Николай Стародымов - Исповедь самоубийцы
— Пусть постоит пока, — произнесла она непонятное. — Вдруг еще пригодится…
2
Это ж надо было так случиться, что внезапно, после столь длительного трудового галопа, мне вдруг нечем стало заниматься. Работу, на которую наняли и за которую обещали заплатить, безо всяких объяснений неожиданно отобрали, а ничего взамен не предложили. А внутри, в самых интимных «закоулочках» тела, по-прежнему трепетало, хотя уже и не так остро, как раньше, неугасимое желание… Как бы это сказать… Ну, скажем, желание близости.
Вот ведь опоила-завела, чертовка мужеподобная, растак тебя, расперетак!..
Так чем же теперь заняться, коль так уж все сложилось? Не просить же, и в самом деле, эту «розоватую» фурию пригласить ко мне какого-нибудь клиента!.. Слишком я себя уважаю и ценю, чтобы становиться панельной девкой! Да и она сама, российская полномочная представительница аборигенок с острова Лесбос, меня тоже отнюдь не прельщает.
…Подошла к столу, взглянула на корешки видеокассет, которые привез с собой и оставил для меня Игорь Викторович. Что тут? Боевик и кинокомедия. Куда мне сейчас еще и боевик смотреть, в моем-то состоянии. Может, хоть посмеюсь…
Однако посмеяться мне, хотя и очень этого хотелось, не удалось. Вместо того чтобы тащиться от приключений какого-то психолога, которому в наследство от отца досталась слониха, я почему-то вновь и вновь вспоминала все того же Петра Васильевича. И не просто вспоминала — коль учесть мое взволнованное состояние.
Ладно, постоянно вертелось в мозгу, я во все это дерьмо вляпалась по собственной глупости, да, из желания заработать. Самойлов, насколько я могу судить, изначально, едва ли не с пеленок, был бандитом. Боксер слишком привык к красивой жизни, а кроме как кулаками махать да по морде получать, больше ни на что не способен. Игорек, понятно, «шестерка». Майор Колесов за деньги на все согласен… Ну и так далее, данный список изначально порочных людей можно продолжать и продолжать. Ну а этот-то, этот — человек, гордый, независимый человек — он-то как в подобную компашку попал? Впрочем, как именно он сюда попал, я уже знала. А вот почему всей этой камарилье столь верно служит?..
Да что ж это ты, любезный Петр Васильевич, так прилип-то ко мне, а? Ну пойми же ты, дубина стоеросовая: не прельщаешь ты меня совсем, никоим образом, ну никак не прельщаешь! Что ж тебе еще-то надо-ть?
Убеждала я себя в этом, а у самой все внутри прямо сжималось от проклятого выпитого зелья. И Мезенцев все время стоял перед глазами…
Бред какой-то, такого у меня никогда не бывало. И быть такого не может! Ну а если кто вздумал бы рассказать нечто подобное — наверное, в жизни не поверила бы.
А с экрана «видюшника» придурковатый парень спрашивает про слониху:
— А как они трахаются, эти слоны? Представляешь, такая махина развалится…
Черт побери, у них что же, других тем для разговоров нет, про это дело только?
Я с места, не поднимаясь, нажала кнопку на пульте «ленивчика» и погасила экран. Хватит, в конце концов. Лучше я лягу да постараюсь заснуть, и впрямь ведь устала за эти дни. Глядишь, может, и в самом деле завтра домой отправлюсь. Да еще с такими деньжищами!
Ох и кутну же я тогда, ох и задам же всем жару!..
Сладко потянувшись, мгновение поколебавшись, решительно сбросила с себя халатик, прошла к столику, над которым висело огромное зеркало. Что, нравится?.. Ну так смотрите же, гады, недолго вам осталось мной любоваться!
Я демонстративно наполнила стакан, бросила в него два кусочка слегка подтаявшего льда и прошла к постели. Улеглась, не укрываясь, сполна отпила зелья. Почувствовала, как по телу прошлась легкая приятная волна.
Эх, жаль, мелькнуло досадливо в голове, что я сразу не догадалась кувшин поближе к постели перенести. А теперь уже подниматься лень.
Сейчас допью — и спать! Сны у меня скорее всего будут те еще, как говорится, с картинками сниться… Ну да ладно. Кто его знает, может, завтра и наяву отведу душу…
А перед глазами опять всплыл Петр Васильевич. И мне в этот раз совсем не хотелось прогонять его образ.
3
Я уже совсем было задремала, когда услышала осторожный стук в дверь. Так в комнату к женщине мог стучаться только мужчина. Мужчина… И у меня вдруг вновь замерло сердце.
Теперь уже я ни на йоту не сомневалась, что за дверью стоял и несмело стучал в нее именно Петр.
