Джон Макдональд - Смертельный блеск золота
– Знаешь, Мак, я чуть не уехала. Мне все это неожиданно показалось очень глупым. Я тебя совсем не знаю...
– Я тоже боялся, что ты уедешь.
– Что бы ты тогда делал, малыш?
– Пришлось бы ночевать на автостанции.
– У меня такое впечатление, что я совершаю глупость.
– Ты умная женщина и знаешь, кому можно доверять, а кому нельзя, – успокоил я ее.
– Да... пожалуй, все так и должно быть.
Дом находился в Буэна-Вилласе, недалеко от бульвара Беверли и Сити-Колледж. Джунбаг затормозила перед домом номер 11. Пока я доставал сумки, она поднялась на крыльцо и вытащила из почтового ящика ключ. После этого мы пересекли улицу по диагонали и подошли к дому номер 28.
Вставив ключ в замок, Джунбаг повернулась ко мне и прошептала:
– Дорогой, только обещай, что мне не придется потом жалеть. Я имею в виду – никаких огромных телефонных счетов, никакой грязи, никуда не лазать, ничего не трогать. Я соврала Хани, что ключ взяла для подружки. Но она все равно долго не хотела давать его.
– Можешь не беспокоиться, Джунбаг.
Мы вошли в дом. Джунбаг зажгла свет. Гостиная, спальня, кухня и ванная комната. Я быстро все осмотрел. Сбоку окон нет, значит, днем будет темновато. Френсин была ужасной хозяйкой. Джунбаг нашла пиво в маленьком дребезжащем, холодильнике. Я согласился заплатить за все, что съем и выпью. Мы уселись на диван в гостиной, и Джунбаг начала строить мне глазки. Она ожидала, что я клюну, а я знал, что отреагирует она одним из трех способов: даст отпор, позволит все или до какого-то предела. Но у меня не было ни капельки любопытства узнать, какой из трех способов она выберет.
Я начал бродить по своим новым владениям. На двуспальной кровати Френсин оставила грязные простыни. В маленьком шкафчике в ванной я нашел чистые. Повсюду попадались длинные белокурые волосы. Я постарался собрать их и выбросил вместе с остатками сандвича с сыром, которые обнаружил на кухонном столе. Несомненно, я – прирожденная ищейка. Порывшись в столе, я выяснил, что хозяйку зовут Френсин Броудмастер, 27 лет, разведена. Мне попались несколько пачек писем от разных мужчин, которые, наверное, были ей дороги, как память. Письма оказались со множеством ошибок и сообщали такую массу почти клинических подробностей, что я пришел в ужас.
Собрав всю разбросанную одежду хозяйки и затолкав ее в тумбочку, я распаковал вещи и лег спать.
Итак, я стал городским кроликом, нашедшим себе норку.
Лежа на кровати миссис Броудмастер и прислушиваясь к ночным звукам, я разбередил старую рану. «Прости меня, – были ее последние слова. – Прости за то, что все испортила».
Потом меня обуяла дикая ярость. Мои пальцы сжались в кулаки, мышцы напряглись. Подождите меня, мистер Томберлин. Не уезжайте!
В восемь утра жители Буэна-Вилласа начинали разъезжаться на работу, причем делали это шумно. Они, похоже, не могли уехать, не хлопнув изо всех сил, минимум три раза, дверцей автомобиля, не включив мотор до семи тысяч оборотов в минуту и не переключив его со скрежетом на другую передачу. При этом громко визжали шины. К девяти шум стихал, и я проспал еще с час, пока меня не разбудил телефон. Я начал считать звонки, надеясь, что они прекратятся. Белый телефон стоял у кровати, на мембране виднелись следы от губной помады. После 27-го звонка я убедился окончательно, кто это, и снял трубку.
– Ну и крепко же ты спишь, приятель! – сказала Джунбаг.
– Я хотел убедиться, что это мне.
– А я уже начала думать, что ты очистил квартиру и дал деру.
– Что тут брать, дорогая? Грязное нижнее белье? Пластинки Эдди Фишера? Или замечательный холодильник?
– Все в порядке? Хани не заходила перед работой проверить, для кого я взяла ключ?
– Никто не приходил.
– Крошка, если я тебе понадоблюсь, попроси мисс Проктор. У тебя есть на чем записать номер? Я дам тебе два: домашний и рабочий. Какие планы на вечер?
– Еще не знаю.
– Давай договоримся насчет телефона. Чтобы не ждать так долго в следующий раз, я положу трубку после первого звонка и тут же наберу опять. О'кей?
– Отлично.
