Эд Макбейн - Добрый и мертвый
– Понимаю.
Сэм Вон смотрел на меня с удивлением:
– Гарри нет убит ночью понедельник, – сказал он с недоумением. – Гарри убит ночью вторник.
– Знаю, – отозвался я. – Это как раз то, что смущает меня.
* * *Ни одна из моих версий не подходила. Я точно стукнулся головой о каменную стенку, и это ощущение мне не понравилось. Точно так же в прежние дни мне не нравилось, когда кто-то совал мне под нос жирный гонорар, держа его как морковку для кролика, и требовал, чтобы я нашел пропавшего супруга или устранил повод для шантажа.
Сейчас гонорар мне не грозил. Только мысль о Джо, лежащем мертвым в маленьком парке, заставляла меня действовать, мысль о Джо, о котором я не знал практически ничего.
Я думал о последней бутылке, которую мы распили, сидя на краешке кровати несколько дней назад. Мы прикончили пятый «Империал», забыв о жарких улицах снаружи, забыв обо всем, кроме желания погрузиться в безрассудное глухое опьянение.
Теперь Джо мертв, и Чарли подозревает, что есть связь между его смертью и смертью Гарри Цзе, человека, которого я вообще не знал. Разумный парень назвал бы это гиблым делом. Разумный парень сказал бы: «Отлично, ты, тупой ублюдок, твоя первая идея была ложной. Гарри Цзе не выиграл ни гроша и убили его не из-за этого. Есть какая-то другая причина, она кроется не в обманувшей его жене, потому что любовь ясно написана на ее лице. В общем, оставь это и забудь».
Но я давным-давно перестал быть разумным. Я перестал быть им с той ночи, когда разворотил лицо Паркеру.
В поисках цели я двинулся по Чайнатауну. Я шел мимо витрин, в которых были выставлены травы и коренья, рыба, пряности и битая птица. Я шел мимо других витрин, где были выставлены сандалии и кимоно, нефрит, четки, шкатулки, статуэтки и веера. Я шел мимо киосков с китайскими газетами и журналами. Я шел мимо ресторанов, мимо домов, нижние окна которых находятся на одном уровне с улицей. Я шел мимо всего этого в одуряющей зловонной жаре, которая в узких улочках липла к тебе как нечто осязаемое.
Но так ничего и не надумал.
Жара душила. Она заползала в распахнутый ворот моей рубахи, стекала струйками пота по спине. Было слишком жарко, чтобы ходить, и слишком жарко, чтобы думать, и чертовски жарко, чтобы делать что-нибудь кроме того, как приникнуть к стакану пива, покрытому холодными капельками.
Но я думал, я гнал жару вон из мозга и пытался вспомнить, что миссис Цзе говорила о своем муже.
Экспорт-импорт.
Я остановился в ближайшей лавочке, перебрал две дюжины Цзе в телефонной книге и наконец обнаружил адрес его конторы прямо в центре Чайнатауна, где, как надеялся, нахожусь и я. Вздохнув, я вытер пот со лба и направился в его офис.
Это была маленькая захудалая контора с выглядевшей солидно вывеской над дверью «ГАРРИ ЦЗЕ. ЭКСПОРТ-ИМПОРТ». Я дернул дверную ручку, будучи наполовину уверен, что контора закрыта. Но дверь отворилась, и я очутился в небольшой приемной. Возле стены помещалась конторка, а за конторкой сидела китаянка. Она подняла голову, когда я вошел. Глазами, напоминавшими ягоды терновника, она откровенно разглядывала меня с головы до ног.
Одета она была так, как некоторые девушки из сабвея... Как большинство китайских женщин, она была маленького роста, но в ней не было ничего изящного или изысканного. Ее обтягивало платье из зеленого шелка, вырез которого низко опускался меж грудей и заканчивался застежкой из поддельных бриллиантов где-то возле пупка. На полных губах – мазок яркой помады, вот и весь макияж.
– Меня зовут Курт Кеннон, – представился я.
Искра интереса мелькнула в ее глазах и угасла, затем вновь зажглась и разгорелась, как пылающий уголек.
– В самом деле? – Она облизнула губы кончиком языка. – Могу вам быть чем-нибудь полезной, сэр?
– Миссис Цзе послала меня, – солгал я. – Что вы знаете о ее муже?
– Вы расследуете его убийство?
– Более или менее, – ответил я.
Она с сомнением поглядела на меня, а затем пожала плечами. Откровенный вырез ее платья увеличился, по крайней мере, на дюйм. Я смотрел на нее, но ее глаза встретили мой взгляд открыто и спокойно.
– Я ничего не знаю о его убийстве.
– А как насчет его привычек?
– Что вы имеете в виду?
– Знаете ли вы, куда он собирался в ту ночь, когда его убили?
– Да, один из наших клиентов живет на Западной – 72 улице. Думаю, он собирался туда. Скорее всего именно туда.
– В чем состоит ваша работа здесь?
– Прием корреспонденции, секретарь и девушка на все случаи жизни.
