Наследие (СИ) - Моен Джой

– Тогда вам не стоит рассиживаться здесь со мной, – хмыкнула Элисон. – Уж чем-чем, а убийствами семейство Гренхолм славится издавна.

Второй стакан уже был у нее в руках, и Элисон заглянула в него с тоской. Лед весело позвякивал от соприкосновения со стеклом, и мысли медленно уходили в другом направлении. Она не успела опомниться, как уже рассказывала Густаву о семье, о Мелоди, о любимых картинах, заразительно смеясь и взмахивая руками, внимательно слушая его комментарии и отвечая на вопросы. Как и в саду, суперинтендант заражал ее спокойствием и уверенностью в безопасности. Густав не сводил с нее взгляда, а после аккуратно накрыл ее ладонь своей и нежно сжал.

« Любовь сладка на вкус

Когда встречаются наши сердца

Я влюбился в тебя как дитя

О, но огонь обезумел » – лился из колонок чарующий голос Джонни Кэша, и Элисон, закрыв глаза, покачалась в такт.

– Вместе мы во всем разберемся. Верьте мне.

Эти слова громом отозвались в голове Элисон, отрезвляя. Она внезапно вспомнила про Аттикуса – единственного мужчину, которого когда-либо приглашала в бар. Мужчину, который обещал ей, что выстоит против целого мира, если только Элисон будет держать его за руку. Мужчину, не справившегося с ролью отца и мужа. Выдернув ладонь, Элисон залпом допила виски и, положив деньги на барную стойку, встала.

– Мне пора, – стараясь не смотреть на Густава, сказала она. – Надо проверить как там Мелоди. Я не должна была оставлять ее одну.

– Я подвезу вас.

Мужчина тоже поднялся и направился к двери, не оставляя ей возможности отказаться. На улице он открыл дверь серебристого пикапа Ford F-series, приглашая Элисон, и, не говоря ни слова, повез ее по знакомым улицам. Женщина мечтательно смотрела в окно на проплывающие мимо дома, предаваясь размышлениям как могла бы выглядеть ее жизнь, если бы сестра осталась жива и семья не переехала бы в Пинчер-Крик. Но гадать об этом было так же больно, как и вспоминать счастливое детство.

– Спасибо за вечер, – улыбнулась она Густаву, когда машина остановилась возле поместья Гренхолмов.

– Проводить вас? – спросил Густав и добавил, после того как Элисон покачала головой. – Уверены, что все хорошо?

– Я помню, что вы будете ждать моего звонка в любое время дня и ночи, – заглянув в его глаза, Элисон не удержала и сжала его руку. – Зная, что вы начеку, я могу спать спокойно.

В машине воцарилась тишина, нарушаемая только тихим мотивом популярной песни по радио. Тепло твердых пальцев Густава окутало ледяную ладонь Элисон и постепенно дошло до ее сердца. Задержав взгляд на его губах, она подумала, как было бы чудесно ощутить вкус его губ – волнующе и вместе с тем запретно. Близость, которую она не позволяла себе долгие годы. Расстояние между ними сократилось, и женщина не могла с уверенностью сказать, стал ли причиной этому Густав или она сама потянулась к нему за защитой и утешением.

– «На темном пустынном шоссе холодный ветер в моих волосах...» – раздалось из кармана пиджака.

Вздрогнув, Элисон торопливо убрала руку и откинулась к двери. Момент был упущен, но Густав не торопился ответить на звонок.

– Eagles, хороший выбор, – сказала Элисон, стараясь, чтобы ее голос звучал равнодушно. – Должно быть кому-то тоже понадобилась ваша помощь. Мне пора.

Она потянулась к ручке двери, но прежде чем успела открыть ее, Густав аккуратно схватил ее за предплечье.

– Я заеду к вам завтра, – торопливо сказал он, но, осознав, как двусмысленно звучат его слова, сказал первое, что пришло в голову: – Расскажу, что узнал по поводу завещания и похорон. Пожалуйста, не забываете об осторожности – заприте все окна и двери, и не пускайте никого в дом.

– О, будьте уверены! Я никого не впущу, – бросила Элисон через плечо и вылезла из машины, напевая: – «Это может быть рай или это может быть ад».

