Лесли Чартерис - Святой едет на Запад
– Ну что ж, отвратительный вы человек, – сказала она, – я надеюсь, теперь, когда вы отреклись от всех человеческих чувств, вы считаете себя в безопасности.
– И это награда за то, что человек вел себя так, как и подобает джентльмену! – возмутился он.
– Вздор! – возразила она. – Джентльмен – это тот, кто ведет себя так, как ты хочешь, и тогда, когда ты этого хочешь. А свинья – это такой же человек, который делает то же самое, но только тогда, когда ты этого не хочешь. Или если он не делает этого, когда ты хочешь.
Саймон улыбнулся и отпил из своего стакана.
– Вы тоже философ в душе, моя дорогая. Значит, здесь и кроется причина того, что вы не захотели разговаривать со мной сегодня днем?
– Мне не хотелось разговаривать с вами в присутствии всех этих ничтожеств.
– Это приятно слышать. А потом...
– А потом вас позвали к телефону.
– Вы, должно быть, ужасно спешили.
– Если вы хотели меня видеть, то знали, где меня можно найти. Я, по правде говоря, надеялась, что вы так и поступите.
Святой поднес зажигалку сначала к ее сигарете, а потом и к своей. Некоторое время он наблюдал за поднимавшимися вверх кольцами дыма, а затем сказал:
– Эйприл, что вы думаете об убийстве Афферлитца?
– Я не слишком над этим задумывалась, – сказала она. – Это одна из тех вещей, которые происходят в жизни время от времени. С таким же успехом он мот и воспаление легких подхватить, вылезая из теплой постели.
– А это может сильно отразиться на вашей карьере?
– Не думаю. Я уже говорила вам, что у меня контракт с Джеком Грумом. После вычета расходов на мое содержание за время, пока я не работаю, он получит половину всей суммы, за которую ему удастся меня продать другой студии. Так что он постарается поскорее найти мне новую работу, чтобы его доля оказалась посущественнее.
– Он вроде бы намекнул мне, – сказал Саймон, – что финансисты, поддерживавшие Афферлитца, могут предложить ему должность покойного. Если это случится, то он наверняка сможет добиться более выгодных условий как для себя, так и для вас.
– Может быть.
Она не проявила пи малейшего интереса к его словам.
– А вам все равно?
– Господи, – сказала она, – к чему переживать по этому поводу? Если он добьется выгодных условий сделки, ну что ж, хорошо. А если нет, я тоже не буду голодать. Мне здорово везет. У меня красивое лицо и фигура, не слишком большой талант и уж совсем немного здравого смысла. Я никогда не смогу стать новой Бэтт Дэйвис и не собираюсь потратить всю свою жизнь на то, чтобы стать звездой. Но я могу прокормить себя, а это уже не так мало.
– И вас не беспокоит, добьется успеха Джек Грум или нет?
– А почему это должно меня беспокоить? Он и сам может о себе позаботиться. Пусть вас не обманывает его одухотворенный вид. Он очень хорошо разбирается, что к чему. Он может вести очень искусную игру – не замечать того, чего не следует, и пресмыкаться там, где это требуется.
– Вчера вечером я задал вам один вопрос, но вы не захотели мне на него ответить. Так что я все еще теряюсь в догадках, было ли что-нибудь между вами?
Казалось просто невероятным, чтобы такое красивое, выразительное лицо могло вдруг сделаться таким бесстрастным и отрешенным.
– Однажды он повез меня на выходные в Палм-Спрингс и вел там себя как свинья. Думаю, у него не хватит смелости попробовать еще раз. Но на мне можно неплохо зарабатывать в кино, а это для него означает очень много.
Саймон стряхнул в пепельницу пепел сигареты.
– Значит, вы не стали бы никого убивать ради него?
– О Господи! Конечно же нет!
– Тогда почему же вы убили Афферлитца?
Без сомнения, Эйприл была хорошей актрисой. Она просто сидела и смотрела на него, ничем не выдавая своей реакции на прозвучавшее обвинение.
– Наш разговор обещает быть интересным, – наконец сказала она. – Продолжайте.
– Кстати, – начал он, – вы, случайно, не слушали новости недавно? По радио?
– Да, слушала какое-то время.
– А вы слышали, что Орландо Флейн пустил себе пулю в лоб?
– Да. В этом тоже виновата я?
– Не знаю. Вам, случайно, не известно, что могло послужить причиной этого самоубийства?
– Причин могло быть много. И для него могла подойти любая. Он всегда был ублюдком. А дела у него в этом городе шли не слишком хорошо. Уже в течение многих месяцев ему было не на что шить, пока Афферлитц не предложил ему работу. Правда, и он очень скоро отказался от услуг Флейна.
– А что вы думаете о Трилби Эндрюс?
– Никогда о ней не слышала. Кто она?
– Больше никто. Она умерла.
Эйприл откинулась на спинку дивана, держа стакан в руках.
