Дик Фрэнсис - Частный детектив Выпуск 3
Мелания благоухала, а Родерик подливал коньяк в мое вино. «Имел я тебя в виду, — думал я. — Тебя и твою газету. Ты, конечно, хитрый, сукин сын, но меня ты не перехитришь».
Родерик, сообразив что к чему, оборвал разговор с сексуальным подтекстом и без всякого предисловия спросил:
— Вы здесь уже неделю. Скажите, что вы думаете об апартеиде?
— А вы? — парировал я. — И вы? Вы же здесь живете. Расскажите мне что–нибудь на эту тему.
Катя заявила, что ее интересует, что думает гость. Мелания же решительно изрекла:
— Апартеид неизбежен.
Я спросил:
— В каком смысле?
— Апартеид означает раздельную жизнь, — объяснила она. — А вовсе не то, что одна раса выше другой. Люди отличаются друг от друга, и мы не можем этого изменить. Весь мир думает, что мы ненавидим черных, но это неправда.
Я был поражен переменой в девушке; сейчас она мне нравилась гораздо больше.
— У многих черных есть машины и собственные дома. У них есть свои больницы и кино, гостиницы и магазины…
Я уже было открыл рот, чтобы возразить, но Мелания не дала мне сделать это, чем очень разозлила Родерика.
— Я знаю, что вы скажете, — продолжала она. — Все англичане, которые сюда приезжают, считают своей обязанностью сказать, что мы несправедливы по отношению к черным. Они не видят изменений к лучшему. Или же не хотят видеть.
Интересно, как бы она рассуждала, если бы была черной? Может быть, черным африканцам и разрешалось заниматься адвокатской или медицинской практикой, но, например, жокеями они работать не могли. Это я знал точно.
Родерик потерял терпение и вновь спросил:
— А как вы на все это смотрите?
Я улыбнулся.
Видите ли, Родерик, в моей профессии не существует дискриминации в отношении какой–либо социальной группы. Единственное условие принадлежность к гильдии профессиональных актеров.
Родерик сдался. Очевидно, он понял, что не выудит из меня ни одного высказывания на политическую тему, которое можно было бы использовать в печати. Поэтому он решил напомнить Мелании, что она приглашена на роль соблазнительницы. Ее инстинкт говорил ей, что она преуспела бы больше, если бы мы поговорили. Но, видимо, они преследовали общую цель, поэтому прелестная дева мгновенно сменила тон. Она стыдливо улыбнулась, как бы говоря, что напрасно вмешалась в разговор о вещах, в которых не разбирается.
Катя и Родерик переглянулись. Катя сказала, что приготовит кофе. Родерик заявил, что поможет ей, и предложил перейти на диван, где нам будет удобней.
Мелания скромно потупилась. Я подивился ее актерским способностям, я догадывался, что она хладнокровна и тверда, как сталь. Тем не менее она без проволочек расположилась на диване.
При этом она так одернула платье, что ее великолепная грудь почти полностью обнажилась. Она с удовольствием отметила, что я не свожу с нее взгляда.
Рано радуешься, милая, думал я, слишком рано.
Родерик принес кофе, а Катя вышла на балкон. Через некоторое время она вернулась и отрицательно покачала головой. Родерик стал разливать кофе, а Катя подавала чашки. Я заметил, что она возбуждена.
Я посмотрел на часы. Было десять пятнадцать.
— Ну, мне пора, — сказал я. — Завтра мне рано вставать.
— Нет, нет, еще минутку, — сказала Катя, а Родерик подал мне стакан, коньяка в котором хватило бы, чтобы утопить средних размеров крейсер. Я сделал вид, что отпил большой глоток, хотя на самом деле едва пригубил. Если бы я выпил все, что наливал мне Родерик, я наверняка не смог бы вести машину.
Мелания, сбросив золотые туфельки, выполняла гимнастические упражнения, приподнимаясь на пальчиках с выкрашенными в розовый цвет коготками. Заодно она показывала мне, что ничего не носит под платьем.
Кофе был хорош. Кулинарные таланты Кати превосходили конспираторские. Через четверть часа она вновь вышла на балкон, а когда вернулась, то кивнула Родерику.
Я еще раз внимательно пригляделся к этой троице. Молодящийся Родерик, смешная, безалаберная Катя, прекрасная Мелания, деловито выставляющая напоказ свои прелести. Я был уверен, что они в сговоре, что они что–то задумали…
Было без двадцати одиннадцать. Я допил кофе, встал и сказал, что уже точно пора.
На этот раз возражений не последовало.
— Большое вам спасибо за чудесный вечер, — сказал я.
Они улыбнулись.
— Отличный ужин, — сказал я, обращаясь к Кате.
Она улыбнулась.
— Великолепная выпивка, — сказал я Родерику.
