Дэшилл Хэммет - Сотрудник агентства "Континенталь"
В первую ночь, он достал свой пистолет, немного отошел от кровати и выпустил пулю в дверной косяк. Затем он заскочил в постель и укрыл револьвер под одеялами – где никто не подумает его искать – пока не перепрячет его в ящик.
Это были все приготовления, которые ему были нужны. Он инсценировал покушение на себя, и он показал, что пуля, выпущенная в него, могла легко пройти рядом и попасть в дверной проем.
Во вторую ночь он подождал, пока дом не утих. Затем он заглянул через одну из щелей в японской ширме в комнату девушки, которую он мог видеть в свете луны. Еще он обнаружил, что когда он отходил от ширмы достаточно далеко, чтоб на нем не осталось следов от горящего пороха, он не мог видеть девушки, пока она лежала. Поэтому он сперва выстрелил опять в дверной косяк, рядом с прошлой отметкой – чтоб разбудить ее.
Она сразу села в постели и закричала, и он выстрелил в нее. Он собирался еще раз выстрелить в ее тело, чтоб убить наверняка, но мое появление сделало это невозможным, и времени прятать револьвер у него тоже не было; поэтому он со всей силы бросил револьвер в окно.
Он умер в тот же день, после полудня, и я вернулся в Сан-Франциско.
Но это не было концом всей истории.
Как обычно, бухгалтерия агентства отправила Гэллоуэю счет за мои услуги. К чеку, который он выслал обратной почтой, он прикрепил письмо ко мне, абзац из которого я и привожу:
Я не хочу допустить, чтоб вы не отведали самые сливки с этого дела. Красотка Кейвуд, когда она выздоровела, отрицала, что Эксон в бреду говорил что-либо об убийстве или любом другом преступлении. Причина отвращения, с которым она, возможно, посмотрела на него позже, и причина по которой она отказалась повторить ему его слова, сказанные в бреду, состояла в том, что все, что он говорил целую неделю находясь в бессознательном состоянии, состояло из непрерывного потока непристойностей и богохульств, которые, кажется, потрясли девушку до основания.
Зигзаги подлости
"Zigzags of Treachery". Рассказ напечатан в журнале «Black Mask» в марте 1924 года. Переводчик Г. Рикман.
– О смерти доктора Эстепа мне известно из газет, – сказал я.
Худая физиономия Вэнса Ричмонда недовольно сморщилась:
– Газеты о многом умалчивают. И часто врут. Я расскажу, что известно мне. Позже вы познакомитесь с делом, и, возможно, добудете какие-то сведения из первых рук.
Я кивнул, и адвокат начал свой рассказ, тщательно подбирая каждое слово, словно боясь, что я могу понять его неправильно.
– Доктор Эстеп приехал из Сан-Франциско давно. Было ему тогда лет двадцать пять. Практиковал в вашем, городе и, как вы знаете, стал со временем опытным хирургом, всеми уважаемым человеком. Через два-три года по приезде он женился; брак оказался удачным. О его жизни до Сан-Франциско ничего не известно. Он как-то сказал жене, что родился в Паркерсберге, в Западной Вирджинии, но его прошлое было таким безрадостным, что не хочется вспоминать. Прошу вас обратить внимание на этот факт.
Две недели назад, во второй половине дня, на прием к доктору пришла женщина. Он принимал у себя в квартире на Пайн-стрит. Люси Кой, помощница доктора, провела посетительницу в кабинет, а сама вернулась в приемную. Слов доктора она расслышать не могла, зато хорошо слышала женщину. Та говорила довольно громко, хотя, судя по всему, была чем-то напугана и умоляла доктора помочь ей.
Люси не расслышала всего, что говорила женщина, но отдельные фразы смогла разобрать. Такие как: «Прошу вас, не отказывайте», "Не говорите «нет».
Женщина пробыла у доктора минут пятнадцать, а когда наконец вышла из кабинета, то всхлипывала, держа платочек у глаз. Ни жене, ни помощнице доктор не сказал ни слова. Жена вообще узнала о визите неизвестной только после его смерти.
На следующий день, после окончания приема, когда Люси надевала пальто, собираясь домой, доктор Эстеп вышел из своего кабинета. На голове его была шляпа, в руке – письмо. Люси заметила, что он бледен и очень взволнован. «Он был цвета халата, – сказала она. – И ступал неуверенно и осторожно. Совсем не так, как обычно».
Люси спросила, не заболел ли он, но доктор ответил, что все это пустяки, всего лишь легкое недомогание, и что через несколько минут он придет в норму.
С этими словами он вышел. Люси, выйдя вслед за ним, увидела, как доктор опустил в почтовый ящик на углу письмо и тотчас вернулся домой.
