Рэймонд Чандлер - Младшая сестра
Мы проехали мимо ресторана «Танцоры». Он был залит светом, на террасе стояли столики.
— Теперь типы вроде Стилгрейва владеют здесь ресторанами. Теперь у нас есть деньги, снайперы, сутенеры, гангстеры из Чикаго, Нью-Йорка, Детройта и Кливленда. Они управляют ресторанами и ночными клубами, им принадлежат отели и многоквартирные дома, в которых живут всякие подонки. И все же теперь, несмотря на всю роскошь, этот город, с его декораторами-гомосексуалистами, художницами-лесбиянками и прочими подонками, имеет не больше индивидуальности, чем бумажный стаканчик. А где-нибудь в пригороде отец семейства в домашних туфлях просматривает перед телевизором спортивную страничку газеты и считает, что принадлежит к сливкам общества, потому что у него в гараже стоят три машины. В это время его жена перед туалетным столиком старается замазать косметикой мешки под глазами, а сынок названивает по очереди своим школьным подружкам, которые разговаривают на жаргоне и носят в сумочках противозачаточные пилюли.
— Таковы все большие города, амиго.
— Настоящие города имеют кое-что еще, некий индивидуальный костяк под всем этим дерьмом. А у Лос-Анджелеса есть только Голливуд, который он ненавидит, Но он должен считать, что ему еще повезло: без Голливуда он вообще был бы не городом, а почтовым адресом по каталогу «Все, что угодно, за недорогую плату».
— Вы сегодня что-то не в духе, амиго.
— У меня неприятности. Поэтому я и сел к вам в машину: одной неприятностью больше, одной меньше — для меня все равно.
— Вы что-нибудь сделали не так? — спросила Долорес, подвигаясь ко мне.
— Это зависит от того, с какой стороны посмотреть, — ответил я. — Просто подобрал несколько трупов, а копам не нравится, когда их работу выполняют любители. Они считают, что для этого существует их организация.
— И что они с вами сделают?
— Могут выслать из города, но меня это не волнует. Не наваливайтесь так на меня, этой рукой я должен переключать скорости.
Долорес с обиженным видом отстранилась от меня.
— Вы сегодня не в духе, — повторила она. — Сверните направо, на Лост-Каньон Роуд.
Мы поехали мимо университета. Теперь горели все огни города; их огромный светящийся ковер раскинулся по склону холма вплоть до горизонта. Высоко в небе гудел самолет, и подмигивали его сигнальные огни. У Лост-Каньона я свернул направо. Дорога начала петлять, и было все еще много встречных машин. Дул легкий ветерок, приносивший с собой аромат дикого шалфея, лекарственный запах эвкалиптов и запах дорожной пыли.
— Следующий поворот направо, — сказала Долорес.
Я повернул. Дорога стала круче и уже. Вдоль нее стояли особняки, но их не было заметно за деревьями и зарослями кустарника.
У первой же развилки мы неожиданно увидели полицейскую машину с красным прожектором и две обычные, загораживающие дорогу. Нам просигналили фонариком. Я затормозил рядом с полицейской машиной, в которой сидели два копа. Они курили и не обратили на нас никакого внимания.
— В чем дело? — спросил я Долорес.
— Понятия не имею.
Кажется, она сама испугалась.
К нашей машине подошел высокий мужчина и посветил мне в лицо.
— Сегодня проезд по этой дороге закрыт, — объявил он. — Куда вы направляетесь?
Долорес достала фонарик из отделения для перчаток, я взял его и направил луч света на высокого мужчину: он был в дорогих спортивных брюках, в рубашке с инициалами на кармашке, а вокруг шеи — шарф в мелкий горошек. У него были черные блестящие волнистые волосы и очки в роговой оправе — в общем, заправский голливудский тип.
Я сказал:
— Мы ждем объяснений, или вы взяли на себя функции представителей закона?
— Если хотите поговорить с представителями закона, то они здесь, — ответил он презрительным тоном. — Мы же просто граждане, живущие здесь. Это частные владения, и мы отстаиваем свои права.
Из темноты выступил мужчина с охотничьим ружьем и встал рядом с высоким. Ружье лежало на сгибе его левой руки, дулом вниз, но было видно, что держит он его не для балласта.
— Со мной приятельница, — сказал я. — Мы хотим проехать тут в одно место.
— В какое место? — холодно осведомился высокий.
Я обратился к Долорес:
— В какое?
— Это белый дом на холме, выше по дороге, — объяснила она.
— Что вы собираетесь там делать? — спросил высокий.
— Хозяин этого дома — мой друг, — ядовито ответила она.
