Ричард Пратер - Дело «Кублай-хана»
Он держался спокойно, как сытый удав. Даже спокойнее. Правда, он сам сказал, что ждал такого развития событий.
— Это все, что вы хотите сообщить, мистер Монако?
— Да, сержант. Мне нечего дополнить. Я не совершил никакого преступления.
Торгесен внимательно посмотрел на меня, откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.
— Теперь, когда ваш… ваш партнер мертв, кто является владельцем «Кублай-хана»?
— Нейра, наверное. Мои интересы защищены — то есть я не понесу каких-либо финансовых потерь. Что касается вклада Эфрима, он распоряжался им по своему усмотрению.
— Другими словами, вы ничего не выигрываете от его смерти.
— Абсолютно. Наоборот, я потерял друга.
— Вы по-прежнему утверждаете, что просто катались по имению Сардиса?
— Не по имению Сардиса. А мимо него. Да, просто катался. Мы уже тысячу раз говорили об этом, сержант.
— Вы не входили в дом. Вы не знали об убийстве мистера Сардиса, пока я не сообщил вам. Правильно?
— Правильно.
На этот раз Монако не теребил в руках пачку сигарет, но я по-прежнему был убежден, что он лжет.
Мысли Торгесена явно текли в том же направлении.
— Честно говоря, мистер Монако, когда я сообщил вам о смерти мистера Сардиса, мне показалось, что вас это не удивило.
— Ваши видения, сержант, меня совершенно не трогают. — Монако был холоднее льда в морозильнике, но через секунду немного расслабился и продолжал: — Известие о смерти Эфрима потрясло меня. Но я не мог не вспомнить о нашем договоре, о том, про который вы только что говорили. Я моментально понял — если документ станет достоянием гласности, бремя ответственности неизбежно падет на меня. Более того, это может нанести серьезный ущерб репутации «Кублай-хана», попросту уничтожить его.
— Ага.
В кабинете повисла тишина, потом Монако возобновил свою речь:
— Нанимая мистера Скотта, я действительно предложил ему солидное вознаграждение в случае, если он успешно завершит свое расследование до… за короткий период времени. — Он глянул на меня: — Я питал слабую надежду, что дело можно завершить быстро и с меня снимут бремя ответственности прежде, чем обнаружат договор между мной и Эфримом. — Он пожал плечами. — Я знал, что его найдут через несколько часов, максимум через день.
Я не мог сосредоточиться на его словах, потому что Торгесен вдруг начал издавать какие-то странные, квакающие звуки и его круглое лицо немного покраснело.
Несколько секунд мы удивленно наблюдали за Торгесеном. Наконец Монако спросил:
— С вами все в порядке, сержант?
— Да, все… у-у-у… ой… все нормально. — Он взял себя в руки и резко спросил: — Как насчет Джин Джакс?
— Не понимаю.
— Когда вы с ней познакомились?
— Я ведь уже говорил вам. В среду утром здесь, в отеле.
— До этого вы ее не знали?
— Нет.
— Никогда раньше ее не видели?
— Нет, насколько мне известно.
— Теперь, когда у вас было время подумать, вам не пришло в голову, кто мог желать смерти мистера Сардиса?
Монако спокойно выдержал его взгляд.
— Мне нечего добавить.
— Хорошо. Спасибо, мистер Монако.
Все, разговор окончен — вот так сразу. Я подумал, уж не знает ли Торгесен что-нибудь такое, что неведомо мне. Вполне возможно. Он встал, кивнул мне и вышел.
— Нужно было сказать мне сразу, — заметил я с упреком.
— Не читайте мне нотации, мистер Скотт.
— А кто читает нотации? Повторяю — вы должны были рассказать мне о договоре между вами и Сардисом. Чем больше я знаю, тем больше у меня шансов на удачу.
Он провел рукой по своим седым волосам.
— Как вы думаете, сержант Торгесен действительно подозревает меня в убийстве?
— Черт возьми, даже я вас подозреваю. Было бы странно, если бы он не принимал в расчет эту версию.
— Мистер Скотт! — взорвался он. — Ваши слова…
— Спокойно. Вы сами меня спросили. А теперь скажите, вы действительно были поражены, узнав об убийстве Сардиса?
— Вы слышали, что я сказал сержанту.
— Слышал. Ставлю десять к одному, что он вам не поверил… тоже.
— Вам больше нечем заняться, мистер Скотт?
— У меня полно дел. И некоторые из них я делаю прямо сейчас. Например, я хотел спросить вас о вечеринке, на которой вы были несколько недель назад. В гостинице «Беверли-Хиллз». Там были некоторые из финал исток, уже отобранные для конкурса талантов. Насколько мне известно, вы пришли с Сардисом и Вэйлами.