Минут через десять вниз направилась жена доктора, госпожа Эстеп. Но, не успев выйти из дому, она услышала звук выстрела, донесшийся из кабинета. Она стремглав бросилась назад, никого не повстречав по дороге, – и увидела, что ее супруг стоит у письменного стола, держа в руках револьвер, из которого еще вьется дымок. И как раз в тот момент, когда она подбежала, – доктор замертво рухнул на письменный стол.
– А кто-нибудь из прислуги, бывшей в то время дома, может подтвердить, что миссис Эстеп вбежала в кабинет только после выстрела?
– В том-то и дело, что нет, черт возьми! – вскричал Ричмонд. – Вся сложность именно в этом!
После этой внезапной вспышки он успокоился и продолжил рассказ:
– Известие о смерти доктора Эстепа попало в газеты уже на следующее утро, а во второй половине дня в доме появилась женщина, которая приходила к нему накануне смерти, и заявила, что она – первая жена доктора Эстепа. Точнее говоря, законная жена. И, кажется, это действительно так. Хочешь не хочешь. Они поженились в Филадельфии. У нее есть заверенная копия свидетельства о браке. Я распорядился сделать запрос, и вчера пришло сообщение: доктор Эстеп и эта женщина – ее девичье имя Эдна Файф – были действительно повенчаны...
Женщина утверждает, что доктор Эстеп прожил с ней два года в Филадельфии, а потом вдруг бесследно исчез. Она предполагает, что он ее попросту бросил. Это случилось незадолго до его появления здесь, в Сан-Франциско. Это веские доказательства: ее в самом деле зовут Эдна Файф, и мои люди успели выяснить, что доктор Эстеп действительно занимался врачебной практикой в Филадельфии в те годы. Да, еще одно! Я уже говорил, что доктор Эстеп утверждал, будто он родился и вырос в Паркерсберге. Так вот, я навел справки, но не нашел никаких следов этого человека. Более того, я нашел довольно веские доказательства того, что он никогда в Паркерсберге не жил. А это означает, что он лгал своей жене. Таким образом, нам остается только предположить, что разговоры о якобы трудном детстве были просто, отговоркой. Он хотел избежать неприятных вопросов.
– А вы успели выяснить, развелся ли доктор Эстеп со своей первой женой?
– Как раз сейчас я и пытаюсь это узнать, но, судя по всему, они так и не развелись. Все факты говорят за это. Иначе все было бы слишком просто. Ну, а теперь вернемся к рассказу. Эта женщина – я имею в виду первую жену доктора Эстепа – заявила, что лишь недавно узнала, где находится ее супруг, и приехала в надежде помириться. Он попросил дать ему время подумать, взвесить все «за» и «против» и обещал дать ответ через два дня.
Сам я, переговорив с этой женщиной, сделал кое-какие выводы. Мне лично кажется, что она, узнав, что супруг успел сколотить капиталец, решила просто поживиться за его счет. Ей нужен был не он, а его деньги. Но это, конечно, мое субъективное мнение. Я могу и ошибиться.
Полиция сперва пришла к выводу, что доктор Эстеп покончил жизнь самоубийством. Но после того, как на горизонте появилась его первая жена, вторая жена, моя клиентка, была арестована по подозрению в убийстве своего супруга. Полиция представляет теперь дело следующим образом: после визита своей первой жены доктор Эстеп рассказал обо всем своей второй жене. Та поразмыслила и решила, что совместная жизнь была сплошным обманом, пришла в ярость, отправилась в кабинет мужа и убила его из револьвера, который, как она знала, всегда лежал в письменном столе. Я не знаю точно, какими вещественными доказательствами располагает полиция, но, судя по газетным сообщениям, можно понять, что на револьвере нашли отпечатки ее пальцев – раз, на письменном столе была опрокинута чернильница и брызги попали ей на платье – два, на столе валялась разорванная газета – три.
Действия миссис Эстеп легко понять. Вбежав в кабинет, она первым делом выхватила из рук мужа револьвер. Поэтому на нем, естественно, остались отпечатки ее пальцев. Доктор упал на стол в тот момент, когда она к нему подбежала, и, хотя миссис Эстеп не очень хорошо помнит подробности, можно предположить, что он, падая, как-то задел ее, а может быть, и увлек за собой, опрокинув при этом чернильницу. Этим я объясняю чернильные брызги на платье и разорванную газету. Тем не менее, я уверен, что обвинение постарается убедить присяжных, что все это произошло до выстрела и что это – следы борьбы.
– Это не так уж неправдоподобно, – заметил я.
