Сью Графтон - «А» – значит алиби
Никки быстро подошла к двери. На ней был длинный легкий халат нежно-огуречного цвета со свободными рукавами и вырезом, обшитым круглыми большими блестками. Волосы на сей раз были убраны со лба и собраны сзади в пучок, обвязанный светло-зеленой бархатной лентой. Выглядела она вполне умиротворенной: лоб разгладился, серые глаза смотрели ясно и спокойно, а слегка приоткрытый рот с тронутыми розовой помадой губами создавал впечатление скрытой душевной радости. Ее прежняя вялость исчезла, уступив место неподдельной живости. Я захватила с собой альбом с фотографиями, который просила передать Диана, и протянула его Никки, как только она закрыла за мной дверь.
– Что это? – поинтересовалась она.
– Диана собрала снимки для Колина, – объяснила я.
– Пойдем к нему, – предложила она. – Он сейчас делает хлеб.
Я последовала за ней через весь дом. Здесь не было ни одной прямоугольной комнаты, все помещения как бы перетекали одно в другое, связанные между собой сверкающими полами светлого дерева и яркими пушистыми паласами. Везде много окон, растений, застекленных крыш. Камин в гостиной, выложенный из огромных серо-коричневых булыжников, скорее напоминал вход в пещеру. Деревянная лестница у дальней стены вела наверх, в мансарду, откуда, должно быть, скрывался роскошный вид на океан. Оглянувшись, Никки радостно мне улыбнулась и положила альбом с фотографиями на журнальный столик.
Полукруглой формы кухня была обставлена мебелью из натурального дерева и белого пластика. Здесь тоже было полно пышных и ухоженных комнатных растений, а из окон на все три стороны открывался вид на широкую веранду и дальше на океанские просторы, в это время слегка размытые и окрашенные в жемчужно-серые оттенки.
Колин сидел ко мне спиной и сосредоточенно замешивал тесто для хлеба. Его волосы такого же бледного, почти бесцветного оттенка, как у Никки, симпатично завивались на шее в такие же шелковистые колечки.
Его движения были спокойными и уверенными, и руки с длинными цепкими пальцами явно знали, что им делать. Он подбирал края теста, заправлял их внутрь и снова переворачивал. Колин находился в самом расцвете своей юности, уже начиная вытягиваться, но еще не приобретя соответствующую угловатость. Никки коснулась его рукой, и он мгновенно обернулся, моментально окинув всю меня взглядом. На секунду я замерла. На меня глядели огромные, с легкой косинкой глаза болотного цвета, опушенные густыми темными ресницами Лицо было узкое, с острым подбородком и маленькими прижатыми ушками. Вместе с шелковистой челкой, падающей на лоб, оно создавало просто потрясающий эффект. Они оба словно сошли со сказочной иллюстрации – хрупкие, прекрасные и неземные. Взгляд у него был миролюбивый, погруженный в себя и довольно смышленый. Такой взгляд обычно бывает у кошек – мудрый, отсутствующий и печальный.
Пока мы с Никки переговаривались, он наблюдал за нашими ртами, безмолвно шевеля губами, что придавало ему довольно эротический вид.
– Похоже, я просто влюбилась в него, – заметила я, рассмеявшись. Улыбнувшись в ответ, Никки быстро и элегантно сделала пальцами знаки Колину. Лицо у него тут же осветилось улыбкой – более взрослой, чем полагается в его годы. Я почувствовала, что краснею.
– Наверное, не стоило ему это переводить, – промямлила я. – Может, нам лучше уединиться где-нибудь?
– Я сказала, что ты мой первый друг, которого я встретила после заключения. И что нам надо немного выпить, – успокоила она меня, продолжая жестикулировать пальцами и не отрывая взгляда от лица Колина. – Большую часть времени мы не пользуемся знаками. Просто я решила сама немного вспомнить эту азбуку.
Пока Никки откупоривала бутылку вина, я наблюдала, как Колин готовит хлеб. Он предложил мне поучаствовать, но я покачала головой, предпочитая наблюдать за его сноровистыми руками, которые словно по волшебству придавали куску теста необыкновенно ровную и гладкую поверхность. Неожиданно он издал несколько грубых и довольно неприличных звуков, никак на них не отреагировав.
Никки подала мне холодное белое вино в изящном бокале на тонкой ножке, а сама пила минеральную воду перье.
– О чем я и мечтала, – сказала она, заметив мой взгляд.
– Ты выглядишь намного более расслабленной, чем раньше, – заметила я.
– О да. Чувствую себя прекрасно. Мне так хорошо с ним здесь. Я буквально хожу за ним по пятам, будто домашняя собачка, – совсем не даю парню покоя.