— Правильно. Что вы хотите узнать?
— Зачем вы приехали туда? Просто повеселиться?
— Я больше не хожу на вечеринки ради развлечения, мистер Скотт. Они стали частью моего бизнеса. На ту вечеринку, например, я пришел, чтобы окончательно обговорить с мистером Лифом все детали завтрашнего конкурса. Финансовые расходы и другие вопросы, и главным образом роль или роли в его телесериале, которые достанутся победителям, а также кому они достанутся.
— То есть кто из присутствующих девушек получит конфетку?
— Вы — циник. Победителей мы не знали тогда, не знаем и сейчас — ведь конкурс пройдет только завтра. Я имел в виду, что мы должны были обсудить, кому присуждать награды — только девушке, занявшей первое место, или другие победительницы тоже могут рассчитывать на какие-нибудь второстепенные роли. — Он вздохнул. — Нам нужна была такая информация, во-первых, для того, чтобы подготовить участниц, а во-вторых, для рекламы. Это вас устраивает?
Я пропустил колкость мимо ушей.
— Не желаете рассказать мне, почему мистер Сардис скрывал, что является истинным владельцем «Кублай-хана»?
— Не желаю. Но все-таки расскажу. На самом деле во всем этом нет ничего таинственного. Как вы, наверное, знаете, я несколько лет жил и работал в Голливуде. Меня там хорошо знают, у меня много связей, много друзей. Я достаточно близко знаком с различными нужными людьми; некоторые из них богаты, другие обладают серьезным влиянием не только в Голливуде, но и в Вашингтоне, Нью-Йорке, Флориде, в Европе — почти во всем мире. Если владельцем «Кублай-хана» все будут считать меня, я могу рассчитывать на благоприятное освещение в средствах массовой информации, на присутствие множества именитых гостей, на огромное количество бесплатной рекламы. Вам это не кажется целесообразным?
— Да, пожалуй. Немного нечестно, зато весьма целесообразно.
Он вспыхнул. Но вежливо произнес:
— Да, мы прибегли к небольшому обману, и вряд ли нас с Эфримом за это следует казнить. И уж тем более это не заслуживает такого пристального внимания с вашей стороны, мистер Скотт.
Я пожал плечами. Может быть, да, а может быть, и нет.
Монако продолжал:
— У нас был еще один — пожалуй, самый главный — мотив. Эфрим был крайне застенчивым человеком. Он обладал потрясающим даром делать деньги в любых областях, но при этом не любил мелькать на людях. А я люблю общение. — Он помолчал, смерил меня взглядом и добавил: — За редким исключением.
Я не собирался отвечать резкостью на резкость и встал.
— Хорошо. Пойду работать и раскручивать это безумное дело. Хотя бы попытаюсь…
— Мистер Скотт… — Он не договорил и уставился куда-то вдаль грустными глазами.
Я вышел, не говоря ни слова.
В вестибюле стоял сержант Торгесен. Заметив меня, он быстро подошел:
— Эй, Скотт.
— Да?
— Что такое бремя ответственности?
Я ухмыльнулся, вспомнив, что Монако несколько раз подчеркнул свое страстное желание снять его с себя.
— Вероятно, не то, что вы думаете, — ответил я. — Видимо, Монако имел в виду груз, какую-то тяжесть на душе — странно, человек, чувствующий свою вину, мог бы подобрать слово помягче. С другой стороны, это может означать, что он виновен на все сто.
— Видит бог, вы здорово мне помогаете.
— Кстати, я забыл кое-что сказать. Может, это и не имеет значения…
— Да? — Он подозрительно посмотрел на меня.
— Не делайте поспешных выводов, — предупредил я. — Просто вылетело из головы. К тому же, когда мы встретились здесь, говорил-то в основном сержант Торгесен, да еще и смеялся. Дело вот в чем: вчера вечером я видел, как какой-то тип разговаривал с одной из красоток — ее зовут Кэрол Ширинг. Я порасспросил ее. Оказалось, он интересовался Джин Джакс.
— И что дальше?
— Пока все. Я подумал, вам следует знать о том, что кто-то интересуется покойной Джин.
— Правильное предположение. Что-нибудь известно об этом человеке?
— Я не знаю его имени. Видел его в «Серале» вчера вечером. Перебросился с ним несколькими словами, но не имею понятия, кто он такой. С тех пор он мне не попадался на глаза.
— Прошу сообщить мне, когда что-нибудь прояснится.
— Непременно.
Торгесен посмотрел на часы, кинул взгляд в сторону и снова уставился на часы с подчеркнутым вниманием.
— Господи, скоро одиннадцать. Не пора ли приниматься за дело?
