Виктор Каннинг - Рука-хлыст
Меня разбудило громкое воркование голубей на крыше. Я посмотрел на часы: четверть пятого.
От двери вниз вел короткий пролет каменных ступенек, которые спускались в узкий коридор. Пол его был покрыт толстым слоем пыли, а под ногами у меня хрустел помет летучих и обычных мышей. Коридор кончался маленькой кухней. Здесь была каменная раковина и кран с холодной водой, множество тусклых медных сковородок и маленький электрогриль, оплетенный паутиной. За кухней располагалась комната с изъеденным молью ковром, старинным стулом с подлокотниками и сундуком, а на стене висела картина, на которой был написанный маслом портрет седоволосого старца в одеянии судьи.
Миновав холл, я попал в спальню; здесь стояла кровать с пологом, на которой не было ничего, кроме матраса и подушки. Еще здесь была гостиная со вделанной в стену нишей. В нише располагались полки, на них стояли книги в кожаных переплетах. Возле маленького, отделанного мрамором камина — пара диванчиков и стул. Стены, к которым медными гвоздями была прибита кожаная обивка, украшали картины, темные и грязные. В конце комнаты я увидел две двери. Одна вела к крошечной ванной и туалету, а вторая, запертая, как я догадался, вела в главные помещения флигеля. Я попытался посмотреть, что за дверью, заглянув в замочную скважину, но мне помешал ключ, вставленный в замок с другой стороны. Было не так уж трудно вычислить, что за человек здесь жил — какой-нибудь бедный родственник, которого поселили отдельно, чтобы он никому не мешал, и о котором потом благополучно забыли. Так с тех пор здесь все и стояло, и если бы не пыль, паутина и толстый слой мышиных катышков, сюда в любой момент можно было вселяться. Из крана бежала вода, гриль и лампы работали да и в ванной все было в порядке.
Я отрезал себе ломтик колбасы, запил стаканом воды и уселся у окна гостиной, глядя на передний двор замка. В восемь часов на крыше, весело насвистывая, принялся за работу Хессельтод.
Я просидел у окна четыре часа, и все эти четыре часа прошли крайне интересно.
Первым появился во дворе немолодой человек, который, как я был совершенно уверен, был не кем иным, как профессором Вадарчи. Он подошел к широкой, отделанной камнем чаше, наполненной водой. В бинокль я увидел золотых рыбок и водяные лилии. Какое-то время он развлекался игрой с тремя-четырьмя сводчатыми светильниками, установленными вокруг чаши. Минут через десять появилась мадам Вадарчи. На ней было длинное белое платье, на голове — одна из ее больших уродливых шляп, а в руке — зонтик от солнца с бахромой по краям.
Она присоединилась к профессору, они подошли к краю озера и сели на скамейку под плакучей ивой. Старик курил, мадам Вадарчи читала газеты — обыкновенная, невинная парочка, наслаждающаяся утренним солнцем.
Час спустя появился Зигфрид. Облаченный в купальные трусы и спортивные сандалии, он присоединился к компании, сидящей под ивой, пару раз отжался и сделал несколько переворотов. Затем я увидел, как во двор вышла Кэтрин — она направилась прямо к ним.
Я наставил на них бинокль. Кэтрин была одета в махровый халат, а светлые волосы были собраны на затылке и туго перетянуты резинкой. Она повернулась ко мне боком, и я увидел ее профиль — она смеялась, разговаривая с какой-то девушкой.
Светлые волосы Кэтрин, ее синие глаза, загорелая кожа, то, как она ходила и смеялась, — все это по-прежнему околдовывало меня. Полминуты я зачарованно смотрел на нее, думая о том, как глупо вел себя с ней, а затем перевел бинокль на вторую девушку. Она была чуть выше Кэтрин, тоже светловолосая, свой купальный халат она несла в руках. На ней был лишь белый купальник. Очевидно, это была Лотти Беманс.
Когда они подошли к остальным, Зигфрид поднялся к ним навстречу и обнял обеих за плечи. Он держался с ними совершенно по-свойски.
Он указывал рукой на озеро, что-то объясняя. Девушки положили свои халаты на скамью, сняли сандалии и встали у берега озера. Я увидел, как Зигфрид опустил руку, и девушки, словно торпеды, нырнули в озеро. Мое поле зрения было ограничено оконной рамой, и я видел лишь кусочек озера. Они скрылись из виду, и я подумал, что они почти ничем не отличались друг от друга. Секунд через тридцать девушки появились снова. Они плыли обратно, и одна из них шла на ярд впереди. Я не мог сказать, кто именно, пока она не доплыла до берега. Зигфрид спустился к ней и помог ей выбраться. Это была Лотти, она хорошо была видна мне — запыхавшаяся и смеющаяся.
Кэтрин вылезла из воды сама, и несколько минут на нее не обращали внимания. Не знаю, каким образом должен был пройти отбор, но Лотти составила ей жестокую конкуренцию.
