Росс Макдональд - Холод смерти
— Алекс Кинкейд у своей жены?
— Да. Он позвонил мне домой и очень просил позволить повидаться с ней, хотя его не было целый день. Кроме того, он хотел поговорить со мной.
— Он что-нибудь сказал вам?
— Нет.
— Надеюсь, он передумал. — Я рассказал Годвину о встрече с Кинкейдом-старшим и об отъезде Алекса с отцом.
— Нельзя обвинять во всем его одного. Он еще очень молод, и на него обрушились слишком сильные переживания. — Глаза Годвина вспыхнули. — И для него, и для Долли чрезвычайно важно, что он решил вернуться.
— Как она?
— Спокойнее. Больше не разговаривала, по крайней мере, со мной.
— А вы не разрешите попытаться мне?
— Нет.
— Мне очень жаль, что я втравил вас в это дело, доктор.
— Я уже слышал подобное, и в менее вежливых выражениях. — Он упрямо улыбнулся. — Но раз уж я занимаюсь этим делом, то буду поступать так, как сочту нужным.
— Ну, конечно. Вы видели вечернюю газету?
— Видел.
— Долли знает о том, что происходит? Например, о револьвере?
— Нет.
— Вы не думаете, что ей надо сказать?
Он раздвинул руки на поцарапанной поверхности стола.
— Моя задача — упростить ее проблемы, а не прибавлять к ним новые. На нее вчера слишком много всего навалилось, связанного как с прошлым, так и с настоящим. Она была на грани психического срыва. Мы не должны позволить этому повториться.
— Вы сможете защитить ее от допроса полиции?
— Безусловно. Но лучшей защитой для нее было бы расследование этого дела и обнаружение истинного убийцы.
— Этим я и занимаюсь. Сегодня утром я разговаривал с ее тетей Алисой и осмотрел место убийства. Я пришел к твердому убеждению, что, если даже убийство и было совершено Макги, в чем я сомневаюсь, Долли не могла видеть, как он выходил из дома. Другими словами, ее показания на суде были сфабрикованы.
— Вас в этом убедила Алиса Дженкс?
— Нет, расположение дома. Мисс Дженкс приложила все усилия, чтобы убедить меня в обратном, в виновности Макги. Не удивлюсь, если окажется, что она была инициатором возбуждения дела против него.
— Но он действительно виновен.
— Это ваше мнение. Я бы очень хотел, чтобы вы задумались о причинах, заставивших вас так считать.
— Я не могу рассказать вам о них. Они составляют мою профессиональную тайну, доверенную мне пациентами.
— Констанцией Макги?
— Миссис Макги формально не являлась моей пациенткой. Но нельзя лечить ребенка, не воздействуя на его родителей.
— Она доверяла вам?
— Естественно, в определенной степени. В основном мы обсуждали ее семейные проблемы. — Годвин говорил очень осторожно. Выражение его лица было абсолютно бесстрастно. Его лысая голова поблескивала под лампой, как металлический купол под луной.
— Алиса обмолвилась об интересной подробности. Она сказала, что у Констанции не было другого мужчины. Я не расспрашивал ее ни о чем. Она сама сообщила об этом.
— Интересно.
— Вот и я так тоже думаю. У Констанции в то время был роман?
Годвин кивнул почти незаметно.
— С кем?
— Я не намерен сообщать вам. Он и так уже достаточно пострадал. — Тень сочувствия промелькнула на его лице. — Это я сказал вам только для того, чтобы вы поняли, что Макги виновен, так как у него были основания для мести.
— Я полагаю, что против него, как теперь против. Долли, было сфабриковано ложное обвинение.
— Насчет Долли я согласен. Может, на этом и остановимся?
— Нет, не остановимся, потому что мы имеем дело с тремя взаимосвязанными убийствами. Возможно, вы скажете, что эта субъективная связь существует только в воображении Долли. Но я уверен, что связаны они друг с другом совершенно объективно. Возможно, все они совершены одним человеком.
Годвин не спросил меня, кем. Это было хорошо. Я говорил, что в голову взбрело, и подозреваемых у меня не было.
— Какое третье убийство вы имеете в виду?
— Смерть Люка Делони — человека, о котором я впервые услышал сегодня вечером. Я встречал мать Элен Хагерти в аэропорту и по дороге в город успел с ней поговорить. По ее словам, Делони застрелился случайно, когда чистил револьвер. Элен же считала, что он был убит, и говорила, что знает свидетеля. Возможно, она сама была свидетельницей. Как бы там ни было, это стало причиной ее ссоры с отцом — он занимался расследованием этого дела, после чего она убежала из дома. Все это произошло более двадцати лет тому назад.
— И вы серьезно полагаете, что те события связаны с нынешним делом?
