Лоренс Блок - Время убивать
Я спросил у Гузика, как поступили с девушкой.
— О, мы сказали, чтобы банковские служащие не возбуждали дело, потому что идею подхватят все уличные девки. Мы посоветовали вернуть ей плату за пользование сейфом и отказать в дальнейшем предоставлении банковских услуг. Я думаю, так они и сделали. А девица, возможно, перешла улицу и арендовала ячейку уже в другом банке.
— Но больше жалоб на нее не поступало?
— Нет. Не исключено, что у нее есть высокопоставленные друзья. — Он громко рассмеялся, довольный собственной шуткой, но тут же оборвал смех. — Посмотрим, что у тебя там хранится, Скаддер.
Я вручил ему ящик.
— Посмотрите сами.
Пока он изучал содержимое, я внимательно следил за выражением его лица. Он отпустил несколько интересных реплик по поводу фотографий, внимательно прочитал весь печатный материал. Затем он повернулся ко мне:
— Все, что тут есть, касается исключительно дамочки Этридж.
— Похоже, что так, — согласился я.
— А где же материалы о двух других?..
— Видимо, эти банковские подвалы не такие уж надежные, как принято считать. Похоже, кто-то вскрыл ящик и забрал остальное.
— Ах ты, сукин сын!
— У вас есть все, что вам требуется, Гузик. Ни больше ни меньше.
— Ты разложил все материалы по отдельным ящикам. Сколько их?
— Какая разница?
— Сукин сын! — повторил Гузик. — Сейчас я спрошу у охранника, сколько еще сейфов ты здесь оплачиваешь, мы осмотрим их все.
— Пожалуйста. Но я могу сберечь ваше время.
— Да?
— Речь идет не о трех ящиках, Гузик. А о трех разных банках. И даже не надейтесь вытряхнуть из меня ключи, не думайте устроить проверку банков или еще что-нибудь в этом духе. И вообще было бы лучше, если бы вы перестали называть меня сукиным сыном, потому что я могу обидеться и отказаться сотрудничать с вами. А вы знаете, что по закону я не обязан это делать. Тогда ваше дело просто рассыплется. Может, вам удастся установить без меня связь между Этридж и Лундгреном, но вам придется потерять уйму времени, чтобы убедить окружного прокурора принять дело к рассмотрению.
Некоторое время мы смотрели друг на друга. Пару раз он порывался что-то сказать, но так и не сказал. Наконец что-то изменилось в его лице, и я понял, что он сдался. У него было достаточно материала, и он, видимо, смирился с тем, что ничего больше ему не получить.
— Напрасно я, черт возьми, так распалился, — усмехнулся он. — Это все наша полицейская въедливость, просто захотелось узнать все до конца. Надеюсь, вы не обиделись?..
— Ничуть, — ответил я не слишком убедительным тоном.
— Должно быть, мои ребята уже вытащили Этридж из теплой постельки. Вернусь в участок и послушаю, что она скажет. Думаю, это будет интересно. Судя по картинкам, с нею приятнее ложиться в постель, чем вытаскивать ее оттуда. Вам приходилось это делать, Скаддер?
— Нет.
— А я бы не прочь попробовать. Хотите поехать со мной в участок?
Я никуда не хотел ехать с ним вместе. И я не хотел видеть Беверли Этридж.
— Я пойду по своим делам, — сказал я.
Глава семнадцатая
Целых полчаса я простоял под душем. Вода была настолько горячей, насколько я мог выдержать. За прошедшую ночь мне удалось лишь немного подремать в кресле Бирнбаума. Я едва избежал смерти, но все-таки рассчитался с человеком, который покушался на мою жизнь. Мальборо — Джон Майкл Лундгрен. В следующем месяце ему должен был исполниться тридцать один год. Он выглядел гораздо моложе, лет на двадцать шесть или около того. Конечно, я ни разу не видел его при хорошем освещении.
То, что он мертв, ничуть не угнетало меня. Он дважды пытался меня убить, и ему явно нравилась подобная работенка. Это наверняка он прикончил Орла-Решку, а может, и еще кое-кого. Он не был профессиональным киллером, но ему доставляло удовольствие убивать. Он любил орудовать ножом — такие, как он, находят в этом что-то сексуально-возбуждающее. Нож, вероятно, более соответствует фаллическому символу, чем револьвер.
Однако вряд ли он убил Орла-Решку ножом. Это казалось маловероятным. Правда, патологоанатомы обнаруживают далеко не все. Не так давно из Гудзона выловили тело девушки. На вскрытии даже не заметили, что в голове у нее сидела пуля. Это выяснилось только потому, что какая-то мразь отрезала ей голову перед похоронами. Этот гад, видите ли, хотел украсить черепом свой письменный стол; тогда-то наконец нашли пулю и идентифицировали череп по зубам. Он принадлежал женщине из Джерси, которая исчезла пару месяцев назад.
