Евгений Сухов - Камера абсурда
– Затем, что у вас на подозрении был режиссер Пиктиримов. А он, как мне сказали, Лисянского не убивал, – ответил я. – Вот я и решил разобраться в ситуации… Поначалу я лишь сомневался в виновности режиссера Пиктиримова. Потому что мотив убить продюсера у него был. А теперь я на все сто пятьдесят процентов уверен, что Пиктиримов тут ни при чем. Я так и сказал вашему подполковнику Попенченко… Кстати, это он ведет дело об убийстве Марка Лисянского?
– Да, он, – ответил Володя. – А кто это тебе сказал, что Пиктиримов не виновен в убийстве продюсера?
– Это неважно, – решил я не выдавать Ирину.
Володя, похоже, обиделся на меня. И замолчал.
– А ты случайно не в курсе, говорил ли подполковник Попенченко обо мне со своим начальством? – спросил я Коробова, первым нарушив тяготившее нас обоих молчание.
– В курсе, – не сразу и неохотно ответил Володя. Впрочем, он не ответил, а обиженно буркнул.
– И что? – поинтересовался я. – Каков ответ?
– А ответ таков, – Коробов пару мгновений молчал, а потом выпалил: – Никакого общения с прессой до окончания следствия, а уж тем более допуска к ведению расследования.
– Ясно, – невесело проговорил я.
– Чего тебе ясно?! – кажется, Володя начинал психовать. Это на него непохоже. – Будешь продолжать совать нос куда тебя не просят? Тебе мало того, что тебя хотели убить?
– Ну что, в первый раз, что ли? – бодренько так ответил я, хотя настроение у меня было отнюдь не радужное, скажем так. Володька, кажется, это почувствовал и решил ковать железо, пока горячо.
– Старый, послушай меня, – проникновенно произнес он. – Подполковник Попенченко – старший следователь Главного следственного управления Следственного комитета. Мужик он очень толковый и хваткий. Теперь он тоже склонен считать, что твой Пиктиримов в деле убийства Лисянского ни при чем. Тем более что у режиссера твоего на целую ночь, когда в тебя стреляли, железное алиби. Это Попенченко уже выяснил.
– Когда это Попенченко только успел? – удивился я. – Еще сегодня утром он был у меня.
– Вот, успел, – ответил Володя. – Я же говорю, что он хваткий. Так что все подозрения в убийстве Лисянского с Альберта Пиктиримова сняты. Не он стрелял в режиссера.
– Так оно и есть, – сказал я, ожидая продолжения темы.
– Получается, что задачу свою ты полностью выполнил, – не замедлил продолжить тему Коробов. – Ты снял режиссера с крючка, о чем тебя просил тот или та, имени которого или которой ты называть не желаешь. Так какого рожна тебе еще надобно, Старый?
– Ну, мне стало интересно, кто все же прикончил Лисянского, – признался я. – К тому же убийству продюсера Марка Лисянского у меня будет посвящена передача.
– Да делай ты сколько угодно и каких угодно передач! – едва не взорвался Володя. – Только не лезь в это дело. Ты уже теперь как палка в колесе Попенченко. Только мешаешь ему. И продолжение твоего расследования этого дела будет расценено как создание умышленных помех ведению следствию. Со всеми вытекающими последствиями.
– Вот как? – иронически спросил я.
– Да, именно так, – подтвердил Коробов.
– А если я потихонечку так и очень-очень аккуратно? – попробовал было возразить я.
– Никаких потихонечку и аккуратно, – не принял моего возражения Коробов. – Вообще никаких телодвижений в этом направлении. Я не хочу, чтобы тебя грохнули…
– Что, плакать будешь? – попробовал пошутить я.
– Нет, не буду, – ответил Володя.
– А что будешь? – спросил я.
– Жалеть буду, а еще злиться и пенять на твою тупую упертость и глупость, – незамедлительно последовал ответ.
– Меня не убьют, – заверил я приятеля. И добавил: – Я типа везучий. У меня и ангел-хранитель есть.
– Блин, Старый, я уже все сказал, что хотел, – кончилось, видимо, терпение у Коробова.
– Да ладно, не злись, – примирительно произнес я. – Понял я, что мне в этом деле – от ворот поворот.
– Точно понял? – с надеждой спросил Володя.
– Абсолютно, – ответил я.
Глава 10. Допрос пятый, или Актеры-убийцы – это возможно?
Меня весь день занимал вопрос: кто же все-таки в меня стрелял? Тот же человек, кто убил продюсера Марка Лисянского, или кто-то другой? И если этот хваткий подполковник Попенченко выяснил, что на момент покушения на меня у режиссера Альберта Пиктиримова имеется железное алиби, то есть ли таковые алиби у Натальи Алениной и Стасика Ярошевича? К сожалению, этого мне уже не узнать. Ведь доступ к делу мне закрыт наглухо.