– Хокшоу вновь идет по следу, – сказала она. – Продолжайте. Говорите, а я буду слушать. Еще вчера я сказала вам, что мы к этому придем. Я не следователь. Продемонстрируйте мне свою работу.
Саймон достал из пачки новую сигарету и прикурил ее от той, что курил до этого. Потом долил мартини из шейкера в оба стакана, опустился рядом с Эйприл на диван и несколько минут, расслабившись, смотрел в потолок. Сейчас он чувствовал себя очень спокойным.
– Детектив из меня получился паршивый, – сказал он. – Да я, честно говоря, никогда и не хотел им быть... Возможно, что и все прочие детективы таковы. Им удается иногда добиваться успеха лишь потому, что подозреваемые тоже глупы, и не имеет значения, сколько ошибок совершит сыщик. Он действует вслепую и ждет, когда что-нибудь случится и можно будет разгадать головоломку... Я только этим и занимался. Я попытался предъявить обвинения очень многим здесь и был уверен, что однажды нападу на след. Я метался вокруг, приходил к скороспелым выводам, подозревал всех подряд, был самонадеянным и ошибался... Но, в конце концов, я задумался.
Он продолжал размышлять и сейчас, пока говорил, стараясь связать воедино все те разрозненные нити, о существовании которых он уже давно догадывался.
– Байрон Афферлитц был убит выстрелом в затылок в своем кабинете, в своем доме, был убит человеком, которого он очень хорошо знал, во всяком случае, знал достаточно хорошо, чтобы не быть начеку и предоставить убийце возможность выполнить задуманное. Таким образом, мы получаем первый список подозреваемых. Ни у одного из них нет падежного алиби, но, с другой стороны, никто, кроме самого убийцы, не знает точного времени преступления, поэтому все алиби не имеют такого уж большого значения. Я мог бы и сам совершить это убийство. То же самое можно сказать и о вас.
– И вы решили, что именно я это и сделала.
– На месте преступления не было никаких улик, – сказал Святой. – Абсолютно никаких улик. Все они были тщательно устранены. А я был слишком занят прочими вещами, чтобы догадаться, что главная улика заключается именно в этом.
– Я что-то вас не понимаю. Объясните, что вы имеете в виду.
– Когда вы оставляете следы своего пребывания где-либо, это еще не означает, что вы непременно виновны и вам прямая дорога в газовую камеру. Но если вы заметаете за собой следы, то это уже выглядит подозрительно, так как их отсутствие будет свидетельствовать о том, что ваша совесть нечиста. Улика еще не означает смертный приговор, потому что появление ее может носить совершенно случайный характер. Если бы я зашел сюда, убил вас и скрылся, я мог оставить после себя множество следов, но ни один из них не имел бы решающего значения. Криминалист может потом исследовать пыль с ковра под микроскопом, обнаружить в ней частички целлулоидной пыли и сказать себе: "Ага! Здесь был некто, связанный с кинематографом; значит, злодей работает на одной из киностудий". Ну и что же? Под это описание подходят сотни людей... Или же я мог бы оставить на месте преступления коробок спичек из ресторана "Дом Романовых", и проворный сыщик решил бы: "Это был такой-то и такой человек, который посещает такие-то и такие места". Но ведь может быть и так, что я получил эти спички у шофера, который позаимствовал их у другого шофера, а тот получил их от третьего шофера, чей шеф забыл эти спички в машине. И вполне возможно, что сам я даже близко никогда не подходил к "Дому Романовых"... А теперь я хочу сказать вам, что не знаю, что было убрано с ковра Афферлитца пли какие спички были унесены с места преступления, по я абсолютно уверен в отношении одной улики, от которой постарались избавиться и которая позволяет разрешить эту загадку.
– Это звучит просто захватывающе, – сказала она. – Продолжайте.
– Пепельницы были очищены, – сказал он.
Эйприл, потягивая свой мартини, сказала:
– На сигаретах могли остаться отпечатки пальцев. Или... или сорт сигарет мог указать на того, кто их курит...
– Я не большой специалист в этих вопросах, но мне не хотелось бы оказаться на месте того, кто задумает снимать отпечатки пальцев с сигаретных окурков. Курящий, как правило, держит сигарету так, что в лучшем случае можно получить фрагменты отпечатков трех пальцев, но невозможно получить целиком отпечаток хотя бы одного пальца. Кроме того, окурки обычно сминают, они обгорают и пачкаются пеплом. Существует лишь один шанс из миллиона, что вам удастся получить стоящие данные. Что же касается получения улик на основании сорта сигарет, то это, может быть, и было хорошо для Шерлока Холмса, но в наше время уже ее существует такого сорта сигарет, который не курили бы тысячи людей. Кроме того, большинство людей очень легко меняют сорта сигарет, которые курят. Но на окурках сигарет в доме Афферлитца все же мог остаться один след. И такой след не смог бы не заметить даже самый бестолковый следователь.
