Эд Макбейн - Моя смерть
– Не заливайте. Слух уже прошел. Половина Бауэри знает, что вы забрались в эту дыру.
– Ты ошибаешься. Кеннон мертв.
– Думаешь, кто-нибудь поймался на этот крючок? Тем более я?
– А почему «тем более» ты?
– Парень, которого убили – Джонни Маззини. Я знала его.
– Откуда?
– Я знала его до того, как он ушел под откос, и виделась с ним перед его последней поездкой. Мы с ним были очень близки.
– Предположим.
– Я знаю, кого убили. И я хочу знать, кто сделал это?
– Зачем?
– Как я уже сказала: мы были близки.
– С чего ты решила, что я знаю, кто убил?
– Что это у тебя, бутылка? – спросила она и подошла к кровати. А я смотрел, как туго натягивается юбка при каждом ее движении. Она была крупной девушкой, но при этом отлично сложена: длинные стройные ноги и в достатке всего, что обтягивал ее свитер.
Она взяла бутылку за горлышко, села на кровать и сделала длинный глоток.
– Приятель, это то, что мне было надо, – сказала она.
– Не стесняйся.
– Спасибо, – она глотнула еще, откинув голову назад. Когда она поставила бутылку, взгляд ее стал серьезным. – Я хочу знать, кто убил Джонни.
– Ты запросто это узнаешь.
Она выжидательно наклонилась вперед:
– Кто?
– Чикагский подонок по имени Бак Графтон.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Если хочешь, поможешь рассчитаться с ним.
– Где его найти?
– Не знаю.
Она встала, одернула юбку и пошла ко мне, неторопливо покачивая всем, чем только могла.
– Ну же, Кеннон! Где мне найти его?
Она остановилась в трех дюймах от меня, ее губы почти касались моих. Она положила обе руки мне на плечи, подав бедра вперед:
– Где он? – переспросила она.
Я не ответил. Она еще ближе придвинула губы и бедра и прижалась ртом к моим губам, язык ее ожил. Я обнял ее тугое тело, и она прижалась ко мне, а потом, отодвинув губы и полуприкрыв затуманенные глаза, прошептала:
– Где он, Кеннон?
– Не знаю.
– Отлично, – произнесла она. – Отлично, – и начала высвобождаться из моих объятий, но я крепче прижал ее к себе, и в ее глазах появилось недоумение. Она подняла голову и изучающе заглянула мне в лицо.
– Я...
Но я заглушил ее слова, поцеловав. Казалось, она готова была бороться, но затем боевой дух покинул ее. Она прижалась ко мне, и на этот раз ее поцелуй был настоящим.
Уже смеркалось, когда она ушла. Половина бутылки была прикончена, и я чувствовал усталость и опустошение. Я думал о крепкой девушке и ее друге, который получил шесть пуль в лицо, потому что его по ошибке приняли за меня; Теперь схватки не миновать. Если в Бауэри знают, что я жив, то это знает и весь город. А если знает город, то может узнать и Бак Графтон. А как только он узнает, он опять вернется в Бауэри и первым, кого он навестит, будет свинья Свен. А если в Бауэри знают, где я нахожусь, то и свинья Свен может узнать. Он и мать родную продаст, чтобы спасти свою шкуру, и как только Бак Графтон на сядет на него, эта свинья тут же выложит ему, где меня найти.
Отлично.
Я выписался из отеля.
Я снял комнату в развалюхе тремя кварталами поодаль и затем попытался обдумать, что же меня ожидает. Я согласился выполнить грязную работенку для Чарли Семмлера. Замечательно. Однако соглашение с подонком... Этого ведь у нас не было? Беда лишь в том, что Семмлер может не разделять мою точку зрения. И как только он узнает, что я выехал из отеля, он, возможно, пошлет за мной своих гангстеров. На этот раз они не будут столь сердечными.
В то же самое время Бак Графтон все еще сидит у меня в печенках, и это связывает меня по рукам. Может быть, проще всего – разыскать семмлеровского громилу, проделать в нем дырку-другую и оставить его мусорщикам? Я полез в карман и выудил фото, которое дал мне Семмлер, всмотрелся в глаза этого типа, пустые глаза убийцы. И тут меня осенила другая идея. И чем больше я обдумывал ее, тем больше я ценил то, что Семмлер снабдил меня сорок пятым. Потому что все это внезапно перестало казаться игрой. Внезапно я осознал, что парень, которого я будто бы выслеживаю, – это убийца, и если начнется схватка, если я иду за ним по пятам, то и о н может тоже оказаться за моей спиной вместе с Семмлером и Графтоном.
Если бы у меня была трехсторонняя монета, я бы метнул ее. Но вместо этого я, перехитрив всех убийц, начиная с Бака Графтона, отправился навестить свинью Свена.