А вдруг это была сама Аленина? Узнала про мое интервью с Ярошевичем, о котором Стасик, конечно же, доложил Наталье Валерьевне, испугалась, что я докопаюсь до истины, и решила меня убрать. Дождавшись меня у дома, она выстрелила, и если бы не развязавшийся шнурок, то попала бы. Времени нанять профессионального киллера у нее не было. Да и откуда ей знать таких людей, ведь для этого надо обладать очень хорошими связями в криминальном мире. Значит, вполне возможно, что стреляла она сама.
А Стасик Ярошевич? Она ведь могла попросить его «уладить проблему». Он мог сделать это и по собственной инициативе, поскольку после интервью мы расстались явными врагами.
А может, это он стрелял в продюсера Лисянского? Но зачем Ярошевичу его убивать? Ведь Стасик не имеет никакого касательства ни к продюсеру Лисянскому, ни к его новому проекту. Разве что его попросила об этом Аленина. Но тогда она должна иметь на Ярошевича огромное влияние.
Стоп! Маша говорила, что Стасик бросил ее ради девушки намного его старше. И мы с Ириной высказали предположение, что этой девушкой может быть Наталья Валерьевна Аленина. Предположение подтвердилось тем, что Аленина сняла квартиру в доме номер семнадцать по Чоботовской улице, куда захаживает Ярошевич. Отобрав у дочери любимого человека, она, в глазах Маши, совершила предательство по отношению к ней. Поэтому Маша и ненавидит мать.
Все это надо еще раз проверить. Но как?
Я выглянул в окно. Мужчин в оранжевых жилетах, появившихся через пару часов после нашего разговора с подполковником Попенченко, уже не было. Значит, люди Попенченко, так натурально исполнившие роль рабочих, пулю, отскочившую от двери подъезда, все же отыскали. Для всех остальных жителей нашего дома люди в оранжевых жилетах занимались благоустройством двора.
И правда, двор наш теперь просто сиял чистотой. Ни валяющихся пивных банок, ни конфетных фантиков, ни единого окурка! Заборчик вдоль тротуара, входная дверь подъезда и даже лавочка возле тополя были аккуратно подправлены и выкрашены, а сбоку от лавочки появилась новенькая металлическая урна в виде симпатичного пингвина с раскрытым клювом. Словом, двор стал просто показательным! У всех, кто заходил в наш подъезд или выходил из него, светлели лица при взгляде на наш преобразившийся небольшой и уютный дворик.
– Ирина, ты где?
– Я с отцом.
– А где сейчас Маша?
– Ну… недалеко. А что?
– Устрой мне встречу с ней. Нужно поговорить.
В моем голосе отсутствуют просительные интонации и слова звучат как приказ. А это в обращении с Ириной непозволительно и чревато непредсказуемыми последствиями.
Телефон какое-то время молчит. Затем я слышу голос Ирины:
– Как ты себе это представляешь?
– Ну, так… Случайно как бы, – говорю я мягко и по возможности душевно. – Ты меня познакомишь, ну, а там я сам как-нибудь вывернусь. И врать даже ничего не нужно будет. Представишь меня как телевизионного журналиста, занятого расследованием дела об убийстве Лисянского.
– Хорошо, постараюсь. – Голос Ирины задумчив. Наверное, она соображает, как лучше всего обставить мою случайную встречу с Машей. – Новости какие-нибудь есть? – спрашивает она после недолгого молчания.
– Есть, – говорю я. Конечно, знать о том, что этой ночью в меня стреляли, ей совсем необязательно. Поэтому я лишь добавляю: – Товарищи офицеры из Главного следственного управления Следственного комитета запретили мне заниматься делом об убийстве продюсера Лисянского.
– А они разве могут тебе что-то запрещать или разрешать? – Ирина, похоже, возмущена. – У тебя имеется свое начальство, которое, как ты мне говорил, дало тебе «добро» на расследование этого дела.
– Запрещать что-либо или разрешать они, конечно, мне не могут, – говорю я. – Но вот надавить на моего шефа с тем, чтобы он мне запретил расследовать дело Лисянского дальше, могут вполне…
– А как они вообще узнали, что ты ведешь расследование? – помолчав, спрашивает Ирина.
– Они тоже следят за Алениной. Вот и увидели нас с тобой вчера возле дома, где она снимает квартиру, – отвечаю я. – Кстати, подозрение с твоего отца снято, и он теперь может спокойно работать. В общем, поставленная тобой задача отвести подозрения от твоего отца в убийстве продюсера Марка Лисянского выполнена.
– Спасибо, конечно, но…
– Всегда пожалуйста, сударыня, – произношу я, не дав ей договорить. – Приходите еще, и я заверяю вас, что, находясь в крайнем к вам почтении и неизбывном благоговейном почитании и любви, и впредь приложу все усилия, дабы оградить вас от всякого рода…
