Евгений Сухов - Камера абсурда
Альберт Андреевич нетерпеливо бил копытом и готовился выдать в свет шедевр, о котором заговорила бы вся Москва и, чем черт не шутит, возможно, даже фестивальная избалованная эпохальными картинами Европа, что было бы его триумфальным возвращением в мир большого кино. Таким же триумфальным стало бы и возвращение на экраны страны актрисы Натальи Валерьевны Алениной…
– А сколько денег вложил в фильм Лисянский? – невинно спросил я свою очаровательную рассказчицу.
– Девяносто миллионов, – ответила не моргнув глазом Ирина.
– Он уже их вложил? – спросил я, едва не икнув.
– Да, ведь съемки фильма начались, – ответила Ирина.
– А девяносто миллионов – это для фильма много или мало? – поинтересовался я.
– Это средне, – немного подумав, ответила Ирина.
– Хорошо, продолжай, я весь внимание, – сказал я.
Ирина снова сказала свое очаровательное «ага» и продолжила…
После майских праздников Пиктиримов приступил к съемкам картины. Оператором-постановщиком Альберт Андреевич взял Михаила Кичманюка – одного из лучших на данный момент в России операторов. Роли второго плана согласились сыграть Кирилл Плетнев, Александр Самойленко, Вячеслав Разбегаев, Анна Тараторкина и Маша Аленина. Маша должна была сыграть небольшую роль дочери-подростка главной героини. Словом, учитывая наличие толкового сценария, отличного оператора и замечательных актеров, фильм и правда должен был получиться успешным.
Шесть дней назад, утром, когда мы со следователем по особо важным делам Владимиром Коробовым только собирались ехать в Рузу, дабы сдвинуть с мертвой точки забуксовавшее было расследование «Кулинарного дела», на задворках модного ресторана «Ерема», славившегося русской кухней и еще тем, что чуть более недели назад был отравлен ядом рицином его шеф-повар Владимир Голубев, принимающий участие в этом злосчастном конкурсе «Повар 2013», было найдено тело Марка Лисянского. Мертвый продюсер лежал, точнее, полусидел меж двумя мусорными баками, вытянув вперед ноги и склонив голову набок. Вся его грудь была залита загустевшей кровью.
Обнаружила тело Марка Лисянского некая старушка по имени Милица Степановна Заслонова, бывшая прессовщица машиностроительного завода «Красная Пресня», которая зашла поутру позавтракать ресторанными объедками из баков, поскольку ее пенсии едва хватало на оплату квартиры и коммунальных услуг. По ее показаниям (а про них было каким-то образом известно Альберту Андреевичу, и он рассказал о них Ирине), она-де завсегда приходила завтракать к ресторану «Ерема», поскольку «там очень вкусно готовят». Вот и в тот раз раненько утречком, пока до баков не добрались местные бомжи, она отправилась лакомиться ресторанными объедками. Подошла к бакам, глядь – меж баков человек сидит смирненько, ноги вытянул, голову набок свесил. Милица Степановна вначале подумала, что это пьяный отсыпается, и стала собирать из бака разные сдобы. А когда, найдя едва надкусанный расстегай с семгой и принявшись жевать его беззубым ртом, она перешла к другому баку, тут-то и увидела, что у «пьяного» белая рубашка и пиджак в крови.
Старушка робко подошла к телу и легонько ткнула его носком ботика. Тело никак не отреагировало. Тогда Милица Степановна наклонилась, заглянула в лицо «пьяного» и отскочила для своего возраста весьма прытко. А случилось это потому, что она увидела бледное лицо, налившиеся синевой губы и открытые, немного удивленные глаза мертвеца. Что это труп, у старушки уже не осталось сомнений, и она, поспешно доев расстегай, отправилась в ближайший пункт полиции, дабы сообщить о столь страшной находке.
Прибыла полиция, старушку по всем правилам допросили, потом составили акт обнаружения тела, а врач-эксперт констатировал насильственную смерть от трех огнестрельных ранений, одно из которых было несовместимо с жизнью. Стреляли, по результатам первоначального осмотра, из пистолета Макарова между одиннадцатью вечера и двумя часами ночи.
Завели уголовное дело, отметающее убийство с целью грабежа и классифицированное как бытовое, поскольку во внутреннем кармане пиджака Лисянского была обнаружена крупная наличность: шесть тысяч евро и пятьдесят пять тысяч рублей пятитысячными купюрами. Кроме того, на руке продюсера продолжали тикать швейцарские часы марки «Маурис Лакруа» с черным ремешком из крокодиловой кожи. Такие часы стоили около полумиллиона рублей. Чуть позже выяснилось, что прошлым вечером в ресторане «Ерема» продюсер Марк Лисянский был не один а… с режиссером Альбертом Пиктиримовым. Они пришли в ресторан в одиннадцатом часу вечера, ужинали в нем, долго о чем-то беседовали и покинули заведение в половине первого ночи. Сократилось и время убийства Лисянского, которое произошло между половиной первого и двумя часами ночи.