Я умышленно позволил себе предаться подобным мыслям, чтобы не думать о другом. Через полчаса я все же закрутил краны, вытерся и, позвонив дежурному администратору, попросил, чтобы меня разбудили точно в час, а до этого времени не беспокоили.
Это, впрочем, была напрасная предосторожность: я знал, что не смогу уснуть. Вытянувшись на кровати, я закрыл глаза и стал думать о Генри Прагере. Виновником его смерти все-таки был я.
Генри Прагер.
Джон Лундгрен теперь мертв — я убил его. Это меня ничуть не беспокоило, потому что он сам сделал все возможное, чтобы прийти к такому концу. Не волновало меня и то, что Беверли Этридж сейчас с пристрастием допрашивают полицейские, причем вполне возможно, что они соберут достаточно материала, чтобы упрятать ее на пару лет. Отнюдь не исключено, что она сумеет отвертеться, потому что достаточно убедительных доказательств ее вины не было, но это и не имело особого значения. Все равно Орел-Решка отомщен: отныне она может забыть о своем браке, об общественном положении, коктейлях в «Пьере» и о своей прошлой жизни. И это меня абсолютно не тревожило, потому что она заслужила все, что ее ждет.
Но Генри Прагер никогда никого не убивал, а я довел его до такого состояния, что он вышиб себе мозги. И тут я не мог найти себе оправдания. Мне было не по себе, даже когда я был уверен, что он виновен в убийстве. Теперь же, когда я убедился в его невиновности, меня просто терзали угрызения совести.
Конечно, можно было найти и другое объяснение его поступку. Очевидно, дела у него шли неважно. Вероятно, он принял несколько неудачных решений и столкнулся с серьезными трудностями, которые, возможно, казались ему непреодолимыми. Ко всему прочему он еще страдал от маниакально-депрессивного психоза, что и могло привести к самоубийству. Да, все так, но я, оказав дополнительное давление на человека, сделал эту ношу непосильной для него. Мой приход оказался последней каплей; и тут я уже не мог ссылаться ни на какие побочные факторы: не случайно же он выбрал момент моего появления, чтобы вставить дуло в рот и нажать на курок.
Я лежал с закрытыми глазами, и мне хотелось выпить. Ужасно хотелось выпить!
Но я не мог себе этого позволить. Во всяком случае, до тех пор, пока не повидаюсь с процветающим молодым педерастом и не сообщу, что ему не надо выплачивать мне сто тысяч долларов и что он, если одурачит достаточное количество людей, может все-таки стать губернатором.
К тому времени, когда я высказал ему все, что собирался, у меня появилось убеждение, что он будет не таким уж плохим губернатором. В тот самый миг, когда я уселся по другую сторону письменного стола, он, видимо, понял, что самое разумное — выслушать меня, не перебивая. То, что я ему сообщил, вероятно, оказалось для него полной неожиданностью. Он сидел с задумчивым видом, внимательно меня слушая, и время от времени кивал, как бы расставляя точки между моими фразами. Я сказал, что все это время он отнюдь не был на крючке и это была лишь уловка, которая преследовала цель поймать убийцу, не выставляя перед всем светом грязное белье других. Я говорил долго, обстоятельно, стараясь высказать все.
Когда я наконец замолчал, он откинулся на спинку кресла и устремил взгляд в потолок. Затем посмотрел в упор на меня и произнес:
— Невероятно!..
— Мне пришлось оказывать на вас такое же давление, как и на других, — сказал я. — Я не хотел этого делать, но другого выхода не видел.
— А я и не чувствовал особого давления, мистер Скаддер. Я сразу понял, что вы человек разумный. Надо было только собрать необходимую сумму, а эта задача ни в коей мере не представлялась мне непосильной. — Он сложил руки на столешнице. — Признаюсь, мне трудно переварить все это. Вы превосходно играли роль вымогателя. Так убедительно, что я до сих пор не могу опомниться. Мне еще никогда не доставляло такого удовольствия узнать, что меня обманывали. Да, но фотографии?..
— Они уничтожены.
— Тут мне придется поверить вам на слово. Что ж, верю. Было бы глупо спорить. Странно, но я все еще продолжаю видеть в вас вымогателя. Но даже если бы вы и были шантажистом, мне все равно пришлось бы поверить, что вы уничтожили фотографии. В конце концов это было неизбежно. Но раз уж вы не потребовали денег с самого начала, вряд ли вы сделаете это в будущем. Я могу не беспокоиться, верно?