Едва зайдя в дом, она тут же удостоверилась, что куртка Мелоди весит на вешалке, заперла дверь на все засовы, прислонившись к ней спиной, и отошла только тогда, когда услышала, как отдаляется звук мотора. Все краски последних часов снова померкли, и реальность тяжелым покрывалом опустилась на плечи Элисон. Она почувствовала себя отвратительно, но к удивлению, осознала, что боль была физической – пустой желудок неприятно скрутило, голова раскалывалась, а рот заполнился неприятным послевкусием сигарет и алкоголя.

Единственным желанием стал глоток холодной воды, но стоило только Элисон осушить стакан, оказавшись на кухне, как в коридоре послышался шорох. Кожа рук покрылась мурашками, и женщина замерла в надежде, что это все лишь шелест ветвей на ветру за окном. Но звук повторился ближе, прозвучал отчетливее, напоминая шаги. На раздумья времени не было, и Элисон, дрожа от страха, схватила с каминной полки статуэтку и подкралась к двери. Подняв свое оружие над головой, она замерла, стараясь услышать шаги, меркнущие на фоне ее собственного обезумевшего сердца. И почувствовав за дверью человека, она выскочила в коридор, готовая нанести удар, но в тоже мгновение разжала руку, обрекая статуэтку на бесславную смерть.

– Боже, мам! – воскликнула Мелоди. – Надеюсь, ты просто вытирала пыль. Не говори, что у тебя паранойя.

– Ты напугала меня! До смерти! – задыхаясь, выговорила Элисон, закрыв лицо руками.

– Не правда, ты очень даже жива. Пойдем, я сделаю нам сэндвичи.

Не обращая внимания на осколки на полу, Мелоди взяла маму за руку и повела в сторону кухни. Через минуту перед женщиной уже стояла тарелка с едой, а девушка кипятила чайник и расставляла на столе кружки.

– Только не говори, что ты взяла продукты в холодильнике, – подозрительно посмотрела на дочку Элисон, но не в силах устоять перед голодом сэндвич откусила.

– Думаешь, они могли впитать трупный яд? – насмешливо фыркнула Мелоди, но сжалившись, добавила: – Вряд ли здесь кто-то жил, в холодильнике пусто. Я купила продукты в магазине.

– И с каких пор мы поменялись ролями? – печально улыбнулась Элисон. – Это я должна заботиться о тебе. А вместо этого...

– Надираешься в баре с мистером «я буду охранять ваш сон», – жуя сэндвич, сказала Мелоди с набитым ртом. – Видела его машину перед домом. Симпатичный, правда?

– Глупости!

– Да-да, вы конечно весь вечер говорили об убийствах. Но надеюсь, целуется он лучше, чем раскрывает преступления.

– Мелоди! – застонала Элисон.

Отмахнувшись, девушка заварила чай и, не обращая внимания на неодобрительный взгляд матери, протянула ей чашку. Едва притронувшись к еде, Мелоди задумчиво подвинула тарелку ближе к Элисон. Кипяток в чашке медленно наливался насыщенным цветом, но пар, вздымающийся облаком, служил явным предостережением, что пить пока не стоит.

– Значит никакой работы и универа? – подняла глаза на маму Мелоди. – Звучит как сказка.

– Только ты и я в старом доме, наполненном воспоминаниями. Да и деревушка – дома можно по пальцам пересчитать – захочешь спрятаться и не сможешь, – ответила Элисон и улыбнулась. – Уик-энд с матерью. Твой личный кошмар.

– Бро-о-сь, – нарочито бодро протянула девушка. – Завернемся в пледы, включим фильм на фоне и поболтаем по душам. Расскажешь мне про семью.

Идеально порезанный хлеб сжался под нажимом тонких пальцев, и соус большой лепешкой упал на тарелку. Элисон напрягалась, перестав жевать и нахмурилась, но, не найдя в лице дочери ничего подозрительного, все же вернулась к еде.

– Глупости, ничего интересного.

– Пф, ну же! Что такого ты натворила, что боишься рассказать?

– Я бы не успела, мне было десять. К тому же, я мало что помню.

– Расскажи то, что помнишь! Почему вы переехали? – продолжала настаивать Мелоди.

– Родители так решили, я была ребенком, – уходила от ответа Элисон, не желая рассказывать про смерть сестры.

– Ты воровала конфеты на Хэллоуин?

– Нет.

– Испортила индейку в День Благодарения?

– Не говори ерунды.

– Ла-адно, – протянула Мелоди и сложила руки на груди. – Но мы к этому еще вернемся. А сейчас заканчивай есть и пошли, мне надо тебе кое-что показать.