Сара Парецки - Заказное убийство
«Датсун» хорошо мне повиновался, хотя я уже отвыкла от обычного переключения передач. На нем был установлен УКВ-радиоприемник, и я слушала его даже после того, как переехала границу штата Иллинойс. После этого прием стал неустойчивым, и я выключила приемник.
Было уже ясное утро, когда я достигла Милуокской развилки. Я никогда не была в Хартфорде, но много раз в Порт-Вашингтоне, в тридцати милях восточнее, на берегу озера Мичиган. Насколько я могла судить, дорога была та же самая, только в двадцати милях севернее Милуоки надо было свернуть на запад, а не на восток.
В шесть пятьдесят я остановила «датсун» на главной улице Хартфорда, напротив кафе Ронны «Домашняя пища» и перед Первым национальным банком Хартфорда. Мое сердце билось учащенно. Я отстегнула ремень безопасности и вышла, разминая ноги. За это время я проехала сто сорок миль, уложившись в два часа десять минут. Недурно.
Хартфорд расположен в прекрасной равнине ледникового происхождения, это само сердце молочного производства штата Висконсин. Здесь есть небольшой крайслеровский завод, который производит двигатели, и консервный завод Либби. Но самый большой доход приносит фермерство, и люди здесь — ранние пташки. Кафе Ронны, в соответствии с табличкой на двери, открылось в пять тридцать, и к семи часам почти все столы были заняты. Я купила в автомате экземпляр «Часового Милуоки» и села за пустой столик в глубине кафе.
Одна официантка обслуживала посетителей, сидевших за стойкой. Другая — все столики. Она бегала через свободно открывающиеся в обе стороны двери на кухню и обратно, нося на подносе целые груды тарелок. Ее черные кудрявые волосы были коротко подстрижены. Это и была Анита Мак-Гро.
Она выгрузила блины, яичницы, тосты, мясо с овощами на стол, где трое плотно сложенных мужчин в рабочих комбинезонах пили кофе, и подала яичницу симпатичному молодому парню в темно-синем рабочем костюме, который сидел рядом со мной. Она посмотрела на меня с некоторой растерянностью, свойственной всем перегруженным официанткам.
— Сейчас я вас обслужу. Кофе?
Я кивнула.
— Не спешите, — сказала я, открывая газету. Мужчины в комбинезонах подтрунивали над симпатичным парнем: он, очевидно, был ветеринаром, а они — фермерами, пользовавшимися его услугами.
— Вы отрастили бороду, док, чтобы казаться взрослее? — спросил один из них.
— Нет, чтобы скрываться от ФБР, — ответил ветеринар.
Анита несла мне чашку кофе; у нее вдруг задрожали руки, и она пролила кофе на ветеринара. Покраснев, она стала извиняться. Я встала и забрала у нее чашку, пока она не разлила ее совсем. Молодой человек добродушно сказал:
— От кофе, если вылить его на себя, просыпаешься гораздо быстрее — особенно если оно очень горячее. Поверьте мне, Джоди, — добавил он, в то время как она тщетно пыталась оттереть мокрое пятно на его рукаве салфеткой, — это самое лучшее, что может пролиться сегодня на мой костюм.
Фермеры рассмеялись, Анита же подошла ко мне, чтобы принять заказ. Я попросила омлет по-денверски, без картофеля, пшеничный тост и сок. Когда ты находишься в стране фермеров, ешь как фермер. Ветеринар доел свой завтрак.
— Я слышу, как меня зовут коровы, — сказал он, положил деньги на стол и вышел. За ним потянулись и другие.
Было семь пятнадцать — время приступать к работе. А для фермеров это был короткий перерыв между утренним доением и какими-то делами в городе, так что они отдыхали над второй чашкой кофе. К тому времени, когда Анита принесла мой омлет, завтракали только за тремя столиками да еще несколько человек стояли у стойки.
Я медленно съела пол-омлета и прочитала каждое слово в газете. Люди входили и выходили; я допивала уже четвертую чашку кофе. Когда Анита принесла мне счет, я положила на него пять долларов, а сверху — мою визитную карточку, на которой написала: «Меня послала Рут. Я в зеленом „датсуне“ по ту сторону улицы».
Я вышла, бросила несколько монет в стояночный счетчик и села в машину. Я провела полчаса за разгадыванием кроссворда, когда появилась Анита. Не говоря ни слова, она села рядом со мной. Я свернула газету, бросила ее на заднее сиденье и внимательно посмотрела на девушку. На фотографии, которую я нашла в ее квартире, была изображена улыбающаяся молодая женщина, нельзя сказать чтобы очень красивая, но полная той жизненной энергии, которая привлекает к себе больше, чем красота. Но теперь лицо у нее было напряженное и мрачное. Полиция никогда не нашла бы ее по фотографии; на вид ей было скорее тридцать, чем двадцать; бессонница, страх и постоянное напряжение прочертили преждевременные морщины на ее молодом лице. Черные волосы не подходили к нежно-кремовому цвету ее кожи, свойственному всем рыжеволосым женщинам.
— Почему вы приехали в Хартфорд? — поинтересовалась я.
