Кэрролл Дейли - Рыцари раскрытой ладони
Оказалось, что члены Клана называют себя не «братьями» или чем-то в этом роде, а — гражданами. Посвящение называется «натурализацией». При этом произносится клятва, способная любому сдвинуть мозги набекрень своей длиной, скверным английским и прогнилостью идей. Затем новый «гражданин» клянётся никогда не давать показаний против члена Клана, если тот не совершил изнасилования, умышленного убийства или предательства. Ничего себе! Значит, добро пожаловать взломщики, фальшивомонетчики и прочие мошенники; требуются также поджигатели и не знаю, кто ещё. Теперь мне стало ясно, почему был так обижен Немой Роджер и почему все жулики рвутся стать членами Клана.
Вслед за клятвой раздали пуговицы — без доплаты, но с новой порцией говорильни. Стоили они по центу за десяток, — в детстве мне часто попадались похожие...
Но пока я не услышал ничего по-настоящему интересного: никто не вспоминал ни о мальчике, ни даже обо мне, Рейсе Вильямсе. Это задевало моё самолюбие. Правда, до меня долетело, что они собираются провернуть какое-то новое дельце — и так, что никто не сможет их уличить. Был создан комитет, но о самом дельце не сказано ни слова. Было только ясно, что кому-то не поздоровится.
Те, кто вступает в Клан потому, что относится к типу людей, которым обязательно надо куда-то вступить, обычно понятия не имеют, за что надо избивать беспомощных стариков или слабых женщин. Они просто исполняют поручение. Зачем — знает только Бог. Они перестают быть мужчинами и превращаются в недоумков, которые слушают, развесив уши, болтовню о том, что надо «очистить страну» и сделать её пригодной для белой расы. И всё — за десять долларов. Я сам, конечно, тёртый калач, но тут почувствовал себя белым, как мой балахон, по сравнению с большинством этих ублюдков.
Как раз в тот момент, когда я размышлял, какая мне польза (кроме морального удовлетворения) от этого зрелища, меня поджидал неприятный сюрприз. За пределами площадки поднялся шум, прибежал охранник, а за ним — моя жертва, владелец «форда».
Поднялся бедлам, и я решил, что мне крышка, если не успею слинять, — и я слинял. В суматохе оказалось совсем нетрудно выбраться из круга и нырнуть в густые заросли. Я залег там и стал наблюдать. Я не собирался спасаться бегством — это не в моих правилах. Мне надо было закончить дело. Если эта орава свяжется со мной — что же, появится несколько мёртвых «клиглов», не говоря уже о парочке мёртвых «клодардов».
Я надеялся, что, разыскивая меня, они снимут капюшоны, и я смогу разглядеть их рожи. Увы, ничего подобного. Когда они немного поутихли, обиженный мною парень начал обходить весь круг, приглядываясь к балахонам. Вероятно, его собственный был залит супом или чем-нибудь в этом роде. Но его поиски не увенчались успехом и, посовещавшись, они распустили собрание и поспешно разъехались. Страх перед Рейсом Вильямсом засел в их сердцах. А в это время он сам лежал в кустах и проклинал своё невезенье.
Я надеялся, что они хотя бы попробуют прочесать заросли, но ошибся. Тем не менее, я сбросил ночную рубашку, чтобы она не мешала в перестрелке. Ребята, однако, были явно не склонны к самоубийству. Прошло десять минут, и шум моторов уже замер вдали, а я собирался возвращаться в город, когда на пустынной прогалине вдруг появились две фигуры в балахонах. Они явно не намеревались заниматься поисками, а скорее были расположены отдохнуть. Собираясь закурить, один из них снял капюшон — и я узнал Пушистую Харю. Уж его-то я успел оценить: где этот тип, там жди неприятностей.
Я тихонько пополз в их сторону, надеясь подслушать разговор. Было полнолуние, и мне следовало быть крайне осмотрительным. Осторожно передвигаясь между деревьями, я вдруг услышал шум мотора. На обочине остановилась машина — не какая-нибудь колымага, а большой спортивный автомобиль. Выключив двигатель, из него вышел парень и прошёл по просеке в десяти шагах от меня. Хотя балахона на нём не было, его физиономию я не успел разглядеть.
Двигаясь следом, я достиг конца просеки и услышал, как он обратился к двум другим:
— Эд будет здесь через десять минут, и тогда...
— Тcсс... — раздалось предупреждающее шипение Пушистой Хари.
Но я знал теперь всё, что требовалось. У меня было десять минут, и я помчался по дороге к месту, где оставил велосипед. У меня не было времени двигаться перебежками, ныряя за деревья, но я никого не встретил. Впрочем, повезло ему, а не мне.
Велосипед был на месте, и вскоре я уже стоял наготове невдалеке от машины, чтобы начать гонку.