Он улыбнулся.
— И приятное общество.
Мелания улыбнулась.
Неестественные улыбки, напряженные взгляды. У меня пересохло во рту.
Мы вышли в прихожую.
— И мне пора, — сказала Мелания. — Родерик, ты не мог бы вызвать такси?
— Конечно, милая, — произнес он и тут же добавил: — Но вам по пути. Линк тебя подбросит.
Все трое уставились на меня, улыбаясь, как заведенные.
— Разумеется, — сказал я. А что я мог сказать?
Мелания набросила шаль. Катя и Родерик проводили нас до лифта. Я нажал кнопку. Лифт остановился на первом этаже.
Я вежливо пропустил Меланию вперед. А потом сказал:
— Ох… простите… Я забыл кольцо в ванной. Я тут же вернусь. Подождите меня, пожалуйста.
Прежде чем она успела возразить, я нажал кнопки «3» и «7».
Вышел я на третьем, спустился по металлическим ступенькам пожарной лестницы во внутренний двор, заставленный контейнерами для мусора и корзинами для белья, обежал вокруг квартала и затаился в подворотне напротив подъезда, где жил Родерик.
Двое стояли перед подъездом, двое крутились у моей машины. В руках у них блестели хорошо знакомые мне предметы.
Из подъезда выбежала Мелания и заговорила с теми, что стояли ближе. В свете уличных фонарей платье ее казалось прозрачным. Она что–то оживленно говорила, а ее знакомые активно жестикулировали и качали головами.
Внезапно они задрали головы, я тоже посмотрел вверх и увидел стоящих на балконе Родерика и Катю. Они что–то кричали. Слов я не разобрал, но и так все было ясно. Добыча ускользнула. Они были недовольны.
Возле моего автомобиля состоялось короткое и мало результативное совещание, после которого Мелания вернулась в дом.
Родерик не был убийцей, он был газетчиком до мозга костей. Его четверка была вооружена не револьверами и ножами, а всего лишь фотоаппаратами. Убивать меня они не собирались. Они хотели сфотографировать меня в обществе девушки в почти прозрачном платье.
* * *
Из «Игуаны» я позвонил Родерику. Он был явно не в настроении.
— Черт вас побери! — сказал я без всякого предисловия.
— Согласен.
— Вы велели прослушивать мой телефон?
Пауза. Потом вздох.
— Да.
— Похвальная искренность. Жаль, запоздалая.
— Линк!
— Не надо расшаркиваться. Лучше скажите мне, зачем вам все это?
— Моя газета…
— Ничего подобного, — перебил я его. — Ни одна приличная газета не опустится до подобных штучек. Это была ваша личная инициатива.
Долгая пауза.
— Ладно, я скажу. Я сделал это по просьбе Клиффорда Уэнкинса. Эта вонючка в дикой панике — фирма на него по–настоящему давит… Ну, вы понимаете. Он сказал, что его вышибут с работы, если он не организует вашу фотографию с какой–нибудь девкой. Говорил, что умолял вас, но вы отказали. А им надо продать билеты по двадцать рэндов. Мелания — лучшая манекенщица в Иоганнесбурге. Уэнкинс упросил ее, чтобы она сыграла эту роль. Сказал, что речь идет о сборах на благотворительные цели.
— Этот ваш чертов Уэнкинс, — сказал я, — душу продаст ради рекламы.
— Мне очень жаль…
— Это ерунда по сравнению с тем, что ожидает этого шакала.
— Я предупреждал его.
— Черт побери всю вашу грязную шайку, — сказал я и бросил трубку.
Глава 13
Эван наблюдал за погрузкой багажа так увлеченно, как будто репетировал важную сцену очень серьезного фильма. Но в его распоряжении был лишь Конрад. На тротуаре громоздились кофры, картонные коробки и пластиковые мешки.
— Дорогуша, — Конрад увидел меня. — Ради Бога, раздобудь немного льда.
— Не понял, — сказал я.
— Лед, — повторил он, — для хранения пленки.
— А пиво не забыл?
— В красной коробке.
Пиво стояло в машине. Я принес колотый лед. Конрад высыпал его на дно желтого ящика, сверху положил коробки с пленкой, тщательно закрыл и поставил в багажник. Эван заметил, что если мы и дальше будем работать в таком темпе, то в Парк Крюгера попадем только к вечеру.
К одиннадцати часам машина была набита, что называется, под завязку, а на тротуаре все так же лежали ящики, коробки, штативы, кассеты — все, что так необходимо кинооператору.
Эван размахивал руками, как безумный. Как будто знал волшебное слово, способное загнать все это в машину. Конрад дергал себя за усы. Я открыл багажник своей машины, бесцеремонно побросал все туда и сказал Конраду, что разберемся, когда приедем на место.
