Наследие (СИ) - Моен Джой

– Могу я выйти здесь? – спокойно спросила Элисон, бросив очередной взгляд на часы.

– Да, но... Вы уверены? – водитель обернулся и посмотрел на нее. – На улице дождь.

На заднем сидении раздался громкий печальный вздох. Как же она не заметила барабанящие по крыше капли? Впрочем, гнев природы, к которому Элисон отнеслась также философски, как и ко всему прочему, с чем столкнулась в этот день, был вполне ожидаемым гвоздем программы. Удостоверившись, что дождь еще не набрал силу и не залил улицы, угрожая расправой ее Prado, женщина решительно повернулась к водителю.

– У вас есть зонт?

– Конечно, – фыркнул водитель, подумав, что только глупец не проверяет прогноз погоды перед выходом из дома, и с подозрением посмотрел на пассажирку. – Но вам я его не отдам.

– Тогда я его куплю, – уверенно сказала Элисон, тоном, не терпящим возражений, и, достав из клатча крупную купюру, протянула ее водителю. – Думаю этого хватит, чтобы покрыть стоимость поездки и забрать у вас зонт.

– У богатых свои причуды? – хмыкнул мужчина, но купюру взял и, пользуясь тем, что машины перед ними не двигались, нагнулся к пассажирской двери, вытаскивая черный зонт-трость. – Держите. Можете выйти здесь.

Послав ему дежурную улыбку, Элисон выбралась из машины, сразу отгородив себя от капель воды зонтом, оказавшимся больше, чем она предполагала. Радуясь, что забрать зонт оказалось не так уж и трудно, женщина тут же слилась с толпой, кожей ощущая на себе взгляд оставшегося в пробке водителя, утопающего в радости от полученных легких денег. Но Элисон, во-первых, была ярой приверженицей пунктуальности и правильного первого впечатления, а во-вторых не умела сдаваться и намеревалась заполучить контракт любой ценой. Существовало, конечно, и в-третьих - когда работа будет выполнена, она получит столько денег, что потраченные сегодня будут напоминать сдачу в магазине.

Такси почти успело доехать до музея, Элисон оставалось пройти всего лишь квартал, но сделав несколько шагов, она тут же раскаялась в своем решении преодолеть этот путь пешком. Каблуки конус – изумительное решение, если вы собираетесь заставить окружающих завидовать вашему вкусу и грации, или если решили утереть нос какой-нибудь зарвавшейся дамочки и увести ее мужа. Иными словами, в них прекрасно было стоять, но вот лавировать в людском потоке с огромным зонтом наперевес оказалось невозможным.

Стиснув зубы, Элисон из последних сил старалась не терять самообладание и сосредоточилась на дыхании, уверенно делая шаг за шагом. Ее разум вскоре заполнился ритмичными ударами маятника - слившимися воедино биением сердца, стука каблуков и ударяющихся о зонт капель. Все прочие звуки города ушли на второй план и растворились. Но внезапно глухой удар в плечо разрушил это уединение, сбивая ее с ног и заставляя вскрикнуть.

– Прошу прощения, – раздался грубый голос прямо над ухом женщины.

Открыв глаза, Элисон с радостью осознала, что не успела упасть - сильные мужские руки подхватили ее за талию и вернули в вертикальное положение. Придя в себя, она приоткрыла губы, чтобы произнести слова благодарности, но мужчина, как ни в чем не бывало, уже направился дальше. Замерев на месте и не обращая внимания на круживших со всех сторон прохожих, женщина смотрела ему вслед, но с сожалением признала, что даже не успела разглядеть лица. Все, что она запомнила – светло коричневая классическая шляпа, заостренная спереди на манер ковбойской. Слегка тряхнув головой, сбрасывая остатки наваждения, Элисон продолжила свой непростой путь к новой работе.

Разглядывая себя в зеркале гардеробной двадцать минут спустя, Элисон улыбнулась, подумав, что боги, какими бы сердитыми они сегодня не были, наконец проявили к ней должное милосердие. Она не только добралась до музея чуть раньше назначенного времени, но и сохранила свой утонченный внешний вид, несмотря на все старания непогоды. Оставив в гардеробе жакет и мокрый зонт, она тут же погрузилась в привычный для себя мир искусства. Узнав у администратора, что мистер Блэкмунд – директор музея – еще не освободился, женщина предупредила, что будет в Большом вестибюле и поднялась на второй этаж.