Через пять минут мы тронулись в путь: четверо в машине, а я следом на велосипеде. Никто не включал фары.
Первая часть пути оказалась не очень сложной; они не спешили, и дорога была ровной. Но луна зашла за облако, и мне пришлось держаться совсем близко к автомобилю. Тут мы достигли подъёмами дело пошло хуже. Когда же они свернули на крутую и извилистую дорогу, от велосипеда уже не было толка.
Похоже, я оказался в тупике. Я остановился и, тяжело дыша, слушал рокот мотора — всё дальше и дальше от меня, — и вдруг он прекратился, именно прекратился, а не затих. Я посмотрел вверх по склону и увидел свет. Он промелькнул и исчез. Хватит, покатался. Я прислонил велосипед к дереву и пошёл на своих двоих. Через двадцать минут я оказался на вершине холма; на другой стороне был обрыв, а внизу грохотал горный поток. Я слышал падение воды далеко внизу. Тут снова выглянула луна, и в пятидесяти шагах я увидел бревенчатый домик на самом краю обрыва. Недалеко от него стоял автомобиль.
Поблизости никого не было видно, и я подкрался к домику, пытаясь заглянуть внутрь. Но ничего не вышло. Я только уловил слабый свет в щелях между брёвнами. Единственное окно было заколочено. Я осторожно подергал дверь: заперта. Я решил попробовать взобраться на крышу, чтобы найти там щель пошире.
Я обогнул домик и тут услышал, как с громким скрипом открылась дверь. Зазвучали шаги. Сжав в каждой руке по пистолету, я попятился в нишу за углом дома и стал ждать. Луна светила отменно, и мне были ясно видны двое мужчин, направлявшихся к краю обрыва, ведя между собою кого-то, судя по фигуре, подростка. Руки его были связаны, но ноги свободны, и он о чём-то упрашивал тихим голосом.
— Я ничего не скажу об убийстве, ни слова.
У него подкосились ноги, и мужчины почти волокли его к обрыву.
— Правильно, ты уже ничего не скажешь.
Один из мужчин разразился смехом.
— Давай, Эд, поработай ножом, — обратился он к напарнику.
— Лучше просто столкнём пацана вниз, — пробормотал Эд. Эта работа была ему явно не по нутру, и его голос срывался.
— Ладно, давай нож сюда, — произнёс первый насмешливо. В следующий миг над головой мальчика блеснул клинок.
Бах!
Верно, это заговорил мой пистолет, и один из бандитов свалился, как подкошенный. Другой выхватил пистолет и растерянно оглянулся. Но он ничего не успел разглядеть — по крайней мере, в этом мире. Я попал ему точно в голову — на таком расстоянии я не мог промахнуться. Он свалился в сторону обрыва, и я услышал, как его тело скатывается вниз, увлекая за собой камни.
Я — не убийца, но учтите, что их было четверо, и осталось разобраться ещё с двоими. Я совершил бы ошибку, просто ранив этого типа — он мог бы очухаться в самый неподходящий момент.
Мальчик стоял на месте, слегка покачиваясь на ослабевших ногах. Я опасался, что он свалится с обрыва следом за бандитом.
— Ложись, болван, — закричал я, и он рухнул, как бревно, и затих. Я стал ждать. Джентльмены в домике, конечно, слышали выстрелы и обязаны были появиться. На пороге, действительно, замаячила фигура очередного бандита. Он стал красться к обрыву, и в лунном свете блеснул ствол пистолета. Бандит появился и тут же исчез из кадра, как в кино. Я уложил его одним выстрелом.
— Номер три, — сказал я и снова начал ждать; вечеринка ещё не закончилась.
И тут что-то хрустнуло у меня за спиной, вероятно, сухая ветка. Я молниеносно повернулся и увидел в лунном свете гнусную ухмылку Пушистой Хари. Его пистолет заговорил первым. Я почувствовал, словно раскалённый прут обжёг мой висок.
Конечно, я тоже выстрелил и, вероятно, разрядил оба пистолета. Но я уже ничего не видел, стреляя — перед глазами затанцевали ослепительные искры, а затем наступил мрак — смертельно-чёрный мрак и ощущение, словно я тону в нём. Я чувствовал, как земля уходит у меня из-под ног; я ждал, что пистолет противника пролает снова. Но не дождался.
Вскоре зарокотал мотор, заскрежетали сцепления — моя пальба напугала Пушистую Харю. С этой мыслью я осел на землю. Всё исчезло во мраке.
Когда я пришёл в себя, я был в домике и надо мною склонились несколько человек. В одном из них я узнал шефа полиции Клинтона.
С минуту они совещались. Из их слов я понял, что полицейский патруль наткнулся на Вилли Томпсона, бредущего по дороге; он отвёл их к бревенчатому домику. До меня дошло также, что Пушистой Харе удалось смыться. Затем я снова отключился.
