Фредерик Дар - Убийца (Выродок)
— Похоже, их фирменное блюдо — волчатина в укропе, — сказала Эрминия. — Ее и закажем.
В этот вечер мы жрали и делали все остальное с той ненасытностью, которую рождает у человека близкое соседство огромной денежной суммы…
XVI
На следующее утро мы поднялись в семь часов. Наступал великий день. Откровенно говоря, я был слегка взволнован.
Нам подали кофе; мы сидели в дальнем углу зала, у окна. Погода стояла отличная: на побережье будто вернулось лето. Все вокруг было светлым, радостным, ярким…
Обмакнув в кофе рогалик, я случайно взглянул на местную газету, лежавшую на соседнем столе. Я прочел вверх ногами жирный заголовок на первой странице и мгновенно перестал жевать.
«УБИЙЦА ПО КЛИЧКЕ КАПУТ СКРЫВАЕТСЯ НА ЮЖНОМ ПОБЕРЕЖЬЕ».
Я схватил газету. Под заголовком была помещена моя фотография, все та же, которую отсняли в момент моего последнего ареста. На ней я напоминал этакого мелкого хулигана. С тех пор я слегка прибавил в весе, и мой взгляд уже утратил то затравленное выражение. А с обесцвеченными волосами я стал и вовсе неузнаваем.
Эрминия тоже перестала есть, и мы с ней принялись читать статью, почти соприкасаясь щеками.
Я сразу понял, что сгорел: властям стало известно, под чьей фамилией я скрывался, и все потому, что я совершил чудовищную глупость.
Черный велосипед, который я забросил в машину, принадлежал вовсе не полицейскому. Он принадлежал посыльному из мясной лавки, который доставлял кому-то из соседей товар. Соседки, сидевшие в засаде за шторами, видели, как я утащил велик, и посыльный побежал жаловаться на «Рапена» в комиссариат. Комиссар, который как раз дожидался своего подчиненного, поспешил к «Рапену» домой и нашел труп. Мои отпечатки — а их в доме было хоть отбавляй — и позволили установить мою личность, поскольку карточка с моими данными имелась в каждом полицейском участке Франции. Я посмотрел на Эрминию.
— Похоже, я опять становлюсь знаменитым, а?
— Похоже…
— Плакали теперь наши миллионы, верно?
— Почему?
— Ну как же? Теперь все знают, что Рапен — это Капут… И мне нельзя соваться на почту под этой фамилией.
— Погоди, с чего ты взял, что на почте все уже вбили себе в голову эту фамилию? С чего ты взял? Даже если допустить, что там читали эту газету — а это вовсе не обязательно, ведь еще рано, — то они наверняка интересовались только подвигами самого Капута. На все остальное люди обычно внимания не обращают.
Она опять была права. Это входило у нее в привычку.
— Так что будем делать?
— Заплатим за гостиницу и бросим машину здесь. По ней нас быстро найдут. Пока что я не рискую привлечь к тебе внимание: тут написано только, что ты жил с красивой молодой женщиной, а приметы мои не указаны.
— Какие же мы дураки, что увезли велосипед…
— Что поделаешь, излишняя добросовестность часто выходит боком… Да и велосипед был типично… полицейский!
Я попросил счет и сказал, что мы отправляемся на прогулку.
— Машину я заберу вечером…
— Как вам будет угодно, мсье.
Выйдя на улицу, я вздохнул немного свободнее, но внутри у меня залегла не то грусть, не то досада… Я снова попал в полосу бегства и страха. Нет, в этом мире у меня определенно не было надежды искупить свои грехи, переродиться и стать другим.
— Не делай такое лицо, — проговорила Эрминия, — не то все начнут оборачиваться. Можно подумать, что ты уже в наручниках.
Почта была еще закрыта. До начала рабочего дня оставалось минут десять. В ожидании мы принялись расхаживать по аллее, обсаженной пиниями.
— Мой банковский счет наверняка арестовали, — заметил я. — Вот уже десяти миллионов как не бывало.
— Жаль, — проронила Эрминия.
От солнца ее рыжие волосы отбрасывали странные, необычные отблески. Ее кожа почти не загорала; она лишь становилась более матовой, сохраняя все тот же нежный вид.
Я смотрел на нее и думал, что теперь мне не обязательно ее убивать. Это было бессмысленно: меня ведь все равно уже раскрыли. Тем лучше: она мне нравилась и была мне нужна. Минувшей ночью я овладевал ею несколько раз, не в силах насытиться ее живым, содрогающимся, словно наэлектризованным телом.
— О чем ты думаешь?
— О тебе…
— Нашел время…
Действительно, думать следовало о другом. На городской колокольне пробило восемь. Мое сердце заработало в форсированном режиме. У меня даже заболело в груди. Мне казалось, что я сейчас не выдержу, взорвусь, что меня вот-вот разнесет на мелкие куски.