Он на секунду осветил фонариком ее лицо.
— У вас шикарный вид, — признал он. — Но нам не нравится ваш спутник. Нам не нравятся типы, содержащие по соседству с нами тайные игорные дома.
— Я понятия не имею ни о каких игорных домах, — резко заявила Долорес.
— Копы тоже, — заметил высокий мужчина. — Они даже искать их не хотят. Как зовут вашего друга, дорогая?
— Не ваше дело, — со злостью ответила Долорес.
— Тогда отправляйтесь домой и вяжите носки, — сказал высокий и обратился ко мне: — Дорога сегодня закрыта. Теперь вы знаете почему.
— Думаете, вам удастся заставить нас выполнить вашу волю?
— Конечно, и без особого труда. Вы бы видели наши налоговые декларации. Полиция делает все, что мы пожелаем.
Я распахнул дверцу машины, вышел и направился к полицейским. Копы сидели, лениво откинувшись на спинки сидений. Радио еле слышно что-то бормотало. Один коп ритмично жевал резинку.
— Как можно объехать эту заставу? — спросил я.
— Не знаю, приятель. Мы здесь только следим за порядком.
— Они утверждают, будто где-то здесь рядом находится игорный дом.
— Да, утверждают.
— Вы этому верите?
— И не пытаюсь, приятель, — ответил коп, сплюнув мимо меня.
— Предположим, у меня важное дело, — продолжал я.
В ответ он зевнул, глядя на меня без всякого выражения.
— Большое спасибо, приятель, — только и сказал я.
Вернувшись к «меркурию», я вынул из бумажника визитную карточку и подал ее высокому мужчине. Тот осветил ее фонариком и спросил:
— Ну и что?
— Я еду по делу, по важному делу. Пропустите меня, и, возможно, завтра вам не понадобится эта застава.
— Вы много на себя берете.
— Вы принимаете меня за столь богатого человека, который может покровительствовать тайному игорному дому?
— Вы нет, но она может. — Он бросил взгляд на Долорес. — Она могла захватить вас для защиты.
Он повернулся к мужчине с ружьем.
— Что ты думаешь по этому поводу?
— Рискнем. Их только двое, и оба трезвые.
Высокий зажег фонарик и помахал им. Одна машина дала задний ход и освободила дорогу. Я завел «Меркурий» и проехал в открывшуюся брешь. Пропустив нас, машина заняла прежнее место и блокировала дорогу.
— Это единственный туда путь? — спросил я Долорес.
— Они так думают, амиго. Есть еще одна дорога, проходящая через частные владения. Но чтобы попасть на нее, надо сделать большой крюк.
— Нам чуть было не пришлось прорываться силой, — заметил я.
— Я знала, что вы найдете выход, амиго.
— Не подлизывайтесь.
— Какой вы подозрительный! Неужели вам не хочется поцеловать меня?
— Почему вы не пустили в ход свои средства обольщения чуть раньше? Тот, высокий, на дороге показался мне очень одиноким. Вы могли затащить его в кустики.
Долорес ударила меня по губам.
— Сукин сын! — небрежно обронила она. — Следующий поворот налево, пожалуйста.
Одолев подъем, мы вдруг очутились на широкой круглой площадке, обрамленной белыми известняковыми камнями. Прямо перед нами находился проезд на ту частную дорогу, о которой мы только что говорили. Ворота в проволочной изгороди были распахнуты, а замок висел на конце железной цепи на одном из столбов.
Проехав через ворота, мы обогнули куст олеандра и оказались на заднем дворе низкого белого дома, крытого черепицей. В углу двора размещался гараж на четыре машины, двери его были закрыты. В доме было темно, луна заливала голубоватым светом его белые стены. У подножия лестницы, ведущей к задней двери дома, стояли баки с мусором.
Я остановил машину, выключил фары и мотор и молча сидел. Долорес забилась в угол. Мне показалось, будто сиденье трясется. Я дотронулся до Долорес, она дрожала.
— Что с вами?
— Идите… идите, прошу вас, — ответила она, стуча зубами.
— А вы?
Она открыла дверцу со своей стороны и выпрыгнула из машины. Я тоже вышел, оставив ключи в зажигании. Долорес, обойдя машину, приблизилась ко мне и обняла меня за шею, прильнув всем телом. Я ощутил сотрясавшую ее дрожь.
— Я совершаю глупость, — нежно прошептала она. — Он убьет меня за это… так, как убил Стейна. Поцелуйте меня.
Я поцеловал ее. Губы ее были сухие и горячие.
— Он здесь? — спросил я.
— Да.
— Кто еще?
— Никого… кроме Мэвис. Он и ее убьет.
