плечо и сказал:
– Слава Богу, Шелл, ты разгадал, что я имел в виду, и ты дал понять мне это. Иначе я, дабы убедиться, что ты меня понял, говорил бы и говорил и, не дай Бог, мог бы выболтать...
– Знаю, Сэм. Оставь, к черту, свою любезность, ладно? Мне всегда не по себе, когда ты разговариваешь со мной вот так, а не учиняешь очередной разнос. Так с Мирой все в порядке?
– Да, несносный ты сукин сын. С ней все о'кей. Я так никого из них и не видел, за исключением типа, который стерег Миру в коттедже. Они захватили ее, когда я был на охоте, и после этого уже занимались мной. Оставили мне записку, и все разговоры я должен был вести по платному телефону, на бензозаправке. Мира в общем-то тоже не может описать их внешность. Они ворвались в дом в масках, завязали ей глаза. Вот уж никогда не думал, что кто-то осмелится на такое по отношению ко мне или к моей жене. – Он покачал головой. – Видно, ты им здорово прищемил хвост. С каждым днем становятся все более дерзкими и наглыми.
– Да. Порой требуются самые решительные меры против таких негодяев. Даже если ты ни одного из них в глаза не видел. Я уверен, что они где-то здесь, поблизости.
Я указал ему на двух гангстеров, неподвижно лежавших, уткнувшись лицом в землю.
Сэм задумчиво походил по поляне, потом махнул рукой полицейским в форме и детективам в штатском: «Побыстрее собирайте эту мразь! Шевелись, ребята!»
Через минуту мы снова остались втроем.
Сэм быстро посмотрел мне в глаза и произнес с не свойственной для него торжественностью:
– Шелл, помни, несмотря на то, что ты здесь наворочал, я... я обязан тебе по гроб жизни за... то, что ты сделал.
– Сэм...
– Не перебивай. Ты знаешь, что Мира – для меня все. И поскольку с ней все в порядке, отныне ты можешь просить меня о чем угодно. Ну, почти обо всем. Однако на этот раз... – он обвел рукой поляну, – ты зашел слишком далеко.
– Сэм...
– Не перебивай! Мне трудно говорить тебе об этом, дружище, но я обязан. Ты обещал, что никого больше не застрелишь, даже не будешь ни в кого стрелять. Я думал, тебе можно верить. Не сомневался в этом ни на секунду. И что же я вижу? Мне и в голову не приходило, что...
– Сэм, слушай...
– ...здесь столько изувеченных тобою... Можно тебе доверять, Шелл? – Он вытащил у меня из-за пояса здоровенный кольт 45-го калибра, из которого я так и не сделал ни одного выстрела и, покачав головой, с искренней грустью продолжал: – Мне больно, ты даже не представляешь себе, как больно мне идти на это, Шелл, но я вынужден тебя аре... Что за чертовщина?
А «чертовщина», на которую он положил глаз, странным образом забулькала, захрипела и села, привалившись спиной к дереву, тупо уставившись в одну точку. Хоук лишь сейчас опамятовался после «победоносного прорыва» Ковика. Из его бессвязного бормотания мы с Сэмом могли разобрать лишь отдельные слова:
– ...здоровенный такой... веселый... великан... рядом... ого-го, а потом... а-а... такие же малюсенькие парни... прямо у меня... перед носом...
– Кто это? – спросил Сэм.
– Элвин Хоук собственной персоной.
– Чего он бормочет?
– Думаю, что он все еще находится под впечатлением спектакля.
– Спектакля? Какого еще спектакля?
– Ну, сейчас не самое подходящее время пускаться в подробные объяснения, Сэм. И кроме того, мне еще необходимо получить на это разрешение.
– Хоук? Так один из них все-таки жив?
– Да все они живы.
– Не понял?
– Ты же не даешь мне слова сказать, Сэм. Я их не убивал, даже не стрелял в них. Просто слегка вырубил. А к двоим так и вообще не прикасался. Это они сами себя.
– Послушай! Мы же слышали... мы все слышали... стрельбу. Как во время революции, крики, стрельба, автоматные очереди и, конечно, пулеметный стрекот. Я пулемет «по голосу» сразу узнаю...
– Сэм, поверь, я даже ни разу и не выстрелил из этого кольта, что перекочевал к тебе в карман. Проверь его, понюхай. Только осторожно, он заряжен.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы убедить его в том, что все семеро преступников живы, просто шестеро все еще пребывают в бессознательном состоянии. В этот момент еще двое начали подавать признаки жизни. Полицейские быстренько надели им наручники. А Роулинс с сержантом приступили к допросу Хоука. Спустя пару минут Билл подошел к нам.
– Ну и кто этот «соловей», болтающий, словно у него наконец прорезался голос? Что он там лепетал про убийства, стреляющих призраков и, кажется, про похищение моей жены? Что это за птица-говорун?
– Нет, жизнь все-таки хороша тем, что никогда не перестаешь удивляться! – философски изрек Роулинс. – Эта птица-говорун не кто иной, как Эл Молчок.
Капитан Фил Сэмсон, суровый начальник Отдела по расследованию убийств, долго и сосредоточенно молчал. Наконец взглянул на меня и сказал:
– Шелл, я в полном недоумении, как это все у тебя получилось. Ну ладно, так, может быть, хоть что-нибудь я могу сделать для тебя?
– У меня есть к тебе только одна маленькая просьба, Сэм.
– Выкладывай.
Не стану в деталях описывать реакцию Сэма на мою просьбу, скажу только, что он не был безумно счастлив, когда я сказал:
– Отдай мне мой любимый тридцать первый, Сэм.
Глава 23
– После того как мы суммировали всю информацию, которую выудили из Эла Хоука и из других членов этой гангстерской шайки, – рассказывал я Аралии, – и присовокупили к ней то, что узнали от Гуннара Линдстрома и Войстера Один Выстрел, а также сведения, которыми располагал я, перед нами предстала вся неприглядная картина этого преступления.
– Но... мама и Питер, они что, тоже знали о том, что меня собираются убить?
– Им этого не сказали... так прямо. Но они могли догадаться об участи, которая тебя ожидает. А может быть, даже и знали. Не это сейчас главное. Итак, позволь мне вкратце рассказать тебе о главном, чтобы больше не возвращаться к этой теме, после чего допьем наш мартини о'кей?
Был вечер того же понедельника. Прошло всего несколько часов с тех пор, как Рагена, присутствовавшего, кроме всего прочего, и при убийстве Нормана Эмбера, поскольку только он один знал, что следует украсть, увезли вместе со всей его бандой в окружную тюрьму.
Аралия все еще оставалась со мной, хотя теперь ничто не мешало ей в любое время уйти куда заблагорассудится. Но, как я ей уже сказал однажды, я чувствовал, что она все больше и больше отдаляется от меня.
Я добрался до «Спартанца» уже в одиннадцатом часу, и сейчас близилась полночь. Я принял душ, натянул умопомрачительные слаксы цвета лаванды и «мушкетерскую» рубашку с открытым воротом, а также белые носки, туфли и пояс и был уверен, что выгляжу просто великолепно. По крайней мере это можно было с полным основанием сказать о моей одежде.
Аралия, как всегда, была неотразима. Совершенно голая. Ничего не скажешь, она умела произвести впечатление на мужчину. Но, кажется, я об этом уже говорил.