Бруклинский музей был одним из ее любимых. Не только из-за большого количества редких экспонатов, но и потому, что к оценке подлинности некоторых она сама приложила руку. Элисон часто мечтала как приведет сюда дочь, погрузит ее в эту атмосферу спокойной красоты и умиротворения, сотканного в паутине времени, но желаниям не суждено было сбыться. От мыслей о Мелоди в груди что-то неприятно сжалось, но отбросив тревоги, Элисон направилась к фреске «Манифест судьбы» Алексиса Рокмана, украшавшей мезонин. Выполненная маслом по дереву картина поражала не только красотой и детальностью, но и размерами – 8 на 24 фута. Элисон всегда ощущала трепет рядом с таким подтверждением таланта и кропотливого труда, величием человеческого воображения. Сложно представить сколько долгих часов потребовалось художнику на создание этой красоты и сколько сил, чтобы не бросить работу на полпути. И каждый раз она, посещая музей, останавливалась возле этой картины, рассматривая корабль, птиц и удаленный горизонт. Впрочем сегодня ее мысли были далеко - она подумала как чудесно было бы увидеть не менее величественную картину Александра Иванова, возможно исполненную даже большего смысла. «Явление Христа народу», вот о чем она подумала в этот миг. Когда-нибудь они вместе с Мелоди ее увидят.

– Мисс Гамильтон, рад вас видеть, – теплая мужская рука легла на плечо Элисон, нарушая ее уединение. – Вижу, вы уже погрузились в нашу атмосферу.

– Просто не могла не бросить на нее взгляд, это что-то вроде ритуала посещения музея, – засмеялась Элисон. – Извините, если заставила себя ждать.

– Напротив, я рад видеть в вас такую любовь к искусству.

Мистер Блэкмунд галантно предложил ей руку, и, взяв его под локоть, Элисон послушно позволила себя увести от предметов искусства, которые так обожала, к представителям высшего общества, большинство из которых презирала. Едва войдя в зал, она тут же ощутила на себе оценивающие взгляды светских львиц, женщин одного с ней возраста, и искренне улыбнулась, увидев зависть на лицах. Ничего так не грело ей душу, как осознание собственного превосходства - она, некогда выросшая в деревне, смогла не только сделать себе имя и карьеру, но и добиться утонченности и привлекательности недоступной женам богачей, приглашенных в общество по праву рождения.

Следующие пару часов она под неусыпным руководством мистера Блэкмунда переходила от одной группы людей к другой. Подразумевалось, что в этот вечер состоится первичная оценка экспонатов новой выставки, но стоило только Элисон обратить свое внимание на что-то родом из Ближнего Востока, как над ухом тотчас зазвучал легкомысленный щебет одной из дам, чья активность подпитывалась не столько интересом, сколько пузырьками шампанского, заметно убывающего в бокале.

– Мисс Гамильтон, вы просто обязаны раскрыть нам свой секрет, – ехидно произнесла дама, подошедшая к своему мужу, с которым Элисон разговаривала уже некоторое время. – Глядя на вас даже невозможно представить, что вам уже столько лет. Уж не ведьма ли вы?

– Вы рассекретили меня, – засмеялась Элисон, оставив без внимания явный намек на увядающую молодость, и мысленно добавила, – «Это ты старая ведьма, на которую даже муж смотреть не хочет».

Элисон улыбнулась, радуясь, что ее ежедневные занятия йогой и приверженность правильного питания приносят свои плоды. И косметолог конечно, встречи с которыми были так же регулярны как и совместные завтраки с дочерью.

– Плох тот искусствовед, который не заботиться о собственном теле. Очарование прячется в деталях. Как и дьявол, – задорно подмигнула Элисон собеседнику и добавила, переведя взгляд на его жену. – Прошу извинить, мне надо выйти.

Едва она успела перевести дух, растворившись в живительной тишине коридора, как за спиной раздались шаги.

– Уже уходите, мисс Гамильтон? Мы вас утомили? – участливо спросил подошедший к ней мистер Блэкмунд.