Ричард Пратер - Дело «Кублай-хана»
Комната у нее маленькая, один угол занимала аккуратно застеленная кровать, у стены — низенький туалетный столик из темного резного дерева, справа от меня расположился бамбуковый столик, а прямо напротив — приоткрытая дверь в ванную комнату. Мне был виден темно-красный коврик и душевой шланг, висевший на крючке.
Я отхлебнул «Мартини» и взлетел над кроватью, будто подброшенный пружиной. Наверное, туда все-таки стоило положить льда, и побольше.
— Бр-р, — вырвалось у меня.
— Что-нибудь не так? — поинтересовалась Лисса. — Может быть, коктейль слишком крепкий?
— Все замечательно, — похвалил я. — Бр-р… замечательно. Только смотри, чтобы между нами не пробежала искра.
— Не могу вспомнить, добавила я вермут или нет. По вкусу похоже на вермут?
— Откуда я знаю? Через минуту это не будет иметь никакого значения.
— Тебе не нравится мой коктейль.
— Что ты, я в восторге.
— Но ты все время фыркаешь, как лошадь.
— О чем ты? Бр-р. Это… это здорово.
— Я никогда не пробовала этот джин.
— Хм…
— Зато в животе сразу становится тепло.
— Там все и начинается. — К этому моменту я сделал еще один большой глоток. — Готов поспорить, с помощью этой штуки можно вылечить язву. Она тотчас закроется, как умирающие морские анемоны.
Мы болтали о всякой чепухе. Я спросил, где ее соседка по комнате, если она вообще существует. Выяснилось, что соседка существует — китаянка по имени Вонг, — но она ушла несколько часов назад. Когда у меня вырвалось замечание, что я рад отсутствию ее соседки по имени Вонг, я ненадолго замолчал и задумался, не стоит ли мне допить оставшийся «Мартини». Черт возьми, к этому времени я уже выпил оставшийся «Мартини». Ну, почти весь.
Судя по всему, он затеял драку со всей той дрянью, которой я травился вчера. С теми маленькими огненными хищниками, резвящимися в моей двенадцатиперстной кишке. Я не знал, что такое двенадцатиперстная кишка, но начинал догадываться, где она находится. Не нужно было пить этот «Мартини», пожалел я, — увы, слишком поздно. Лучше бы я попробовал мангусту.
Наконец мне удалось выговорить:
— Лисса.
— Да, Шелл?
— Что еще сказал тебе Булл?
— Я тебе уже все передала. Джин очень нужно было увидеть мистера Сардиса, и она попросила Булла помочь ей с ним встретиться. Сказала, что мистер Сардис не откажется поговорить с ней. Я помню, она утверждала, что это касается его дочери и поэтому он обязательно захочет поговорить с ней.
— Дочери Сардиса? Нейры?
— Думаю, да. Булл говорит, она просто сказала, что дело касается его дочери. И чтобы Булл сообщил старику об этом.
— Интересно. Послушай, когда снова увидишься с Буллом, постарайся узнать, устроил он встречу Джин и Сардиса или нет, хорошо?
— Конечно. Я увижу его очень скоро. Кстати, мне надо что-нибудь надеть. — Она наклонила свой стакан с «Мартини» и лихо выпила. — Отличный напиток.
— С каждым глотком становится все лучше и лучше.
Я говорил правду. Теперь он напоминал новокаин. Мне начинало казаться, что эта адская смесь прошествовала мимо моего желудка и направилась прямо в сердце и в уши. Ну да, все верно: я же еще не обедал. Между прочим, и не завтракал. Я вообще ничего не ел с восьми часов вчерашнего вечера. Хорошо, хоть вчера заправился как следует.
— Это действительно так важно? — спросила Лисса. — Насчет Джин и мистера Сардиса?
— Крайне важно. И чем раньше ты узнаешь и скажешь мне, тем лучше.
— Тогда я спрошу его в первую очередь. В самую-самую первую.
— Отлично. Очень-очень отлично.
— Еще хочешь?
— У меня еще есть. Немного, но…
— Давай налью. Пока лед не растаял.
— Давай. Знаешь, а ведь лед надо вынимать. По крайней мере, так говорят эксперты. А мне иногда нравится считать себя экс…
— Здесь не так много, как я думала. Авось нам хватит.
— О, вполне хватит.
Лисса стояла прямо передо мной с кувшином в руке и, наклонившись, наливала «Мартини». Она закрутила полотенце узлом на спине, который, видимо, с самого начала был слабо затянут и теперь, если мои глаза меня не обманывали, начал развязываться. Она ходила по комнате, готовила и наливала «Мартини» и — вне всяких сомнений, сейчас оно развяжется.
Полотенце заскользило вниз по высокой гладкой груди, и я крикнул: «Лисса!» До нее вдруг дошло, что происходит, она воскликнула «Ой!» и потянулась за полотенцем.
