Бретт Холлидей - Блондинка сообщает об убийстве. Бриллианты вечны. Белый какаду
На столике его ждал бокал полусладкого «мартини» с ломтиком лимона. С улыбкой Бонд еще раз отдал должное памяти друга и пригубил напиток. Прекрасно. Но вкус вермута был ему не знаком.
— Это «Креста Бланка», — пояснил Лейтер. — Наш новый сорт из Калифорнии. Нравится?
— Лучшего вермута не попадалось.
— Я осмелился также заказать для тебя копченую лососину и «бриззолу», — сказал Лейтер. Здесь подают лучшее в Америке мясо, а «бриззола» — это лучшее из лучших. Кусок говядины, снятый прямо с косточки. Разогретый, а потом зажаренный в масле. Устраивает?
— Выбор — твой, — ответил Бонд. — Мы столько раз ели вместе, что достаточно хорошо изучили вкусы друг друга.
— Я попросил их не торопиться, — сказал Лейтер. Он постучал по столу своим крюком, подзывая официанта. — Закажем сначала еще по одному «мартини», и, пока его принесут, ты мне должен все выложить.
Его улыбка была искренней, но глаза смотрели настороженно.
— Скажи-ка мне вот что. Какие у тебя дела с моим старым дружком «Тенистым»?
Он сделал заказ и наклонился вперед, приготовившись слушать.
Бонд допил свой первый «мартини», закурил и начал слегка раскачиваться в кресле. За соседними столиками никого не было. Он придвинулся к столу и посмотрел на американца.
— Сначала ты ответь мне, Феликс, — мягко сказал Бонд. — На кого ты сейчас работаешь? По-прежнему на ЦРУ?
— Никак нет, — ответил Лейтер. — Без правой руки я там мог рассчитывать только на сидячую работу. Когда же я сказал, что предпочел бы работать на свежем воздухе, ко мне отнеслись со всей любезностью и щедро заплатили. Потом мне предложили хорошую работу в агентстве Пинкертона. Ты их знаешь: «Глаз, что никогда не спит». Так что теперь я просто «ищейка», частный детектив. Пойди туда, не знаю куда. Зато весело. Они все хорошие ребята, с ними приятно работать. Когда-нибудь мне удастся выйти на пенсию с полным пансионом и памятными золотыми часами, которые летом покрываются патиной. Вообще-то я у них ведаю «Отделом скачек»: всякие там стимуляторы, махинации с жокеями, договорные заезды, охрана конюшен и тому подобное. И работа хорошая, по стране покататься вволю можно.
— Звучит неплохо, — сказал Бонд. — Но что-то я раньше не слыхал, что ты разбираешься в лошадях.
— Да я и не узнал бы, что лошадь — это лошадь, если бы она не была привязана к цистерне с молоком, — согласился Лейтер. — Но ведь всему можно научиться. Тем более, что работать все-таки чаще приходится с людьми, а не с лошадьми. А как ты? — Его голос упал до шепота. — Все в той же «старой фирме»?
— Точно, — сказал Бонд
— И здесь работаешь на нее?
— Да.
— Подсадной уткой?
— Ага.
Лейтер вздохнул, задумался и выпил глоток мартини.
— Так вот, — сказал он наконец. — Ты — самый натуральный дурак, если согласился пойти на Спэнгов в одиночку. Честно говоря, ты сидишь в такой луже, что даже я серьезно рискую, обедая здесь с тобой. Но я все-таки расскажу тебе, почему я держу «Тенистого» на коротком поводке, и, может быть, мы сможем помочь друг другу, но без вмешательства нашего начальства. Согласен?
— Ты прекрасно знаешь, что для меня работать с тобой — удовольствие, Феликс, — серьезно сказал Бонд. — Но я-то ведь работаю на свое правительство, а ты, по-видимому, со своим конфликтуешь. Однако, если окажется, что цель у нас одна, то ссорится нам нет смысла. Если мы с тобой ловим одного и того же зайца, то давай загонять его вместе. Теперь вот что, — Бонд ехидно посмотрел на техасца. — Думается мне, что тебя очень интересует некто со звездочкой на лбу и в белых чулках, не так ли? И кличут этого «некто» «Застенчивая улыбка»?
— Совершенно верно, — сказал Лейтер, не особо удивившись. — Она бежит в Саратоге во вторник. Только вот не пойму: какую-такую опасность сия лошадка представляет для великой Британской империи?
— Мне посоветовали поставить на эту лошадку, — сказал Бонд. — Поставить тысячу долларов на то, что она выиграет свой забег. Такова форма моей оплаты за проделанную работу. — Бонд поднял руку с сигаретой и прикрыл ею рот. — Дело в том, Феликс, что сегодня утром я привез из Англии для господина Спэнга и его друзей несколько необработанных алмазов на сумму где-то около ста тысяч фунтов.
Лейтер прищурил глаза и тихо свистнул от удивления.
— Ну ты даешь! — сказал он удивленно. — Мы с тобой явно играем в разных лигах. Я заинтересовался этим делом только потому, что «Застенчивая улыбка» — лошадь не скаковая, а беговая. А та лошадь, что должна выиграть во вторник — вовсе не «Застенчивая улыбка», которая и в забегах участвовала только три раза, да и то ни разу не была даже третьей. А потом ее пристрелили. Подставную же лошадку зовут «Пикаппеппер», резвая штучка. По чистой случайности у нее тоже есть белая звездочка на лбу и белые чулки. Она — гнедой масти, и ребята Спэнгов во всю поработали, подправляя ее копыта и устраняя прочие мелкие отличия. Почти год они этим занимались в пустыне, в Неваде, где у Спэнгов есть какое-то ранчо. И ведь загребут они деньжат! Ставки-то большие: до 25 тысяч долларов. Поверь мне на слово, что они по всей стране наделают ставок прямо перед заездом. Причем выигрыш будет даже не один к пяти, а, скорее, один к десяти, а то и к пятнадцати! Так что куш они возьмут солидный.
