Энтони Бруно - Плохие парни
Он задумался над ответом. Да он же с ней спал как-никак. Если она напрямую связана с мафией, то уже все равно знает его имя, как знал его Винни Кламс, так что, даже если он скажет, большого вреда не будет. Но у него не было ощущения, будто она связана с мафией. Да какого черта.
– Меня зовут Тоцци. Майк Тоцци.
– Так-то лучше.
Улыбнувшись, она подняла свой стакан.
Ухмыльнувшись в ответ, Тоцци поставил стакан на кухонную полку. Он посмотрел ей в глаза, и внезапно они оба принялись неизвестно чему смеяться. Он притянул ее к себе и поцеловал: глупым, трогательным, радостным поцелуем. На этот раз он уже не ощущал табачного вкуса у нее во рту.
– Так-то лучше, – повторил Тоцци.
Он погладил ее по ягодицам и бедрам сквозь халат. Под халатом на ней ничего не было.
– На полу в кухне – это не мой стиль, Тоцци!
Она выскользнула из его объятий, взяла стакан и прошла в комнаты.
Тоцци, подхватив свой стакан, последовал за ней в спальню. Это не ее стиль, вот оно как. Простой отказ был бы чересчур обиден. Из гостиной он увидел, как она, подойдя в спальне к постели, сняла халат и застыла лицом к нему, положив руку на нагое бедро. Она сделала еще один глоток, и сквозь стекло стакана ее глаза показались ему особенно прекрасными. Входя в спальню, Тоцци думал о том, произнесла ли Бэколл что-нибудь вроде «это не мой стиль» хоть в одном из фильмов с участием Хэмфри Богарта.
Он обнял ее и снова поцеловал, пробежав рукой по бедрам. Она ухватила его за брючный ремень и повлекла на постель. Он расстегнул на себе рубашку и выключил ночник, пока она возилась с ремнем.
Обнаженный, он приник к ней и припал губами к груди, медленными круговыми движениями языка лаская соски, а рукой – гладя и раскрывая лоно, уже отозвавшееся на это прикосновение теплой влагой. Издав короткий стон, она откинулась на подушки и взяла в руку его член.
Тот был уже готов, но торопиться было некуда. На этот раз Тоцци решил овладеть ею медленно, продлить удовольствие, чтобы свести с ума их обоих. Он вошел в нее с разгону, сильным движением бедер, но затем внезапно выскочил, оставив в ней самый кончик. От удивления она вскрикнула. Он принялся брать ее мягко, легкими движениями. Она вцепилась в волосы у него на груди, ее голова каталась из стороны в сторону по подушке.
Без предупреждения он начал работать вполсилы, а затем вышел из нее полностью. Она вскрикнула, и он тут же вошел в нее вновь – и опять вполсилы, медленно ударяя и останавливаясь после каждого толчка. Постепенно он начал уходить из нее все дальше, пока член не оказался уже на самом кончике клитора.
– Нет, – застонала она, – не останавливайся.
Он вошел в нее, ударяя сейчас как можно тише, но все же стараясь не оказаться совсем снаружи. Она дышала все прерывистей, стонала все громче. Он продолжал свое, теперь ускорив темп, ускоряя его все больше и больше. Это было замечательно, и ему не хотелось кончать, нет, еще не сейчас.
Она вцепилась ногтями ему в спину, ее тело напряглось, крики стали пронзительными. А он с каждым мгновением ускорял темп толчков. Теперь она кончала, мечась по подушкам головой в спутанной массе волос.
Ухмыльнувшись, он замер.
– Еще! Еще! – выдохнула она, и он опять взялся за свое, вовсю работая тем, что вот-вот готово было взорваться.
Вдруг он почувствовал, что больше не в силах сдерживаться. Он начал кончать – сперва медленно, подобно тому как на глади океана появляется первая рябь, знаменующая собой рождение высокой волны, которая, приближаясь к берегу, растет и набирает мощь и наконец взметается пенным гребнем, который удерживается в воздухе куда дольше, чем должен бы, и вот уже растекается по песку с шипением и оглушительным ревом.
Кончив, он откинулся на постели, и то, что только что было океанской волной, отступило от песка и отхлынуло в морскую глубь.
Было без малого три часа ночи. Джоанне не спалось. Тоцци во сне метался и в конце концов сорвал с нее простыни. Нахмурившись, она потянула их на себя. Как легко он засыпает, черт бы его побрал. Повернув голову, она разочарованно посмотрела на телефонный аппарат.
Если бы только она могла сейчас встать и пройти к телефону на кухне! Она позвонила бы Ричи, сказала бы, что Тоцци здесь, и его люди были бы на месте через час. Но она боялась того, что Тоцци проснется, едва она встанет. Конечно, сейчас он глубоко спит, но все равно это большой риск. Полчаса назад она ходила в ванную и, вернувшись, застала его бодрствующим.
– В чем дело? – осведомился он тревожным шепотом.
