Эд Макбейн - Умри с этим
– Убирайся отсюда к чертям! – сказала она, прищурив глаза.
– Сначала я задам тебе несколько вопросов.
– Ты не имеешь права задавать вопросы. Копы отобрали у тебя лицензию, дружок.
– О чем вы говорили с Бетти?
Она бросилась к телефону. Я схватил ее за плечи, развернул, и она оказалась со мной лицом к лицу. Донна чуть откинула голову, чтобы плюнуть, но я успел зажать ей рот рукой. Она извернулась и вцепилась зубами мне в руку. Я оттолкнул ее, но она кинулась на меня снова, как дикая кошка. Однако в этот момент я уловил в ее глазах выражение не только злости, но и кое-чего еще...
Я снова сгреб ее за плечи и притянул к себе, мои губы оказались против ее губ. Она боролась еще миг и затем обмякла. Я поднял ее и понес к софе, чувствуя ее дыхание на моей шее, руки ее скользили по моей спине. Сначала я еще ощущал запах кофе из кухни, а затем остался только аромат ее волос и тела, глубокое дыхание и полутьма.
* * *Облокотившись на диванные подушки, она полулежала, как воспитанная кошечка, с зажженной сигаретой в руке.
– Тебе надо побриться, – сказала Донна.
– Знаю. – Я зажег сигарету, выпустил струю дыма и спросил. – Теперь мы можем поговорить?
– Надо ли?
– Надо.
– Ну говори, Курт.
– О чем вы беседовали с Бетти?
– К чему это?
– К тому, что она мертва. К тому, что кто-то был настолько безжалостен, что задушил ее.
– О! – воскликнула она. И все. Только короткое «о!», но лицо ее покрылось сероватой бледностью, и дыхание стало более глубоким.
– Ты разговаривала с Бетти.
– Иной раз...
– О чем?
– Мертва, – повторила она, словно пробовала это слово на вкус, – мертва. Запутавшийся, но милый ребенок.
– Запутавшийся в чем?
– А в чем запутывается большинство семнадцатилетних девочек. Любовь. Секс. – Она пожала плечами. – Как у всех.
– Не как у всех. Она запуталась...
– Этот парень...
– Что за парень, – быстро спросил я.
– Парень, с которым она встречалась. Она садилась и говорила только о нем, когда приходила в кафе.
– Как его имя?
– Фредди. Так она называла его. Фредди.
– Фредди? А дальше?
– Она никогда не называла его фамилию. Только имя.
– Ну хорошо, а что она говорила о нем?
– Как обычно. Ты знаешь.
– Не знаю.
– Иной раз ты сильно раздражаешь...
– Конечно, – сказал я. – Расскажи, что она говорила о нем.
– По каким-то причинам Бетти не хотела, чтобы в семье что-нибудь знали. Они встречались украдкой. Она приходила в «Росинку», как слепая, некоторое время оставалась там, а затем уходила. Обычно она встречалась с ним часов в десять или около того.
– Она говорила, почему?
– Разумеется, нет. Но она всегда выходила из кафе в это время. Мне кажется...
– Куда она шла?
– Я никогда не выходила вместе с ней.
– Не говорила ли она тебе, как впервые увидела этого парня, где, когда?
– Нет.
– Упоминала ли она о его возрасте?
– Нет.
– Где он живет...
– Нет.
Я потер лицо руками:
– Это мало что дает. – Затем я выпрямился и спросил: – Есть что-нибудь выпить, кроме сбежавшего кофе?
– Кофе! О Боже! – Донна опустила ноги с кушетки и бегом бросилась в кухню. И я увидел, что под свитером у нее ничего нет. И пока она бежала к кухне, чтобы выключить газ, я мог беспрепятственно наблюдать за гибкими движениями ее тела.
– Пиво пойдет? – спросила она.
– Прекрасно.
– Это, конечно, не высший сорт, дружок... – Я услышал, как она открыла холодильник и поставила бутылку на стол. Потом до меня донеслись другие звуки из кухни и наконец шипение пива, когда она откупорила крышку. В комнату она вошла с бутылкой пива в одной руке, на другой она держала поднос с кофе. – Если тебе нужен стакан, – сказала она, протягивая мне бутылку, – возьми его сам, у меня, к сожалению, не три руки.
– И так сойдет.
Она снова свернулась на кушетке, а я сделал долгий глоток. Донна, осторожно потягивая кофе, наблюдала за мной через чашку.
– Бетти когда-нибудь описывала, как выглядит этот парень? – спросил я, облизнул губы от пены и поставил бутылку на колени.
– Никогда. Мне вообще-то показалось, что он какой-то простак.
– Почему ты так решила?
– Вопросы, которые она задавала. Опытный тип, знающий, как обращаться с женщинами, не оставил бы подобные вопросы в ее головенке без ответа.
– Что это за вопросы?
– Ну, всякие интимные вещи...
– Какие именно? Милочка, я не дантист, открой ротик пошире.
