Николай Стародымов - Исповедь самоубийцы
Хорошо?
Ну а теперь, милый ты мой старичок, я тебя целую. Все эти годы твоя жена меня к тебе ревновала. Так что эти слова ты можешь вымарать. Хотя… Хотя к покойникам не ревнуют… Или ревнуют? Мне это не дано узнать. А ты узнаешь.
Целую тебя. Ты об этом мечтал при моей жизни. Я это делаю сейчас посредством бумаги, когда ты ощутить это уже не сможешь.
твоя Виолетта».
2
…Не скрываю, было у меня желание закончить данное повествование на «письменном поцелуе» Леточки. Но история, как то нередко случается в жизни, получила продолжение, которого я никак не ожидал.
Итак, рукопись в издательство я сдал практически без правки. Не то чтобы я не видел имеющиеся в оригинале огрехи. Там, в ее «Герострате», кое-где есть даже логические нестыковки между отдельными главами. Тем не менее, рукопись приняли. Жена, прочитав подготовленную к печати рукопись, высказалась в том смысле, что ей было бы (в чем я, признаться, глубоко сомневаюсь) несравненно легче, если бы я ей изменил физически, чем если я питал что-то к кому-то и эта кто-то питала что-то ко мне взаимно… На Петровку меня не вызывали…
…В то утро я уже собирался было выходить из квартиры на работу, когда во входную дверь раздался звонок. На пороге стояла наша почтальонша, которую я немного знал.
— Какими судьбами? — изобразив приветливую улыбку, встревожился я.
— Вам бандеролька пришла.
…В бандерольке оказалась видеокассета. Без каких-либо сопроводительных бумаг.
Естественно, я решил, что ради такого случая можно позволить себе слегка опоздать на работу. Сбросил куртку и вернулся в комнату.
Когда я включил видик и телевизор, на экране проявилось лицо. Я, по большому счету, не отличаюсь глубокой прозорливостью и интуицией. Но тут узнал этого человека мгновенно, хотя и никогда раньше его не видел. На экране был Вячеслав Михайлович Самойлов собственной персоной. Человек, который застрелился, убив перед этим нескольких своих подручных. Человек, который стал причиной, по которой перестала жить Леточка.
Он улыбался, Вячеслав Михайлович. Улыбался мудрой понимающей улыбкой, глядя прямо мне в глаза.
— Здравствуйте, — вежливо произнес Самойлов. — Думаю, вы уже поняли, кто я такой. Но на всякий случай представлюсь: я и есть тот самый Самойлов Вячеслав Михайлович. Прошу вас максимально сосредоточиться, чтобы с первого раза воспринять то, что я вам скажу… Кроме того, я сейчас сделаю паузу, чтобы вы могли приготовить карандаш и бумагу. Прошу вас, я подожду, — человек на экране поощрительно улыбнулся и умолк. Ничего не понимая, я все-таки вышел в прихожую и взял блокнот и карандаш, лежавшие возле телефона. Едва успел вновь устроиться в кресле, он заговорил опять — Итак, я заранее знал, что Виолетта Сергеевна передаст рукопись именно вам. Точно так же я не сомневаюсь, что вы выполните ее просьбу и сделаете все, чтобы книжка увидела свет. Более того, не сомневаюсь, что к тому времени, как вы смотрите эту запись, ее уже нет в живых — я об этом тоже позаботился, думаю, вы поймете, каким именно способом… Вы, несомненно, меня осуждаете. Вы не верите, что я ее любил. Но это неважно. Главное в другом. Вы должны… Подчеркиваю: вы должны, обязаны, вынуждены, это входит в вашу жизненную миссию… Короче говоря, вы должны сделать следующее. Когда книга Виолетты Сергеевны увидит свет, вы должны будете пять экземпляров ее переслать моей дочери. Если вас спросят об этом, если вы сочтете нужным вставить этот мой визит к вам с того света в эпилог книги — пожалуйста, это дело ваше. Если вас будут спрашивать о чем-то — это тоже неважно. Главное для меня состоит в том, чтобы моя дочурка получила эту книгу. Расходы на эту посылку вы можете оплатить из тех денег, которые вам, как я понимаю, должна была передать Виолетта Сергеевна. Это будет справедливо.