— Пошли! — Я потянул ее за руку. На пороге почты она спросила:
— У тебя есть документ без фотографии?
— Погоди-ка…
Я достал бумажник и выругался: в нем лежал только технический паспорт автомобиля. Паспорт Рапена остался на вилле. Он шлепнулся на пол, пока я душил полицейского, и я в спешке забыл его подобрать…
— Ну, знаешь! — вскричала Эрминия. В ее глазах появилась явная враждебность. Этого она простить уже не могла.
— Помолчи. Попробуем обойтись техпаспортом.
Мы вошли. Посетителей в помещении не было. Были только две тетки, сидевшие за своими окошками и квохтавшие, как целый курятник. Насколько я понял, речь шла о муже одной из них, завитой усатой толстухи, и о ревматизме, которым страдал вышеупомянутый муж.
Я просмотрел указатели на картонных табличках и подошел к окошку с надписью «До востребования». За ним как раз сидела жена ревматика.
— Я за посылкой, — сказал я.
— На чье имя?
— Робер Рапен.
Она абсолютно не изменилась в лице.
— Минутку…
Она вышла в соседнюю комнату, и я услышал, как она шарудит по полкам…
— Эге-ге! — донеслось оттуда. — А пылищи-то на ней, пылищи! Да, вовремя вы пришли: того и гляди, отправили бы ее, бедолагу, на свалку!
Она вернулась, сдувая пыль с посылки величиной с коробку для обуви.
Стоявшая за моей спиной Эрминия издала легкий вздох… Мне хотелось заорать — так я был напряжен. Вот они, миллионы, прямо под рукой! Если б эта тетка знала, что там внутри…
— Документ есть?
— Конечно…
Я протянул техпаспорт и вкрадчиво спросил:
— За доставку с меня что-нибудь причитается?
— Нет, все уже оплачено.
Она цапнула мой техпаспорт.
— Постойте, но это же не документ!
— Как? Почему же?
— Нет-нет, — продолжала она. — Ведь техпаспорт может передаваться в другие руки вместе с машиной… И на нем нет фотографии.
Судьба опять подкладывала мне свинью! Я уже привык к ее поворотам, но на этот раз она явно хватила через край…
Я попытался уговорить тетку:
— Понимаете, мы здесь проездом, и у меня нет с собой других документов. Я…
— Тогда приходите в другой раз.
— Но у посылки вот-вот выйдет срок…
— Ну, я оставлю ее еще на пару дней — в порядке исключения.
Она была спокойна, уверена в себе. Она наглухо забаррикадировалась своими инструкциями и правилами и ничего другого знать не желала.
Я в замешательстве посмотрел на Эрминию. Но она только морщила нос и не отрывала взгляда от пыльной коробки.
Тут почтмейстерша воскликнула:
— Послушайте, мсье!..
— Да?
— Раз вы даете техпаспорт, значит, вы на машине?
— Разумеется…
— А раз вы на машине, то у вас должно быть водительское удостоверение! Вот оно как раз подойдет!
Это был последний удар дубиной по моей бедной голове. А между тем толстуха говорила как нельзя вежливее и определенно радовалась, что нашла выход из положения.
— Видите ли, я оставил его в отеле, в другом бумажнике.
— Ну, привезите…
Я достал тысячу франков.
— Послушайте, милочка… (Чтобы назвать эту цистерну «милочкой», надо было совсем рехнуться.) — Послушайте, милочка, мы очень спешим. Вот, возьмите, и выручите нас, пожалуйста…
И я протянул ей деньги: ничего другого не оставалось.
В черных глазах почтмейстерши блеснул жадный огонек. Но она упрямо покачала головой:
— Что вы себе позволяете? Думаете, меня можно купить?
Представляете — эта стерва еще и решила разыгрывать оскорбленное достоинство!
Это оказалось сильнее меня: я вытащил пистолет. Меня не могла остановить ни угроза полиции, ни крик Эрминии.
— Давай сюда коробку, сука!
Она, спотыкаясь, понесла мне посылку. Ее толстые губы дрожали. Я просунул руку в окошко и выхватил коробку у нее из рук. Потом приставил ствол к ее пухлой груди, не помещавшейся в лифчике.
— Получай, корова, вот тебе документ!
Я выстрелил всего один раз. Пуля вошла пониже левого плеча и, казалось, не причинила ей никакой боли. Она грузно опустилась на стул, и на ее кофте начало быстро расплываться красное пятно.
Ее коллега завопила во всю глотку и забилась в истерике. Пора было рвать когти. Первой это поняла Эрминия: она уже выскочила за дверь и, как безумная, понеслась прочь.