Это был кошмар.
Она наливала этот жуткий «Мартини», я подставил ей свой стакан, и, когда она завопила и потянулась за полотенцем, кувшин, который она держала в руке, ударился о мой стакан. В одно мгновение джин полился рекой, это был просто шквал «Мартини». Лисса еще раз ойкнула, попыталась удержать полотенце — и… оно упало.
Внезапно все кончилось. Кувшин и стакан лежали на полу. Рядом валялось смятое белое полотенце. Лисса все еще тянула руку за полотенцем, которое было совсем не там, куда она устремилась. А я приподнялся с кровати, подавшись вперед и хватая руками воздух в нелепой попытке помочь Лиссе.
Несколько секунд мы стояли в полном оцепенении и молча взирали друг на друга. Частично мой временный паралич был вызван неожиданно пролитым «Мартини». Но главная причина стояла прямо передо мной — Лисса, обнаженная Лисса.
Это была Ева ночи, современная и еще более обворожительная Цирцея. Ее грудь медленно поднималась и опускалась, чувственные губы трепетали на распутном лице, все ее тело пело песнь сирены, древнюю, как сам мир.
Я не знаю, что могло бы произойти, — хотя догадываюсь, однако в этот критический миг что-то странное царапнуло мое сознание. Странное и мокрое. Как будто что-то странное и мокрое просочилось на мои брюки. Я не мог отвести глаз от Лиссы, но эта странная и сочащаяся мокрота становилась все более противно-осязаемой, и наконец я глянул вниз.
«Так вот куда делись наши „Мартини“!» — озарило наконец-то меня.
«Мартини»… или как там называлось свирепое пойло.
Начнем с того, что мне сразу не понравился этот неприятный, ядовитый и, вероятно, смертоносный привкус новокаина. В нем было что-то разрушительное, подлое, даже дьявольское. Это странно сочащееся зелье может нанести серьезный вред человеку.
Я бы не беспокоился так сильно, если бы оно вылилось, скажем, мне на ноги. Но нет. Эта отрава не тронула мой беговой механизм. С ногами все было в порядке. Они даже не намокли. Я волновался за свою двенадцатиперстную кишку.
Пока я размышлял, Лисса наклонилась и подняла полотенце. В любое другое время я бы почувствовал сожаление, но только не сейчас: сейчас у меня были более важные дела.
— Лисса, — недоуменно произнес я, — эта бутылка с джином…
— Да?
— На этикетке нет, случайно, черепа с костями или чего-нибудь подобного?
— Нет. Там нарисована девушка.
— Хоро… Девушка?
— Да, симпатичная девушка…
— Какая разница? Девушка есть девушка…
— С розой в зубах…
— С розой в…
— И написано «джин». Просто «джин».
— Ну да. Написано-то небось от руки. Теперь все ясно. О, Лисса, нужно что-то предпринять.
— Я думаю, тебе лучше снять брюки.
— Нужно что-то… Что?
— Тебе нужно снять брюки.
— Я думал, мне послышалось.
— Снимай, и я их тебе поглажу.
— Ты, наверное, шутишь.
— Это займет всего одну минуту. Я их просто отпарю.
— А это поможет?
— Шелл, почему ты так перепугался?
— Детка, страх не входит в число моих проблем.
Она топнула ногой:
— Снимай брюки!
— Повтори еще раз! — крикнул я.
— Шелл, я сейчас проткну тебе глаз…
— Ладно, ладно, — согласился я, стягивая брюки, — если ты этого хочешь, пожалуйста, я не против. Черт возьми, полагаю, мы оба не против.
Лисса схватила мои брюки и удалилась. Немного подождав, я поинтересовался:
— И это все?
Она не ответила.
Во время нашего диалога Лисса торопливо передвигалась по комнате, но я не обращал внимания на ее действия, так как был занят только своими проблемами. Теперь же я заметил, что она разложила гладильную доску и поставила на нее утюг. На краю доски она повесила мои замечательные брюки с изумительными красными полосками.
— Ты собираешься гладить мои брюки, да?
— Сколько раз я должна тебе это повторить?
— Чем больше, тем лучше.
— Надо вывести это мокрое пятно от «Мартини». Ты же не можешь уйти отсюда в таких пьяных брюках.
— «Мартини»-то был сухим. Но ты права. Я должен присутствовать на церемонии перерезания ленточки, и, естественно, я не могу пойти туда в таком виде. Это было бы… да, это было бы нарушением достоинства.
Лисса конечно же снова подвязала полотенце, но она без конца сновала туда-сюда, и оно опять начало развязываться. На этот раз она завязала его спереди, где-то на плече, и создавалось впечатление, что на ней надето короткое, пушистое белое платье с глубоким вырезом и разрезом до самого уха. Она была очаровательна.