Она была удивлена: менее всего ожидала она именно этого вопроса.
— Прошлым летом мы с Питером приезжали на Вашингтонскую деревенскую ярмарку — так просто, ради развлечения. Мы съели по сандвичу в этом кафе, и я вспомнила это. — Она повернулась ко мне и быстро добавила: — Надеюсь, я могу вам доверять — должна же я доверять хоть кому-то. — В ее хриплом голосе звучала усталость. — Рут не знает, что это за люди — они могут пристрелить кого угодно. Я тоже их не знаю, но лучше представляю себе, с кем имею дело. — Она грустно улыбнулась. — Если я здесь останусь, я просто сойду с ума. Но я не могу вернуться в Чикаго. Мне нужна помощь. Если вы не сможете мне помочь, а только подведете, меня убьют. Или вы хитрая предательница, которая сумела как-то завоевать доверие Рут? Не знаю. Так или иначе, мне придется рискнуть. — Она так сильно стиснула руки, что костяшки ее пальцев побелели.
— Я частный детектив, — сказала я. — Ваш отец нанял меня на прошлой неделе, чтобы я нашла вас, а я нашла вместо вас тело Питера. После уик-энда он сказал, чтобы я прекратила поиски. У меня есть свои догадки по поводу всего происходящего. Так я оказалась замешана в это дело. Я согласна, что вы в очень трудном положении. И если я сделаю какой-то промах, боюсь, что обеим нам придется очень туго. Вы не можете прятаться здесь вечно. И полагаю, что я достаточно крепкий орешек, что у меня достаточно ума и хитрости, чтобы вы могли на меня положиться. Я не могу исцелить боль, а она еще будет расти, но я могу вернуть вас в Чикаго — или куда вы хотите, — чтобы вы могли жить открыто и с достоинством.
Поразмыслив, она кивнула головой. Взад и вперед по тротуару шли люди; у меня было такое ощущение, как будто мы в аквариуме.
— Не могли бы мы где-нибудь поговорить? Где-нибудь, где было бы попросторнее?
— Тут есть парк.
— Прекрасно.
Парк находился на дороге, идущей в Милуоки. Я поставила «датсун» в стороне от шоссе, и мы сели на берегу маленькой речки, протекающей через парк и отделяющей его от задней стены крайслеровского завода. День был жаркий, но здесь, в сельской местности, воздух был ясный и сладостный.
— Вы сказали: «жить с достоинством», — сказала она, глядя на воду, и ее рот исказила мрачная улыбка. — Вряд ли я когда-нибудь смогу так жить. Видите ли, я знаю, что случилось с Питером. Пожалуй, можно сказать, что я виновница его смерти.
— Почему вы так говорите? — ласково спросила я.
— Вы нашли его тело? И я тоже нашла его тело. Я вернулась домой в четыре и нашла его. Я сразу поняла, что произошло. И, потеряв голову от страха, убежала. Я не знала, куда поехать. Ночь я провела в доме Мэри, а затем приехала сюда. Я не знаю, почему они не ждали и меня, но я знала, что, если вернусь, они расправятся и со мной. — Она разрыдалась, сильные сухие рыдания сотрясали ее плечи и грудь. — Достоинство, — повторила она хриплым голосом. — О Боже! Мне бы только выспаться как следует.
Я сидела, молча наблюдая за ней.
— Много ли вы знаете? — спросила она.
— Я знаю не очень много такого, что могу подкрепить доказательствами. Но у меня есть свои предположения. И я знаю наверняка, что ваш отец и Ярдли Мастерс вместе проводят какие-то махинации, в вашей квартире я нашла платежный бланк «Аякса». Я предполагаю, что домой принес его Питер, и одно из моих предположений состоит в том, что в этих махинациях используются платежные документы. Я знаю, что ваш отец знает Эрла Смейссена, и еще я знаю, что кто-то искал что-то очень ему нужное, а затем заподозрил, что оно находится у меня. Они переворотили вверх дном и мою квартиру, и мой офис. Я предполагаю, что они искали платежный бланк и делал обыск сам Смейссен или один из его парней.
— Смейссен — убийца? — спросила она резким, натужным голосом.
— Сейчас он преуспевает, поэтому сам не убивает, для этого у него есть специальные люди.
— И мой отец договорился с ним, чтобы он убил Питера? — Она смотрела на меня с вызовом, глаза ее были строги и сухи, рот перекошен. Так вот какой кошмар видела она каждую ночь. Не удивительно, что она не спала.
— Не знаю. Это одно из моих предположений. Вы знаете, отец любит вас, и он сходит с ума от беспокойства за вас. Он никогда бы сознательно не подверг вашу жизнь опасности. И он никогда сознательно не дал бы своего согласия на убийство Питера. Я думаю, что Питер поговорил напрямую с Мастерсом; Мастерс наделал в штаны и срочно вызвал вашего отца. — Я остановилась. — Это грязное дело, и мне трудно говорить о нем с вами. Но ваш отец знает людей, которые за определенную цену могут убрать кого угодно. Он пробился на самый верх профсоюза, где всегда царили весьма суровые нравы, и он должен знать подобного рода людей.
