Эд Макбейн - Три слепых мышонка
Он открыл коробку печенья, достал белый пластмассовый нож и пару пластмассовых стаканчиков.
— Я налью мартини, если ты сделаешь бутерброды, — сказал он и протянул ей белые бумажные тарелки.
Он любовался ее длинными изящными пальцами, лунными бликами, играющими на ее высоких скулах и безупречном носе. Она так старательно размазывала паштет на печенье, склоняясь над тарелкой.
— Красивее тебя женщины я не встречал, — сознался он.
— Ты очень милый, — подняла она на него свои томные глаза.
— Пластмассовые стаканы не очень подходят для мартини, — смутился Уоррен.
— Сойдут, — успокоила его Фиона.
— Я забыл про оливки, — вспомнил он.
— А кому здесь нужны оливки? — спросила она.
Он разлил вино.
— Я очень люблю мартини, — призналась Фиона.
— Я тоже.
Они прикрыли флягу крышкой. Получился маленький столик, на котором стояла тарелка с бутербродами и бутылка с остатками мартини. Лунный свет играл в ее волосах, касался ее груди, чуть прикрытой купальником. Он вдруг ощутил, что умрет, если она снимет купальник. Он мысленно молил, чтобы она не делала этого дешевого жеста. Но Фиона Джилл была не из дешевых женщин.
— Ты смотрел «Отсюда к вечности»? — прервала она молчание.
— Кажется, да. Ты имеешь в виду фильм? Да, смотрел по телевизору.
— Нет, я не имею в виду сериал…
— Нет, нет, фильм. С Бертом Ланкастером и Деборой Карр.
— Какое крепкое, но хорошее вино.
— Спасибо.
— Мне оно напомнило этот фильм.
— Да?
— Вернее, один эпизод из фильма.
— Какой, Фиона?
— Волны накатываются на берег, и они на пляже занимаются любовью, — сказала она.
Его сердце усиленно забилось.
— Волны накатываются на берег, — повторила она и посмотрела в сторону моря. — А ты не обратил внимание, что в кино почти не показывают любовных сцен с неграми. Разве что иногда по телевизору. Ты можешь представить себе Билла Косби в любовной сцене?
— Мне кажется, я видел такие сцены, — сказал Уоррен.
— Да, и в каких же фильмах? — спросила она.
— Вроде бы Грегори Хайнз снимался в таких сценах.
— Я не видела ни одной сцены с целующимся Эдди Мерфи.
— А в том фильме, где он играет вождя африканского племени и отправляется за невестой? Вот с ней-то он и целовался.
— Ты уверен?
— Да.
— А почему бы тебе не поцеловать меня? — спросила Фиона.
Отставив стакан, он опустился на одеяло и страстно поцеловал ее.
— Мне нравится, когда ты целуешь меня, — прошептала она.
— Я без ума от твоих губ, — тихо произнес он.
Уоррен оттянул купальник и дотронулся до ее обнаженной груди. Соски затвердели. Вероятно, от воды, решил он, хотя вода была теплой.
— Они боятся, — ухмыльнулась она.
— Чего же? — не понял он.
— Показать, как негры занимаются сексом, — сказала она.
— Это точно, — согласился Уоррен.
— Они боятся, что разразится буря, — переливчато рассмеялась она.
Он поцеловал ее в смеющийся рот. И потянулся к купальнику. Ее грудь обнажилась.
Она откинулась назад.
Он поцеловал ее соски.
Ее рука нежно скользнула вниз по его бедру.
— Как ты думаешь, то, что говорят о нефах, правда? — спросила она.
Это могло значить лишь то, что она не знала белого мужчину и не могла сравнить. Он надеялся, что так оно и есть. Ему хотелось верить, что она вышла замуж девственницей и принадлежала одному мужу. Это, конечно, фантазии, но он чуть было не решился спросить ее об этом. Вместо этого он погладил ее по животу и положил руку под узенькие бикини.
— Я думаю, они правы, — сказала она.
— Да, — согласился он.
— Я говорю о темнокожих мужчинах, — уточнила она.
— Да, — повторил он, поглаживая ее пальцами.
— Они трусят показать настоящую любовную сцену, — произнесла она.
— Да, — сказал он, прерывисто дыша.
— Они боятся, что сексуальные негры заполонят улицы и… — В подтверждение своих слов она крепко прижалась к нему, — …насладятся всеми белыми женщинами в этой стране.
— Так оно и будет, — сказал он. От возбуждения у него перехватило дыхание.
— Разве ты не хочешь меня поцеловать? — спросила она.
Он поцеловал ее.
От предвкушения наслаждения у него закружилась голова.
— Эй, поаккуратнее на поворотах, — попросил он ее.
— Нет, — возразила она.
— Что ты делаешь? — воскликнул он.
— Ничего особенного, — отозвалась она.
