Томас Росс - Детектив США. Книга 4
Не знаю, стоит ли мне обращать на это внимание, но меня интересует, какова истинная цель вашей просьбы, касающаяся разрешения беспрепятственно закончить допрос?
Мейсон пожал плечами и промолчал.
— Или вы очень удачливы или чрезмерно проницательны.
Адвокат уклонился от прямого ответа.
— Я всегда полагал, что судебный процесс напоминает айсберг. Лишь его малая часть находится на поверхности, а все остальное скрыто от глаз.
Судья встал.
— Хорошо, адвокат. Как бы там ни было, вы имеете право продолжить допрос.
Пройдя в зал, он занял свое место и стукнул молотком по столу. Шум постепенно стих.
— Адвокат Мейсон, можете задавать вопросы. Клод Драмм вскочил на ноги.
— Ваша честь, произошло ошеломляющее и совершенно неожиданное событие. В силу обстоятельств я не могу упоминать о его сути перед присяжными. Я считаю, что сейчас мое присутствие, как представителя окружного прокурора, занимающегося этим делом, крайне необходимо в другом месте, и прошу объявить перерыв до завтрашнего утра.
Судья Маркхэм взглянул на Мейсона.
— У вас есть возражения, адвокат?
— Да, — Мейсон тоже встал. — Зашита вправе требовать, чтобы допрос свидетельницы был проведен до закрытия сегодняшнего заседания. Я говорил об этом перед тем, как начинать допрос, и достиг полного взаимопонимания с прокурором.
— Совершенно верно, — согласился Маркхэм. — Просьба об отсрочке разбирательства судебного дела отклоняется.
— Но разве ваша честь не понимает… — вскричал Драмм.
— Просьба отклоняется, — резко повторил судья. — Задавайте вопросы, мистер Мейсон.
Под долгим взглядом адвоката Телма Бентон побелела, как полотно.
— Как я понял из ваших слов, — начал Мейсон, — утром семнадцатого октября Паола Картрайт уехала из дома на Милпас Драйв на такси?
— Да.
— Вы видели, как она уезжала?
— Да, — прошептала свидетельница.
— Насколько я понял, — возвысил голос Мейсон, — утром семнадцатого октября вы видели Паолу Картрайт живой?
Свидетельница прикусила губу.
— Не могу сказать, что видела ее лично, — наконец ответила она. — Я слышала шаги на лестнице, ведущей в ее комнату, видела такси, стоящее у дома, и женщину, которая села в кабину. Потом такси уехало. Я решила, что эта женщина — Паола Картрайт.
— То есть вы ее не видели?
— Я ее не видела.
— Далее, вы признаете, что записка написана Паолой Картрайт?
— Да, сэр.
Мейсон взял со стола фотокопию телеграммы, отправленной из Мидвика.
— Вы согласны с тем, что телеграмма, фотокопию которой вы видите, так же написана рукой Паолы Картрайт?
Свидетельница смотрела на фотокопию и молчала.
— Эти два документа написаны одним почерком, не так ли? — настаивал Мейсон.
— Да, — едва слышно ответила Телма Бентон. — Кажется, они написаны одной рукой.
— Кажется? Вы без малейшего колебания признали, что записку писала Паола Картрайт. А как насчет телеграммы? Она тоже написана рукой миссис Картрайт?
— Да, — выдохнула свидетельница. — Ее написала Паола Картрайт.
— Значит, семнадцатого октября Паола Картрайт послала эту телеграмму из Мидвика?
— Полагаю, что да.
Судья Маркхэм постучал по столу.
— Миссис Бентон, прошу вас говорить громче, чтобы присяжные могли вас слышать.
Она подняла голову, взглянула на судью и покачнулась. Клод Драмм вскочил на ноги.
— Ваша честь, совершенно очевидно, что свидетельнице нехорошо. Я снова прошу вас прервать заседание, хотя бы ради ее здоровья.
Судья Маркхэм покачал головой.
— Я считаю, что допрос следует продолжить.
— Если судебное разбирательство будет прервано до завтра, — воскликнул Драмм, — прокуратура, возможно, прекратит дело.
Перри Мейсон повернулся к прокурору.
— Именно этого я и хочу избежать, — прогремел он. — Вы обвинили миссис Форбс в совершении преступления и она вправе рассчитывать на то, что жюри присяжных оправдает ее. Прекращение дела оставит пятно на ее честном имени.