– Не говори со мной таким тоном, сыщик чертов! – От злости она сделала слишком большой глоток, обожглась и бросила на меня гневный взгляд. – Она спрашивала меня, как... ну, в общем, ты знаешь. – Донна замолкла, но не дождавшись от меня подсказки, повторила. – Ты знаешь.
– Короче, – сказал я, – ты считаешь, что она была слишком невинной в этих вопросах?
– Невинной? Дружок, да она в этих вопросах, как тот самый скрипач из анекдота, не знала, чем отличается низкая струна от высокой.
– Тем не менее кто-то чертовски крепко взял ее в оборот.
– Что ты имеешь в виду?
– Она была беременна, когда ее убили.
– О! – Донна замотала головой. – Ты думаешь, это Фредди?
– Возможно.
Донна поставила чашку с кофе и сказала:
– Желаю тебе удачи. Если это сделал он, надеюсь, ты схватишь его.
Я вышел в прихожую, взялся за дверную ручку. Она дотронулась до моей щеки:
– Ты когда-нибудь бреешься?
– Иногда. А что?
Она пожала плечами, и груди ее дрогнули, затем мягкие губы оказались рядом с моими. Я обнял ее, и она тесно прижалась ко мне, но тотчас отскочила:
– Побрейся. И возвращайся.
Я открыл дверь, шагнул в ярко освещенный холл, бросив через плечо:
– Может быть, Донна. Может быть, я именно так и сделаю.
Фредди... Только имя. Один из тысячи Фредди, живущих в городе, из миллиона, живущих в мире. Собрать их всех вместе и затем выбрать нужного.
* * *На улицах толпились люди, соблазненные весной. Они глубоко вдыхали ее ароматы, флиртовали с ней, обращались с ней, как с любовницей, как с проказницей, которая в летнюю жару сразу состарится и умрет с первыми порывами холодного осеннего ветра.
Легкой походкой расходились после занятий старшеклассницы, девушки, у которых вся жизнь была впереди. Мужчины, стоящие возле кондитерских и закусочных, болтали о боксерских матчах или наступавшем бейсбольном сезоне и посматривали на ножки, обтянутые шелковыми чулками, им бы, конечно, хотелось, чтобы ветер подул сильнее.
Кто-то шел на работу, разносил почту или мыл окна, или приводил в порядок автомобиль – и все глубоко втягивали теплый воздух в легкие. Наконец-то весна.
И один из них был Фредди.
Я шел вдоль Бурк-авеню, удивляясь, как много времени прошло с тех пор, как я ел горячие сосиски, с тех пор, как я ходил на бейсбольные матчи. Много. Очень, очень много. И как давно мне было семнадцать. Сколько лет назад, сколько столетий?
Что такое семнадцатилетняя девушка? Уже не девочка, еще не женщина... Почему семнадцатилетняя скрывает своего любимого? Любовь в семнадцать лет – это волшебная страна томных мелодий на пластинках, прогулок у воды, нежных поцелуев и молчаливых рукопожатий. Это не то, что надо прятать.
Но Бетти Ричардс скрывала свою любовь, и ее любовь скрывалась под именем Фредди, и Нью-Йорк слишком огромный город.
Мне надо было выпить, потому что я ничего уже не соображал. Я готов был идти к Руди и сказать: «Приятель, я проиграл. Я и остальные восемь миллионов больны весенней лихорадкой, только на мне это сказывается больше, чем на других, потому что я до сих пор все еще люблю суку, которая погубила меня, как это поется в песне, Руди. Так что давай оставим все это и забудем, и пусть копы займутся своей работой. Хорошо, Руди? Хорошо, приятель?»
Но сможет ли коп понять девочку с ее первой любовью?.. И сможет ли коп проучить...
Я выругал себя самого, выпил и начал все с самого начала, а началом была «Росинка».
На этот раз я не стал входить внутрь.
Я остановился в дверях и прикинул... Бетти Ричарде выходила из этого кафе много раз. Десять часов, ее ждет Фредди. Где? Я пошел по улице.
Автомобиль? Садилась ли она в машину? Может быть. Но не здесь. Если Бетти затевала все это, чтобы сохранить все в тайне, он определенно не стал бы сажать ее в автомобиль возле кафе. На глазах у любопытствующих подростков. А что если несколькими кварталами поодаль? Но даже и там это было рискованно. А несколькими милями дальше? А дюжиной миль? Почему бы и нет. Но где?
Я свернул налево и пошел по направлению к Бурк-авеню. Вдоль улицы выстроились частные дома. На ступеньках одного из них стояла женщина в домашнем платье. Она проследила, как я прошел мимо, и что-то невнятное пробормотала насчет соседей. Добравшись до Бурк-авеню, я посмотрел направо, затем налево. Слева от меня, на фоне неба, как неизвестный монстр, дыбилась надземная железная дорога. Я повернул и направился в ту сторону, прошел мимо чисто вымытого магазинчика, кондитерской, булочной, остановился у газетного киоска на углу и заметил стоянку машин. Это была стоянка для трех машин, как раз за киоском, неподалеку от подземки.