– А как узнали, что Лисянский и Пиктиримов ужинали в ночь убийства продюсера вместе? Кто это сказал? – спросил я Ирину, как только выдалась в ее рассказе крохотная пауза.
– Это сказал отец, – ответила Ирина, – когда следователь пришел к нему на съемочную площадку для дознания.
– Значит, твоего отца уже допрашивали, – скорее констатировал, нежели спросил я.
– Да… дважды, – признала Ирина.
– Почему дважды? – спросил я. – Сменились следователи?
– Нет, – получил я ответ.
– А что тогда? – посмотрел я на Ирину.
– Когда отца допрашивали первый раз, то он сказал, что они с Лисянским прекрасно провели время в ресторане, много говорили о фильме, о начавшихся съемках и сценарии. А потом, – Ирина запнулась, – отец сказал следователю, что ушел, потому что ему нужно было рано вставать на съемки. Еще его спрашивали, почему продюсер Лисянский выбрал его режиссером на свой фильм, на что отец ответил, что они друзья и еще что Лисянский хорошо знал потенциал отца и доверял его чутью и таланту. На вопрос, ладил ли он с Марком Лисянским, отец ответил, что дай бог всем так ладить, как ладили они…
– Но это оказалось неправдой, – догадался я. – Поэтому и состоялся второй допрос. После чего твой отец и попал под подозрение в совершении убийства как человек, уже один раз солгавший и пытающийся увести следствие на ложный путь, так? – посмотрел я на Ирину.
– В общем, так, – подтвердила она мою догадку. – Следователь опросил официанта, обслуживающего их столик, и тот уверял, что отец и Лисянский очень сильно ругались, а швейцар на входе дал показания, будто бы отец не покидал ресторан один, раньше Лисянского, и что вышли он и Лисянский вместе. После чего, по словам отца, они разошлись в разные стороны, но следователь ему уже не поверил. И взял у него подписку о невыезде.
– А следак спрашивал твоего отца, не поджидал ли кто Пиктиримова у ресторана? – задал я вопрос.
– Спрашивал, – кивнула Ирина.
– И что? – посмотрел я на нее.
– Отец ответил, что он не заметил, чтоб Лисянского кто-нибудь поджидал, поскольку, повздорив, они тотчас разошлись, даже не попрощавшись, – ответила Ирина.
– А какова была причина их ссоры? – спросил я. – Твоего отца об этом спрашивали?
– Конечно, – ответила Ирина. – Лисянский хотел изменить сценарий, а отец был против этого. Съемки уже начались, актеры подобраны, о каком изменении сценария могла идти речь?
– А что, разве так не бывает, что сценарий меняется прямо по ходу съемок? – удивился я. – По-моему, такое случается сплошь и рядом. Порой, когда я смотрю фильм, мне кажется, что режиссеры вообще создают их без сценария.
– Сценарий был, причем очень сильный, – сказала Ирина, немного подумав. – Просто отличный сценарий! Так говорил отец. Изменить его означало, по его мнению, сделать только хуже.
– Ясно, – констатировал я. Потом немного помолчал и сказал, точнее, просто высказал мысль вслух: – Выходит, режиссер Пиктиримов был последним, кто видел продюсера Лисянского живым…
– Выходит, он, – была вынуждена согласиться Ирина. – Но это… не так. Ведь последним Лисянского видел именно тот человек, который его и убил. А отец не убивал.
– Скажи, а у отца был пистолет? – спросил я.
– Следователь тоже задавал ему такой вопрос, – холодно посмотрела на меня Ирина. – Так вот: не было у отца никакого пистолета. Он боялся любого оружия, даже простых перочинных ножей, и никогда не носил их с собой. Наверное, когда он впал в отчаяние и запил, боялся, что может покончить с собой. То есть придет вдруг такая мысль в пьяную голову, а тут под рукой пистолет. Ну и нажать на спусковой крючок труда не составит.
– Ясно, – посмотрел я на Ирину. – А у продюсера Марка Лисянского был пистолет? – так, на всякий случай спросил я.
– Я не знаю, – сказала Ирина.
Я немного подумал, отметив для себя, что стоит узнать, имелся ли у Марка Лисянского пистолет, а потом сказал:
– Ну, в общем-то, твоему отцу особо ничего не угрожает. Ведь прямых улик против него нет, а есть улики только косвенные. То, что он поругался с Лисянским и вышли они из ресторана вместе, еще ни о чем не говорит. Плохо, конечно, что отец поначалу давал… неправдивые показания и тем самым навлек на себя некоторые подозрения следователя. Но это лишь подозрения, и не более того, ведь они ничем не подкреплены, – у меня получалось говорить бодро и даже убедительно, но на Ирину, как я видел, это не производило никакого впечатления. – Любой пронырливый адвокат на суде камня на камне не оставит от обвинений твоего отца в убийстве Марка Лисянского.