На этот раз толстяк не испугался. И страха в его широко раскрытых глазах больше не было. Он лежал за своей стойкой, и вся широкая грудь его пиджака была залита кровью. Убийца не поскупился. Он разрядил в Свена всю обойму, и пули разворотили его грудную клетку, оставив лужу крови там, где находилось нечто вроде человека.
Молва вырвалась на свободу. Молва достигла ушей Бака Графтона, и Свен заплатил больше, чем получил. Я взял телефон со стойки, набрал номер «О», попросил: «Дайте мне полицию» и сообщил об убийстве, не называя своего имени, затем положил трубку и ушел оттуда быстро, словно за мной гнались черти.
* * *Осень – пора умирания.
Осенью мир умирает, и часть каждого человека умирает вместе с ним. Я шел по улицам Бауэри и разглядывал лица встречных бродяг. На них застыла тупая покорность, об угрызениях совести, казалось, говорили шаркающая походка и безвольно опущенные головы. Лето мертво, и скамейки в парке так холодны зимой. Лето мертво, и осень действовала широким ножом, запятнанным красным.
Но была и другая осень...
Тогда Тони была частью меня самого, и это было время, когда осень была живой. Долгие прогулки в лесу, где листья шуршат под ногами. Поцелуи обветренных губ... Белокурые волосы, в беспорядке развевающиеся вокруг ее лица... И улыбка в глазах, обещающая ее ласки... Осины и березы, и дикие яблоки, и долгий день на холмах, где весь мир лежит у наших ног, и ее тело цвета слоновой кости в зеленой высокой траве...
А теперь остались только тяжесть сорок пятого, заткнутого за пояс возле живота, человек по имени Графтон и другой человек с глазами убийцы.
Я шел по Бауэри, потому что это самое безопасное место в мире. Один бродяга неотличим от другого. Их тряпки делают их анонимными. Все лица носят на себе отпечаток пьянства, что делает их неразличимыми. И вместе с тем, я устал от ходьбы. Кто-то хочет убить меня. И ходьбой тут не поможешь.
Свинья Свен говорил что-то про угол Сорок седьмой Бродвея. Когда Графтон разговаривал с ним, он спрашивал, как попасть туда. Разумеется, я не знаю, зачем. Ресторан, театр, что-нибудь такое же привлекательное для приезжего. Но это могло означать и отель – и это был стоящий шанс.
Я ухватился за него и потратил большую часть из двадцати семмлеровских баксов на такси, потому что сильно спешил повидаться с мистером Графтоном. А также потому, что это уменьшало возможность повстречаться с одним из парней, охотившихся за мной. В сабвее и автобусах слишком людно. И если вы собираетесь поиграть вдвоем с кем-нибудь в «продырявь череп», то лучше туда не соваться.
Я пренебрег танцевальными залами Бродвея, кинотеатрами, дешевыми пассажами и огромными магазинами, ресторанами и еще миллионом мест, которые могли бы привлечь Графтона. Я отправился прямо в отели, гнездившиеся на Восточной сорок седьмой, как тараканы. Отели мало отличались друг от друга. Тусклая мебель, маленький стол, два лифта, потрепанная кушетка в вестибюле.
Я начал с первого, самого близкого к Бродвею, и продолжал двигаться к западу, вниз по улице. Дежурные клерки были не очень приветливы. Они оценивающе оглядывали мои покрасневшие глаза, небритое лицо, поношенную одежду и затем неохотно сообщали, что, к сожалению, Графтон здесь не числится.
Пройдя всю улицу до конца, я убедился, что больше отелей здесь нет. И в эту минуту я пожалел о прошлом, о большом агентстве, где я мог прибегнуть к помощи дюжины помощников, но я жалел об этом только секунду. Потому что вспомнил, что Паркер был одним из моих помощников – хороший оперативник, парень, которому я полностью доверял.
Остановившись у ближайшего бара, я опрокинул три двойных виски, а затем пошел назад на Четырнадцатую улицу к отелю «Пол».
Убедившись, что вестибюль пуст, я миновал его и прошел прямо к стойке. Клерк оторвался от своего журнала.
– Я выехал отсюда рано утром, – сказал я. – Не искал ли меня кто-нибудь за это время?
Окинув меня оценивающим взглядом, он спросил:
– Ваше имя?
– Кеннон.
– Кеннон... Минуточку, – он отвернулся и вынул небольшую пачку записок, выбрал из них одну, положил остальные на место и сказал:
– Да, молодая леди была здесь, хотела повидать вас.
Лицо его оставалось невозмутимым, но быстрый взгляд подсказал мне, что я хотел узнать еще до того, как задал вопрос:
– Она назвалась?
– Шейла. Только Шейла.
– Она сказала, где ее найти?
– Она оставила адрес здесь, – он протянул мне листок, быть может, успев в него заглянуть.
– Благодарю.
Я отправился на Восточную шестьдесят седьмую улицу. Прежде чем покинуть отель, я внимательно осмотрелся, а затем взял такси. Деньги, выданные Семмлером, таяли очень быстро, слишком быстро. Но мне надо было держаться подальше от толпы.