— Просьба обвинения отклоняется, — сухо заключил судья Маркхэм. — Задавайте вопросы, адвокат.
— Будьте добры объяснить, как Паола Картрайт могла оставить записку и отправить телеграмму семнадцатого октября, если, как вам хорошо известно, ее убили в ночь на шестнадцатое?
— Я протестую, — воскликнул Драмм.
Прежде чем вынести решение, судья Маркхэм несколько секунд вглядывался в побледневшее лицо свидетельницы.
— Протест принимается.
Мейсон положил перед свидетельницей записку, оставленную миссис Картрайт.
— Разве не вы писали эту записку?
— Нет!
— Разве это не ваш почерк?
— Вы и сами знаете, что я пишу совсем иначе.
— Семнадцатого октября ваша правая рука была забинтована, не так ли?
— Да.
— Вас укусила овчарка?
— Да. Принца отравили и он случайно укусил меня, когда я пыталась дать ему рвотное.
— Повязка оставалась у вас на руке и в последующие дни?
— Да.
— И вы не могли держать перо в этой руке?
— Да.
— Вы были в Мидвике семнадцатого октября? — рявкнул Мейсон и, не дожидаясь ответа, добавил. — Разве вы не заказывали самолет, чтобы слетать в Мидвик и обратно семнадцатого октября этого года?
— Да, — после долгой паузы ответила свидетельница. — Я подумала, что смогу найти там миссис Картрайт.
— А прибыв туда, вы отправили телеграмму Форбсу?
— Нет, я уже говорила, что не отправляла той телеграммы.
— Очень хорошо. Давайте вернемся к вашей перевязанной руке. Вы не могли держать в ней перо семнадцатого октября, не так ли?
— Да.
— И восемнадцатого октября тоже?
— Да.
— И девятнадцатого?
— Да.
— А разве в эти дни вы не продолжали вести дневник? — как бы невзначай спросил Мейсон.
— Да, — машинально ответила Телма Бентон и тут же поправилась. — Нет.
— Так — да или нет?
— Нет.
Мейсон вытащил из кармана лист бумаги. — Разве этот лист, датированный восемнадцатым октября, вырван не из вашего дневника?
Свидетельница молчала.
— Вы же одинаково владеете обеими руками. Поэтому вы и могли вести дневник в эти дни, делая записи левой рукой. И, если мы сравним вырванный из дневника лист, записку, оставленную миссис Картрайт, и фотокопию телеграммы, отправленной из Мидвика, то окажется, что все документы написаны одной и той же рукой.
Свидетельница отчаянно вскрикнула и упала без чувств.
Поднялся невообразимый шум. Судья Маркхэм стучал молотком по столу. Судебные приставы бросились к Телме Бентон. Клод Драмм что-то кричал. Мейсон отошел к столику и сел, спокойно наблюдая за происходящим.
Наконец, с большим трудом, судья Маркхэм восстановил порядок.
— Ваша честь, — воскликнул Драмм, — во имя человечности я требую прервать разбирательство судебного дела, с тем чтобы свидетельница могла прийти в себя. Вы видите сами, что ее физические и духовные силы на исходе.
Судья Маркхэм перевел взгляд на Мейсона.
— Обвинение хочет прервать заседание только по этой причине? — спросил тот.
— Разумеется, — ответил Драмм.
— Учитывая, что суд откладывается лишь до завтрашнего дня, могу я узнать, собирается ли обвинение представить каких-нибудь свидетелей или это его последний свидетель?
— Это мой последний свидетель.
— Я полагаю, адвокат, — вмешался судья Маркхэм, — что просьба прокурора вполне уместна. Перри Мейсон вежливо улыбнулся.
— Ваша честь, я считаю, что прерывать суд нет необходимости. Принимая во внимание состояние свидетельницы и мое желание завершить процесс, я с удовольствием сообщаю о том, что закончил допрос.
— Вы закончили? — изумленно переспросил Драмм.
— Да, — кивнула Мейсон.
— В таком случае, ваша честь, — Драмм повернулся к судье, — я все равно прошу отложить разбирательство до завтра.
— По какой причине?. — спросил судья Маркхэм.
— Для того, чтобы уточнить свою позицию в свете вновь открывшихся фактов.
— Но, отвечая на вопрос адвоката, вы сказали, что Телма Бентон — ваш последний свидетель.
— Очень хорошо, — вздохлул Драмм. — Обвинение закончило представление доказательств.
Перри Мейсон встал и поклонился судье и присяжным.