Вячеслав Михайлович на экране поднес к губам чашку, насколько можно было судить, с горячим кофе, аккуратно отпил несколько глотков и после этого продолжил.
— Вы это сделаете, не правда ли? — Самойлов усмехнулся. Усмехнулся как-то хитро, коварно, зловеще, неискренне. — Вы это обязательно сделаете, я в этом не сомневаюсь. Ну а после этого…
Он опять пригубил чашку с кофе. И хитро подмигнул мне с экрана.
— Ну а что будет после этого, спросите вы? Вы ведь сейчас, скорее всего, думаете, что после этого в ваш подъезд войдет парочка крепких ребят с ножами и кастетами. Не так разве?
Кто бы спорил, как говорила Леточка. Естественно, такая мысль у меня мелькнула в голове. Я отправлю пакет, а потом, конечно, стану нежелательным свидетелем.
Впрочем, свидетелем чего? Как тяжело быть участником игры, в правила которой не посвящен.
…Вячеслав Михайлович между тем посуровел, пристально смотрел мне прямо в глаза.
— В общем, так, — серьезно произнес он. — Я, человек, добровольно ушедший из жизни, прошу вас выполнить мою посмертную просьбу. Перешлите книги по адресу, который вы сейчас запишете. И после этого считайте, что вы отстояли светлую Леточкину память.
Ухмылка, с которой он на меня глядел, стала просто дьявольской.
— Ну а теперь я вас прошу: дослушав адрес, который я вам сейчас назову, тщательно запишите его, потом быстренько достаньте эту кассету из своего «видика».
Изображение Вячеслава Михайловича четко продиктовало адрес, по которому мне предстояло переслать книги. Если этот адрес переложить на российский манер, он бы звучал так: «Лондон, Главпочтамт, человеку, который такого-то числа назовет такое-то число».
Я торопливо записал цифры, после чего нажал соответствующую клавишу, и видеокассета выскользнула мне в руки. Почему ее необходимо было срочно извлечь? — недоумевал я. Впрочем, мое недоумение длилось недолго.
В кассете что-то едва слышно хрустнуло, и я увидел под прозрачным пластиком, как внутри ее разлилась жидкость. Коричневая лента на глазах начала расползаться, скукоживаться. Очевидно, как потом я понял, в кассету был встроен какой-то механизм, который, по истечении определенного времени после ее включения, сработал и разбрызгал внутри корпуса кислоту.
Поистине, уму и прозорливости покойного можно было поразиться.
Да, я отправлю его дочке эти пять экземпляров книги, которая стоила Леточке жизни. Пусть доченька узнает, каким образом отец обеспечил ей благосостояние. Дойдет ли до нее это? Кто ее знает. Быть может, и нет. Но только, как поется в моей любимой песне, которую сейчас несправедливо забыли, «ничто на земле не проходит бесследно». В высший суд я не верю: если бы кто-то и в самом деле смотрел на нас со своей олимпийской высоты, он не допустил бы того, что сейчас творится на нашей грешной земле. А потому судить человека должен только человек, а не кто-то, сидящий на облаке, свесив ножки и с любопытством созерцая, как мы тут копошимся, в этой грязи.
И я, надо сказать, счастлив, что Леточка умерла, так и не поняв самого главного. Ведь не только ее любовь к Петру ей внушили. Как было ясно из намека Самойлова, ее запрограммировали и на самоубийство. Что это меняет? Это меняет принципиально самое главное.
Дело в том, что ДУША ЛЕТОЧКИ НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА СОВЕРШЕННОЕ ЕЮ САМОУБИЙСТВО.
Не знаю, как кому, а мне от этой мысли стало легче.
Светлая тебе память, Леточка!
Аминь!