Руки ее двигались автоматически, и я наблюдала, как она синхронно переводит ему наш разговор, не прерывая беседы со мной. Это вызывало у меня легкое недовольство: почему я сама не могу общаться жестами так же, как она? А мне было что сказать ему лично и о чем расспросить – прежде всего как он воспринимает полную тишину в своей голове. Это напоминало мне своего рода игру в шарады; при этом Никки использовала все средства – тело, руки, мимику, а Колин время от времени отвечал ей. Иногда Никки на секунду запиналась, припоминая нужное слово, глядя на сына и подсмеиваясь над своей забывчивостью. В такие моменты его улыбка светилась великодушием и безграничной любовью, так что я невольно прониклась завистью к установившейся между ними дружеской и таинственной атмосфере доверия и подтрунивания друг над другом, где Колин занял положение учителя, а Никки – ученика. Невозможно было и представить Никки с каким-нибудь другим ребенком.
Колин переложил гладкий кусок теста в миску, поверхность которой предварительно смазал маслом, и прикрыл все чистым белым полотенцем. После этого Никки провела его в гостиную и показала подарок Дианы. Колин присел на краешек дивана и наклонился вперед, упершись локтями в колени и разложив перед собой на журнальном столике альбом с фотографиями. Лицо у него было спокойное, но глаза смотрели пристально и внимательно, буквально впиваясь в каждый снимок.
Мы с Никки вышли на веранду. День уже клонился к вечеру, однако солнце еще светило довольно ярко и было тепло. Облокотившись на перила, она глядела на рокочущий внизу океан. В некоторых местах прямо у поверхности я заметила бурые языки водорослей, флагами развевающиеся среди бледно-зеленых волн.
– Никки, ты никому не говорила насчет того, куда и зачем я отправилась? – спросила я у нее.
– Абсолютно никому, – ответила она испуганно, – А почему ты спрашиваешь?
Тогда я поведала ей о всех событиях последних дней – о смерти Шарон Нэпьер, о моих встречах с Грегом и Дианой, о письме, которое нашла в вещах Либби Гласс. Я относилась к Никки с инстинктивным доверием.
– Ты могла бы узнать его почерк?
– Разумеется, – ответила она.
Я достала из сумочки желтый конверт, аккуратно извлекла из него письмо и развернула перед ней. Быстро взглянув на листок, она произнесла:
– Да, это писал Лоренс.
– Хочу, чтобы ты его прочла, – сказала я. – Меня интересует, совпадает ли его содержание с тем, что тебе подсказывала интуиция.
Ее взгляд неохотно коснулся бледно-голубой страницы письма. Дочитав до конца, она растерянно посмотрела на меня:
– Никогда бы не поверила, что все было так серьезно.
– По крайней мере его связи с другими женщинами этим не отличались.
– А как насчет Шарлотты Мерсер?
– О, это настоящая шлюха. К тому же алкоголичка. Как-то она позвонила мне, после чего я ее возненавидела. Должно быть, ты с ней уже беседовала.
Аккуратно свернув и убрав письмо в конверт, я сказала:
– Только не совсем понятен такой переход – от Шарлотты Мерсер к Либби Гласс. Словно скачок через пропасть. Мне казалось, у него был более тонкий вкус.
Никки пожала плечами:
– Из-за болезненного тщеславия его было нетрудно соблазнить. Шарлотта ведь тоже... по-своему интересна.
– Неужели и она обращалась к нему за помощью в деле о разводе? Именно так они и познакомились?
Никки помотала головой:
– Нет, мы просто часто общались с ними. Ведь судья Мерсер был своего рода покровителем Лоренса. Не думаю, что он что-либо знал об их связи, – такое известие просто убило бы его. Пожалуй, это единственный приличный судья, которого я встречала в своей жизни. Сами знаете, что большинство из них собой представляют.
– Мы коротко побеседовали с ней, – сказала я, – но не вижу, с какой стороны она может быть причастна ко всем событиям, о которых я тебе только что рассказала. Тот неизвестный был очень хорошо осведомлен о моих планах и где-то раздобыл эту информацию. Кто-то ведь преследовал меня в Лас-Вегасе. Убийство Шарон не могло просто случайно совпасть с моим предполагаемым визитом.
К Никки подошел Колин и развернул на перилах открытый альбом с фотографиями. Потом ткнул пальцем в одну из них и что-то нечленораздельно, гортанно промычал. Мне еще не доводилось слышать его голос, более низкий для двенадцати лет, чем я ожидала.
– Это день окончания Дианой средней школы, – объяснила ему Никки.