– Что означает «на все случаи жизни»?
– Как раз то, что перечислено. – Она подняла брови. – Гарри был женат. Я знаю его жену и уважаю се.
– Ясно.
– Гарри пошел прогуляться на Четырнадцатую улицу... Он сказал мне об этом, прежде чем уйти из офиса. Но он так и не дошел до сабвея. Он был убит в Купер-юнион.
– Там, где убит и Джо.
– Кто? О да, Джо. Друг Чарли Лу.
– Вы знали Джо?
– Нет, – она высвободила ноги из-под конторки, и юбка ее задралась выше колен. Она заметила это, но не шевельнулась, чтобы одернуть. – Нет, я не знаю Джо. Но Чарли рассказал мне, что тот говорил. Он считает, что между этим есть какая-то связь.
– А вы как думаете?
Она пожала плечами, и на этот раз разрез раздвинулся значительно больше, чем на дюйм. Она продолжала говорить, а ее руки ласкали брошь с поддельными бриллиантами, скрепляющую вырез платья.
– Не знаю. Я передала это миссис Цзе. Она сказала, что повидает Чарли, чтобы он показал ей этого Джо. Она сказала, что хочет спросить его, что он видел.
– Когда это было?
– Думаю, вчера. Не помню точно. Тут ужасно много путаницы во всем. – Она вдруг замолчала и скрестила ноги, сбросив одну из своих туфелек на высоком каблуке. Разрез на ее платье распахнулся так, что дальше некуда.
– Новые туфли, – пояснила она. – Жмут.
Я встал и подошел к конторке. Она подняла голову, посмотрела на меня и опять облизнула губы.
– Дорогуша, – сказал я. – Ты напрашиваешься на неприятности.
Ее голос прозвучал низко и ровно:
– А может быть, я хочу неприятностей. Мне надоело круглые сутки сидеть одной.
Я принял это к сведению и повернулся к двери. Девушка вскочила, как кошка, подбежала к двери и попыталась заслонить ее. Попыталась, но неудачно, потому что заслонить что-нибудь таким телом, как у нее, было сложновато.
– Ну ладно, – сказал я. – Хватит драм. Я ухожу.
В одно мгновение она извернулась, закрыла дверь на ключ и повернулась ко мне. Бриллиантовой застежки на платье уже не было. Девушка подбрасывала ее на ладони, и движения рук отзывались шелковой рябью ее платья.
Она смотрела на меня взором, полным древнего пламени, взором, который вспыхнул раньше, чем человек научился разжигать огонь. Она подступила ближе, и внезапно я забыл и о жаре, и о Джо и Гарри, обо всех и обо всем на свете. Остались только ее опущенные глаза и влажные губы, я обнял ее и коснулся губами шеи. Людской гам и шум машин остались на улице, снаружи.
Я ушел от нее нескоро, и опять зашагал по тротуарам, миновал пару кварталов и только тогда осознал, что меня преследуют. Я ускорил шаг, и пот сразу покрыл все мое тело. Перейдя узкую, извилистую улицу, я нырнул в аллею и бросился бегом на другой ее конец. Я рассчитывал, что мои преследователи знают Чайнатаун не так хорошо, как я, и чуть было не врезался в них на другом конце аллеи.
Я успел узнать Лан Чина и его приятеля Томми, но уже получил удар кулаком, неожиданно сильный для такого худого человека, который нанес его. Я ответил, чувствуя, что слишком жарко и что я в последнее время слишком много пьянствовал.
– Сукин сын, – выкрикнул Лан.
Подняв голову, я успел увидеть в его занесенной руке палку. Затем палка обрушилась на меня, отбросив к краю аллеи. Я схватил для защиты кирпич, но палка вновь поднялась и опустилась, пройдя на этот раз в полудюйме от моей щеки.
– Ты сейчас в морг отправишься, ублюдок, – выкрикнул Лан и перехватил палку. На этот раз я упал на колени, а Томми быстро и сноровисто ударил меня ногой. Лан склонился надо мной, и палка превратилась в кузнечный молот, поднимаясь и опускаясь без разбора на мои плечи, лицо, поднятые руки.
– Будешь еще ломать карточную игру? Придешь еще хулиганить?
И при каждом слове молот поднимался и опускался, вколачивая меня в цемент дорожки, пока наконец голова моя не коснулась его, а завершающий пинок Томми по черепу погрузил все в черноту.
* * *Кирпичная стена была в милю высотой. Она, накренившись, нависала надо мной. Я разглядывал ее, раздумывая, когда же она рухнет, и не скоро осознал, что она вообще не собирается падать. Поднявшись на колени, я дотронулся до саднящей маски, в которую превратилось мое лицо. Болело все, и болело еще больше, когда я вспоминал Лана и Томми. Но я не злился на них. Они исколошматили меня, но они же подали мне мысль. И это была мысль, до которой любой тупой ублюдок должен был дойти сам. Так что я выбросил их из головы и заковылял прочь. Лан Чин сказал, что я отправлюсь в морг, и он был прав...