Она успокоила его и велела спать дальше. Он прижал ее к себе и моментально вырубился.
Сейчас Джоанна вздохнула. С ума сойти можно! Предоставляется такая изумительная возможность избавиться от него, а она и пальцем не может пошевельнуть. Она на мгновение задумалась над тем, не убить ли его самой, но сразу же отвергла эту идею. Ее отец всегда говорил ей: «Что бы там ни было, а твои руки должны оставаться чистыми».
Что ж, можно, по крайней мере, утешиться тем, что придется остаться с ним подольше, подумала она, примиряясь с ситуацией. Трахальщик он первоклассный.
Она ухмыльнулась и откинулась на подушках, думая о том, осознает ли он сам, как сильно успел в нее втюриться.
* * *Тоцци глядел в окно на проносящиеся по небу облака. Джоанна играла волосами на его груди. Он поглядел на радиобудильник: 8.34. Это его удивило, ему казалось, что уже намного позже. Как они рано встали!
– О чем ты думаешь? – спросила она.
Об экс-жокее, превратившемся в факельщика. О человеке по кличке Гунн. О твоем муже. О тебе.
– Да так, ни о чем.
– А выглядишь ты таким озабоченным. В чем дело?
Повернувшись, он посмотрел на нее.
– Ночью ты сказала, что скверный денек и непродуктивный денек для тебя одно и то же. Я не знаю, что это значит. То есть, я хочу сказать, в твоем бизнесе. Разве компьютеры не работают без твоего участия?
Она, внутренне потешаясь, посмотрела на него, но все же ответила:
– Ну конечно, они работают сами по себе, но должен быть кто-нибудь, умеющий сориентировать их в нужном направлении. Компьютерная техника бесполезна, если ты не скармливаешь ей все новую информацию.
– Так что же для тебя означает непродуктивный день?
Он лежал сейчас на боку, любуясь тем, как шевелится кончик ее носа в ходе беседы.
Она засмеялась тому, что он спрашивает такие глупости.
– Непродуктивный день – это день, когда нам не удается обзавестись новыми клиентами.
– Какого рода клиентами?
– "Дэйтарич" предоставляет информацию крупным корпорациям, страховым компаниям, больницам, университетам, муниципалитетам. В наш большой компьютер заложены данные о их персонале, досье, биографии – вся та информация, на которую в других местах изводят уйму бумаги.
– А мне казалось, что в наши дни у больших компаний есть собственные компьютеры. Зачем же тогда им пользоваться вашими услугами?
– Для компаний определенного ранга – средне-крупных, скажем так, – оказывается куда выгодней арендовать у нас время и оборудование, чем обзаводиться собственной техникой и держать соответствующий персонал. А есть еще и большие компании, которые не сделали выбора между разными системами компьютеризации и предпочитают поэтому временно пользоваться нашими услугами. Большинство страховых компаний, с которыми мы имеем дело, именно таковы. Разумеется, те, кто занимается страховкой, всегда крайне тяжелы на подъем. Они медленно раскачиваются. Их нерешительность и неэффективность вошли в поговорку. Я успею выйти на пенсию, прежде чем большинство из них обзаведется собственной техникой.
– А как ты вообще вошла в информационный бизнес? Я хочу сказать, после того, как вышла замуж за человека, имени которого мы не упоминаем.
– Пришлось подучиться. Бизнесу, а не компьютерным наукам. Я получила степень бакалавра и устроилась на работу в компьютерную фирму, не ту, где я сейчас, в другую, в Клифтоне. Я делала успехи, большие успехи. Об этом пошла молва, и «Дэйтарич» переманили меня. Когда я перешла к ним, они не были еще такой большой компанией... году в восемьдесят первом, кажется. Но компания росла, и я росла вместе с нею, и мы друг другу нравились. А кроме того, компьютерное дело – это сейчас отрасль, находящаяся на подъеме, а мне нравится быть там, где делают настоящее дело.
Тоцци кивнул. Он слушал ее вполуха, невольно припоминая, где находился сам, когда она стала бакалавром. Агент по борьбе с наркотиками в бостонской полиции, вот кем он был.
– А как насчет тебя? Ты с самого детства мечтал податься в сыщики?
Тоцци покачал головой.
– Мне всегда нравилось плыть поперек течения. Когда все мои однокашники бросили колледж, чтобы хипповать в Штатах или отправиться за тем же в Европу, я тоже бросил колледж, но подался в сыщики. Это было в Бостоне. И сам удивился тому, как хорошо это у меня стало получаться. Должно быть, я представлял себе, что это как в детстве – играть в разбойников и полицейских. Но я был слишком дерзок, не любил чинопочитания и не соответствовал тамошним правилам. Другими словами, карьера мне не светила. Через четыре года, когда я получил уже пять медалей, им волей-неволей пришлось произвести меня в детективы. Они решили, что этот парень – ковбой, рано или поздно ему все равно башку оторвут. Так что пусть пока побегает.