— Элен так считала. Ее гибель придает особый вес ее мнению.
— И что вы собираетесь делать?
— Я хочу сегодня же отправиться в Иллинойс и поговорить с отцом Элен. К сожалению, я не могу это сделать за свой собственный счет.
— Но ведь можно ему позвонить.
— Можно. Но не помешает ли это делу? Боюсь, он окажется твердым орешком.
После минутной паузы Годвин произнес:
— Я мог бы стать вашим спонсором.
— Вы великодушный человек.
— Нет, просто любопытный. Имейте в виду, я связан с этим делом уже более десяти лет и много бы дал, чтобы увидеть, чем оно в конце концов завершится.
— Давайте я сначала поговорю с Алексом, может быть, он даст мне деньги.
Годвин склонил голову и, не поднимая ее, встал. Но этот поклон не предназначался мне, скорее, это была просто привычка, словно он чувствовал давление звезд и испрашивал у них разрешения переложить часть этого груза на другие плечи.
— Пойду позову Алекса. Он уже давно у Долли.
Годвин вышел в коридор. Через некоторое время в кабинет вошел Алекс. Он двигался словно в потемках, но выражение его лица было как никогда спокойным. Он остановился в дверях.
— Доктор Годвин сказал, что вы здесь.
— Не ожидал тебя увидеть.
Верхняя часть его лица исказилась, словно от боли. Он закрыл ладонью глаза, потом затворил дверь и прислонился к ней.
— Я сегодня сыграл труса. Попытался выкрутиться.
— Признаваться в таком непросто.
— Не надо смягчать, — резко произнес он. — Я повел себя как свинья. Смешно, но когда отец огорчается, это оказывает на меня какое-то странное действие. Похоже на симпатические колебания: он приходит в отчаяние — я прихожу в отчаяние. Я не хочу сказать, что я в чем-то обвиняю его.
— Я обвиняю его.
— Не надо, пожалуйста. Вы не имеете права. — Он нахмурился. — Его компания собирается заменить большинство своих служащих компьютерами. Отец боится, что это и его затронет, и, я думаю, поэтому он во всем видит угрозу собственной жизни.
— Кажется, ты не напрасно провел время.
— Я много думал о том, что вы сказали. И когда ехал с отцом домой, вдруг почувствовал, что я действительно больше не человек. — Он оттолкнулся от двери и взмахнул руками. — Знаете, странное ощущение. Оказывается, на самом деле можно принять решение внутри себя. Можно решить одно, а можно — другое.
Он не знал еще, что вся сложность состоит в том, что в дальнейшем ему придется принимать такие решения каждый день. Но это ему еще предстояло открыть.
— Как жена? — спросил я.
— По-моему, она была рада мне. Вы разговаривали с ней?
— Доктор Годвин не разрешает.
— Он и меня не хотел пускать, но я пообещал ни о чем ее не спрашивать. Я и не спрашивал, но вопрос о револьвере всплыл сам собой. Она слышала разговор двух сестер о газетной статье...
— И что сказала?
— Что у нее нет револьвера. Наверное, кто-то подложил его под матрас. Она попросила описать его и сказала, что он похож на револьвер тети Алисы. У ее тетки была привычка класть по ночам рядом на столик револьвер. Когда Долли была маленькой, ее это очень забавляло. — Он глубоко вздохнул. — Кстати, однажды Долли видела, как тетя угрожала этим револьвером ее отцу. Я не хотел, чтобы она снова возвращалась к этой истории, но ее невозможно было удержать. Она не скоро успокоилась.
— Хорошо, что она хотя бы перестала винить себя в смерти Элен Хагерти.
— Нет, не перестала. Долли продолжает обвинять себя во всем. Во всем.
— То есть?
— Она не объясняла. Я не дал ей.
— То есть доктор Годвин тебе не советовал.
— Да. Мне кажется, он знает о ней гораздо больше, чем я.
— Я понимаю, что ты не собираешься расторгать свой брак?
— Нет, все будет по-прежнему. Я понял это сегодня. Нельзя расставаться из-за того, что один попал в беду. Я думаю, Долли это тоже понимает. Сегодня она вела себя со мной совсем иначе.
— О чем вы еще говорили?
— Ни о чем существенном. В основном о других больных. Там одна пожилая женщина с переломом бедра все время хочет встать. Долли присматривает за ней. Она ведь сама не настолько больна. — Это был скрытый вопрос.
— Ну это ты должен обсудить с врачом.
— Он говорит, что не настолько. Он хочет дать ей завтра несколько психологических тестов. Я не возражал.
— А как насчет моей дальнейшей деятельности, ты не возражаешь?
— Конечно. Я думал, это само собой разумеется. Я бы хотел, чтобы вы сделали все возможное, чтобы распутать это дело. Надо подписать контракт...