Я отвернулся от окна, стараясь не думать об озере Заферси, которое находилось не так уж далеко отсюда. Я яростно ударил по подушке, лежащей на ковре, выбив целое облако пыли, которая забилась в горло, и мне пришлось сходить на кухню за водой.
Когда я вернулся к окну, у берега озера уже никого не было.
Я выбил немного пыли из диванчика и растянулся на нем.
Вскоре я вдруг понял, что больше не слышу стука, доносящегося с крыши.
Я встал, осторожно открыл дверь и выглянул наружу. Несколько голубей возмущенно поднялись в воздух. Я подошел к башенке и с ужасом понял, что совершил главную ошибку, какую только можно совершить в нашей работе. Я не позаботился обеспечить себе отступление. Я сидел на крыше замка, и у меня не было возможности спуститься вниз, разве что через само здание. Этот подлец Хессельтод закончил свою работу на башенке, и длинная лестница лежала сейчас на нижнем скате крыши в двадцати пяти футах от меня.
Глава 17
Философия Кэтрин
Неизвестно, сколько времени мне, точно выброшенному на необитаемый остров, предстояло просидеть в этих комнатах или на крыше, поэтому я, как потерпевший кораблекрушение, первым делом как следует осмотрел свой маленький двойной островок.
На крыше я нашел приличные запасы пищи. Если бы я оказался на острове в Тихом океане, пищей мне служили бы чайки и их яйца. Здесь же были голуби и их яйца. По крайней мере, голодная смерть мне не грозила.
Кроме того, нашел и питье — в буфете в гостиной. Там стояла пара бутылок бренди и две бутылки вина. Здесь же, в гостиной, за шелковой занавеской, прикрывающей несколько книжных полок, обнаружилась стеклянная дверь около четырех футов в высоту с целым набором ящиков внизу. За дверью располагался стенной шкаф, в котором я обнаружил пару охотничьих ружей и дробовик 12-го калибра, В нижних ящиках лежали коробки с патронами. Осматривая их, я краем глаза заметил название книги, стоящей на полке справа.
Это были «Любовные преступления» маркиза де Сада. Здесь же стояли «Жюстина» и «Философия в будуаре». Кроме этих книг, были произведения и других авторов: около тридцати томов эротического содержания.
Я долго еще смотрел в окно, но снаружи не было никакого движения. А когда село солнце, я вышел на крышу.
Меня совершенно не волновала та политическая чушь, в которую были вовлечены обе девушки. Те, кто затеял все это, не отошли бы ни на дюйм от своих планов, чтобы уберечь девушку от гибели в озере. Таковы жизненные принципы таких, как Сатклифф, Малакод и Шпигель. Дело прежде всего. И все, о чем я был в состоянии думать, — это вертолет, низко летящий над озером, в темноте, с грузом на борту, который надлежит сбросить вниз.
Я должен был связаться с Кэтрин, а значит, нужно взломать дверь и попытаться пробраться через здание. Я должен забрать отсюда девушек, и мне, возможно, придется применить силу. У меня есть пистолет «Le Chasseur», и было бы очень кстати, чтобы оружие было и у девушек. Я знал, что Кэтрин умеет стрелять.
Когда темнота окутала долину и холмы, я спустился в комнаты. На окнах гостиной висели плотные бархатные занавески.
Я задвинул их и включил свет.
Потом открыл стенной шкаф и вынул дробовик. Это было двенадцатимиллиметровое, бескурковое ружье фирмы «Когсвелл и Гаррисон», хорошо сработанное, укрепленное декоративными пластинами, а в одном из ящиков внизу я нашел к нему патроны. Два других ружья оказались немецкими вальтеровскими, одно калибра 10,0 миллиметра, и выстрел из него мог бы свалить слона, второе оказалось винтовкой калибра 5,5 миллиметра. Последняя модель показалась мне более удобной. Пули диаметром пять с половиной миллиметров могли заставить человека как следует обдумать свои намерения, а если это единственное, что вам нужно, нет смысла использовать оружие, которое легко может снести ему голову.
Я положил две винтовки и патроны на стол.
Затем затворил стеклянную дверцу шкафа. Вместо ручки у него выступала круглая медная шишка. Может, из-за того, что эту дверцу не открывали много лет, шла она с трудом. Чтобы закрыть дверцу, я с силой надавил на шишку, затем принялся поворачивать ее влево, чтобы маленький язычок замка не зацепился за его рамку. Дверца неожиданно встала на место, я едва не упал. Рука, держащая медную шишку, нечаянно крутанула ее еще на пол-оборота, и вдруг весь шкаф отворился как дверь, и открылся проем четырех футов в высоту и трех в ширину. При свете лампы, висящей за моей спиной, я увидел ряд узких каменных ступеней, круто идущих вниз на пару ярдов, и очертания еще одного проема высотой в шесть футов и шириной, достаточной для человека не слишком толстого.