— Но ведь в Америке, насколько я знаю, у всех лошадей делают татуировку на губе, — как им удалось ее-то подделать?
— Они просто нарастили новую кожу, на которой скопирована татуировка «Застенчивой улыбки». Вся эта уловка с татуировкой уже устарела. У Пинкертона поговаривают, что «Жокей-клуб» собирается теперь перейти на фотографирование «ночных глаз».
— Что это такое — «ночные глаза»?
— Это такие впадины на коленях лошадей. Англичане называют их «бабками». Похоже, что у каждой лошади они разные, как отпечатки пальцев у людей. Но все это напрасно. Они сфотографируют бабки всех скаковых лошадей в Америке, а потом узнают, что жулики придумали способ подделывать бабки с помощью, скажем, кислоты. Полицейские, как всегда, отстают от воров.
— Откуда тебе все это известно?
— Шантажиус обыкновениус, — весело рассмеялся Лейтер. — Один из Спэнговых конюхов, работающих на банду, был у меня на крючке за сбыт наркотиков. Вот он-то и поведал мне об этой маленькой шалости в обмен на мое молчание.
— И что же ты намерен делать?
— Поживем — увидим. Пока же я еду в Саратогу в воскресенье.
У Лейтона загорелись глаза.
— Черт возьми, а почему бы тебе не поехать со мной? Приедем туда, я поселю тебя в своей берлоге — мотель «Суэнки» в Сагаморе. Где-то ведь тебе все равно надо спать. Лучше, конечно, чтобы нас пореже видели вместе, но по вечерам мы сможем встречаться без помех. Что скажешь?
— Отлично, — сказал Бонд. — Лучше не придумаешь. Но уже почти два часа, так что давай пообедаем, и я расскажу тебе свою половину это истории.
Копченая лососина из Новой Шотландии не могла тягаться с той, что подавали в Шотландии настоящей, но «бриззола» полностью отвечала описанию Лейтона и была такой нежной, что ее можно было резать вилкой. На десерт Бонд заказал половину авокадо с французским соусом и чашечку кофе.
— Вот, собственно, то, что мне известно. Много это или мало — тебе судить. — Завершил он свой рассказ.
— Я считаю, что Спэнги занимаются ввозом контрабанды, и через «Бриллиантовый дом» — который им принадлежит — сбывают ее. А ты как думаешь?
Левой рукой Лейтер достал пачку «Лаки страйк», положил ее на стол, щелчком выбил из нее сигарету и прикурил от бондовского «ронсона».
— Похоже на то, — согласился он, подумав. — Но я мало что знаю про брата Серафимо, Джека Спэнга. И если «Сэй» — это он, то я вообще впервые о таком слышу. На всех остальных членов шайки у нас есть подробные досье. Знаком я и с Тиффани Кейс. Славная девочка, но уже много лет связана с гангстерами. С колыбели, можно сказать. Да и выбора другого у нее не было. Ее мамаша заправляла шикарнейшим борделем в Сан-Франциско. И все было бы нормально, не сделай она роковой ошибки: в один прекрасный день она решила больше не платить дань местным рэкетирам. Она столько платила полицейским, что надеялась на их надежную защиту. Дура! Однажды ночью в бордель ворвалась банда и разнесла его на куски. Девиц никто не тронул, но зато с Тиффани все бандиты повеселились, по очереди... А ей было тогда всего шестнадцать... Поэтому не удивительно, что всех мужчин она ненавидит. На следующий день после этого она вскрыла мамочкин сейф, забрала все, что там было, и ударилась в бега. А потом — как обычно: гардеробщица, профессиональная танцовщица, старлетка, официантка. И так до двадцати лет. Видно, такая жизнь пришлась ей не по нраву, и она начала пить. Сняла комнатушку где-то во Флориде и пыталась упиться до смерти. Дошла до того, что прославилась среди местных «знатоков» и удостоилась клички «Луженая глотка». А потом на ее глазах в море упал ребенок. Она бросилась в воду и спасла его. Попала в газету, а какая-то богатая дамочка буквально влюбилась в нее и чуть ли не силой уволокла к себе под крылышко. Заставила ее вступить в общество трезвенников, а потом взяла к себе компаньонкой в кругосветное путешествие. Но Тиффани улизнула от нее в Сан-Франциско и отправилась к своей милой матушке, которая к тому времени уже удалилась от дел. Однако, остепениться ей так и не удалось. Думаю, оседлая жизнь тоже оказалась не в ее вкусе. Она опять сорвалась с цепи, но застряла в Рино. Какое-то время работала там в «Клубе Харольда». Там ее и увидел наш друг Серафимо. Он прямо-таки обалдел, когда она отказалась с ним переспать, и предложил ей работу в «Тиаре», в Лас-Вегасе, где она и работает последние год-два. С перерывами на поездку в Европу, как я понимаю. Но сама она славная девчушка. Просто ей так и не удалось найти себя после того, что проделали с ней бандиты.