Я поспешно потянула из-под себя покрывало, на котором, не расстилая постель, дремала. Лишь добравшись до простыни, натянув ее на себя, крикнула:
— Войдите!
Чутье на сей раз меня не подвело. Это и в самом деле был тот, кого я и ожидала увидеть. Петр Васильевич Мезенцев. Собственной персоной.
Он переступил порог и остановился, потупившись. В принципе, если уж на то пошло, любой мужчина, переступая порог спальни, в данном случае имеется в виду, естественно, женская спальня, увидев в постели женщину, должен смущаться… Впрочем, я говорю ерунду! Мужчина должен делать одно из двух: либо вообще не переступать порога женской спальни, либо только с позволения хозяйки, и тогда уж действительно нечего смущаться. Хотя…
Хотя, насколько беднее и скучнее стала бы наша жизнь, если бы хоть изредка какой-нибудь нахал не переступал порог женской спальни без нашего на то — хотя бы показного — разрешения!
— Вы позволите?
Итак, он был явно смущен. И, исходя из этого обстоятельства, было совершенно очевидно, что и ему я не даю покоя. А это всегда приятно. Это всегда приятно всякой женщине. Кто будет спорить?.. Что-то не слышу бурных возражений.
— А, это вы… — протянула я по возможности томно. — Очень приятно. Рада вас видеть у себя… Слушаю вас, Петр Васильевич…
Он глядел на меня жадно, словно пытался угадать под простынкой очертания моей фигуры. Наверное, она прорисовывалась достаточно четко. И, скорее всего, тонкая материя не скрывала, что под ней я была абсолютно голая. И мне этот его жгучий мужской взгляд отнюдь не был неприятен.
Петр смутился от того, что я это заметила, оторвал глаза от моих очертаний и стал смотреть на мое лицо.
— Здравствуйте, Виолетта Сергеевна… Я тоже рад вас видеть.
Его мощная фигура никак не гармонировала с несмелым тоном.
— Добрый вечер, Петр Васильевич, — отозвалась я. — Какими судьбами?
Мезенцев сразу подобрался, едва ли не руки по швам вытянул.
— Я приехал сюда с поручением от Вячеслава Михайловича, — сообщил он мне.
Нет сомнения, что если бы мной самой не владел в тот момент бес желания, я бы, скорее всего, так не поступила бы. А тут — не сдержалась.
— И только по поручению? — переспросила я. — А как же зов сердца?
Он коротко стрельнул в мою сторону глазами и опять отвел их. Тут уж третьего быть не может: мужчина на красивую женщину, лежащую, едва прикрытую простынкой, в постели, либо глядит откровенно, либо же, напротив, старательно этого избегает.
Мезенцев на мою провокацию не поддался. Вернее, постарался не поддаваться.
— Вячеслав Михайлович просил передать вам ваш гонорар. Ваши деньги…
Он достал из кармана конверт, сделал шаг к кровати и протянул его мне. А глядел не на мою руку, не на выражение лица — теперь уже откровенно любовался мной! Уж я-то такие взгляды прекрасно знаю.
Петр не был красивым, хотя лицо его выделялось суровостью и мужеством. И тем не менее, я тоже с удовольствием смотрела в его жадно распахнутые зрачки. Он хотел, он жаждал меня!.. И покажите мне женщину, которой неприятен такой взгляд!
— И что же в нем?
Мне было приятно слушать его голос. Потому и задала этот абсолютно лишний вопрос.
— Здесь десять тысяч долларов новыми «сотками», — ровно ответил Петр Васильевич. — Можете пересчитать.
Я не собиралась пересчитывать. Мне вдруг нестерпимо, до боли, до судорог, до… Не знаю чего.
Мне просто нестерпимо захотелось его, Петра Васильевича Мезенцева.
— Пересчитать? — переспросила я. — Я не буду пересчитывать… Выпьешь со мной?
Отставной офицер швырнул конверт на столик. Взглянул на меня.
— С тобой?
Он понимал, что со мной происходит, и не задавал лишних вопросов. И я знала, что и он испытывает ко мне такое же влечение. Это было какое-то взаимное наваждение, обоюдная страсть.
— Со мной, — не стала кокетничать я.
Он прошел к столику, налил в пустой стакан коньяку, который пила Настоятельница. Потом вожделенно взглянул на меня.
— А тебе чего?
Мне не хотелось ничего ему говорить. Только молча качнула головой в сторону кувшина.
Петр Васильевич наполнил еще один стакан и принес его мне. Я его выпила, этот напиток. Потому что мне очень хотелось, чтобы зелье пробрало меня как можно сильнее.
Я его безумно хотела, этого офицера-неудачника, Петра Васильевича Мезенцева.