Одевшись, я сосчитал деньги, которые лежали в особом поясе. У меня оставалось восемьсот долларов в пятидесятидолларовых купюрах. Половину я переложил в бумажник. В Лодердейле у меня был счет, но я не хотел, чтобы здесь узнали мое настоящее имя. Машина перед домом, судя по всему, принадлежала Френсин. Это был «фалькон» песочного цвета. Через десять минут я нашел на столике в прихожей под старыми счетами в вазе ключи. «Фалькон» был одной из четырех машин, оставшихся во дворе. Мотор урчал глухо, но завелся нормально. Выбравшись из Буэна-Вилласа, я заправился и накачал спустившее колесо. После завтрака нашел в кафе телефонный справочник, но Калвина Томберлина в нем не оказалось. Я вспомнил, что мне известно о нем. Миллионы доходов от недвижимости, оставленной матерью; несколько особняков, включая дом в Кобблстоун-Маунтин; достаточно большая для продолжительных путешествий яхта. Томберлин был страстным поклонником предметов искусства и старины.
Я принялся обзванивать дорогие магазины. В «Вестерс оф Вилшайр» мне ответила миссис Найт из отдела кредитов.
– Вас беспокоит мистер Свини из «Свини энд Доусон», миссис Найт. Мы проверяем счета мистера Калвина Томберлина. Вы мне не подскажете, каким кредитом он располагает у вас на сегодняшний день?
– Одну минуту, сэр.
Я принялся ждать. Если она захочет проверить меня по справочнику, то там есть фирма «Свини энд Доусон». Если миссис Найт умнее, она сама перезвонит мне.
– Около восьми сотен долларов, мистер Свини. Наверное, вам нужна точная цифра. Семьсот восемьдесят восемь долларов двадцать центов.
– Спасибо. Какой у вас банк?
– «Пасифик Нэшнл банк», сэр.
Я поблагодарил ее весьма формально, как это обычно делают дотошные проверяющие, и позвонил в «Пасифик Нэшнл банк». Мне дали кредитный отдел, и я попросил человека, занимающегося делами мистера Томберлина. Через несколько минут к телефону подошла молодая женщина, которая холодно и осторожно сказала, что ее зовут мисс Мирон.
– Мисс Мирон, мне очень неловко вас беспокоить. Это мистер Хармер из кредитного отдела «Вестерс оф Вилшайр». У нас баланс по мистеру Томберлину в размере семисот восьмидесяти восьми долларов двадцати центов. Вас не затруднит проверить?
– Один момент, мистер Хармер.
Она вернулась раньше, чем я ожидал, и сказала:
– У нас то же самое. Эти счета должны оплачиваться пятого числа каждого...
– Господи, мисс Мирон! Естественно, я не настаиваю на их оплате. Просто у нас возникла маленькая путаница. Я хотел удостовериться, что вы еще не выставили счет. В самом конце прошлого месяца Томберлин сделал по телефону заказ. На вашем экземпляре нашего счета есть указания по доставке. Понимаете, продавец не может вспомнить, куда направить заказ. Сначала я хотел отослать его в Кобблстоун-Маунтин, но... мы хотим обслужить мистера Томберлина по высшему разряду. Заказ только что поступил, и я хочу отправить его по правильному адресу. Мы и так уже с ним задержались.
– Он в Стоун-Каньон-Драйв, мистер Хармер.
– Сейчас, сейчас... У нас должен где-то быть номер дома. Если бы вы знали, в каком ужасном состоянии находится наша документация. Мы меняем у себя всю систему учета.
– Номер сорок, мистер Хармер.
– Большое спасибо за помощь.
– Не за что.
Ее настороженность исчезла, когда наши цифры совпали. Мы сразу стали коллегами. У нас были одинаковые цифры, и мы оба хотели как можно лучше обслужить мистера Томберлина. Все счета поступали в кредитный отдел банка и там быстро оплачивались. В конце года подбивалась общая сумма, за услуги взимались проценты, а отчет посылался адвокату, занимающемуся налогами Томберлина.
Для того чтобы найти Стоун-Каньон-Драйв, пришлось купить карту города. Стоун-Каньон-Драйв – извилистая дорога по дну каньона, располагалась к западу от бульвара Беверли-Глен. Дома стояли на большом расстоянии друг от друга, поэтому имели номера через десяток – 10, 20, 30, 40. Когда каньон плавно свернул на север, я увидел дом номер 40. Вернее, самого дома я не увидел – к нему вела гладкая, асфальтовая дорога между скал. Там, где она начиналась, на шоссе висела табличка с цифрой «40», а на другой стороне дороги – «Частное владение». Асфальтовая дорога была закрыта резиновым кабелем. Наверное, переезжая через него, машина посылала куда-то сигнал.
Я проехал мимо, не останавливаясь. Развернуться было негде. Только за домом номер 100, вернее, за подъездной дорогой к нему оказался тупик и поворот. Весь Стоун-Каньон-Драйв имел протяженность три с половиной мили. Десять домов на отрезке дороги в три с половиной мили означают большое уединение. Я вернулся на Сансет, свернул на, Сепульведу и попытался подобраться с другой стороны. Наконец я нашел то, что искал: с западной стены каньона открывался прекрасный вид.