— Разве так…
— Они показывают только любовные игры белых, — ее рука действовала вполне недвусмысленно, — и черный секс — им не по зубам. Ну вот, малыш, теперь порядок. Показывают невинные поцелуйчики, от них никогда не дождешься настоящего секса, о нет, да-да, вот здесь, о Господи, они не знают, что такое настоящий секс, Боже мой! — вскрикнула она и приподняла бедра. Он снял с нее трусы и бросил их на песок, расслабленная, она откинулась на одеяло, отдавая себя в его власть. Он молниеносно скинул трусы и взял ее.
— Никогда им не видать ничего подобного, — выдохнула она. — Никогда, Господи.
Глава 8
Дорога к побережью тянется вдоль строительной площадки поместья Твин-Три, которое соседствует с заболоченными землями и заливом Уиллоуби, выходит по Хенли-стрит на Саут-Тамайами-Трейл, где за складом фирмы по производству игрушек сливается с грязной проселочной дорогой. Взору открываются ржавеющие железные днища лодок, сложенных под навесом. За лодками виднеется бетонный дом, где живет Чарли Стаббс со своей женой и золотисто-рыжей собакой по кличке Шадрак. Дом стоит прямо у воды, из окна прекрасно видны все двадцать стапелей, которые он сдает в аренду владельцам лодок.
Общепринятая версия такова, что вечером тринадцатого августа Стивен Лидз снял свою лодку «Блаженство» с двенадцатого стапеля и отплыл в ночь, чтобы убить трех человек.
— У нас когда-то было еще два пса, — рассказывал Стаббс Мэтью. — Сучка по кличке Мешак и кобель Абеднего.
Он наклонился и почесал за ухом большого рыжего пса, довольного таким обхождением: он прикрыл глаза и вывалил наружу язык, его огромные львиные лапы упирались в деревянные доски настила. Стаббс и адвокат стояли около лодочной станции. Через открытую дверь Мэтью заметил на доске с деревянными крючками ключи от лодок, поверх крючков небрежно были выведены краской номера стапелей. Мэтью подумал: была открыта эта дверь в ночь убийства?
— Мы тогда жили на севере, может, слышали, есть такой маленький городишко Вест-Довер, в штате Вермонт. Славные места, но зимой лютый мороз. Мы с женой переехали сюда в сорок седьмом, мечтали приобрести мотель, а смогли купить только лодочную станцию, хотя я в лодках ни черта не разбирался. Как-то зимой, еще в Вермонте, пропали у нас две собаки, Мешак и Абеднего, мы тогда решили, что их украл какой-нибудь заезжий лыжник из Нью-Йорка, там в цене породистые собаки. А наши были — глаз не отвести. Моя жена рыдала от горя. Она безумно любит собак, особенно сук. Но вот весной звонит мне наш сосед, смотритель охотничьего домика, и рассказывает, что чистил он пруд от веток и всякой дряни и наткнулся на дне, как ему показалось вначале, на двух оленей, но это были собаки. Он мне и позвонил, когда увидел ошейники. Это были наши собаки. Мы решили, что они просто заигрались и провалились под лед, а выбраться не сообразили. Правда, ужасная смерть?
Мэтью подумал, что вряд ли бывает сладкая смерть.
— Моя жена так их любила, — произнес Стаббс таким грустным голосом, почесывая пса за ухом, что Мэтью догадался: старик любил своих собак не меньше жены.
— Мистер Стаббс, — сказал он. — Извините, что приходится вас беспокоить.
— Какое это беспокойство!
— Но мне хотелось бы вас кое о чем спросить.
— Да, конечно.
— Во-первых, я хотел узнать… Там на доске у вас висят ключи от лодок, верно?
— Да.
— На каждом написан номер стапеля?
— Да, всего их двадцать один.
— Мистер Стаббс, а ночью дверь запирается?
— Конечно.
— А в ту ночь, когда Стивен Лидз брал лодку, она была заперта?
— Я на ночь всегда ее запираю. У владельцев лодок имеются свои ключи, а здесь мы держим запасные, на всякий случай, иногда лодку передвинешь или еще что-нибудь.
— Значит, Стивен Лидз воспользовался своими ключами?
— Конечно, своими. Он запасные не трогал, ведь станция была заперта.
— Мистер Стаббс, вы не возражаете, если я подошлю к вам помощника, чтобы осмотреть окна и двери?
— С какой стати?
— Возможно, мы обнаружим следы взлома.
— Поступайте по своему усмотрению, — пожал плечами Стаббс. — Я бы заметил, если бы кто залез. Что такое, старина? — обратился он к собаке. — Есть хочешь, но ведь мама кормила тебя утром. Ты нас скоро по миру пустишь со своим аппетитом, да ладно, пойдем домой, разве я позволю тебе умереть с голоду?!
