Ричард Старк - Мафия
Вилли был первым, кто решился подняться. Он пулей вылетел из офиса, оставив Маури одного. Маури же, цепляясь за стол, тоже начал медленно подниматься, пока не почувствовал наконец, что ноги как-то держат его. Пошатываясь, он все еще испытывал страх и головокружение, плетясь к выходу, и уже у самой двери столкнулся с возвратившимся Вилли.
— Я не успел даже мельком глянуть на эти чертовы номерные знаки, — сообщил Вилли. — Знаю лишь, что это был “форд” кремового цвета, но номера я не разглядел. — Он протиснулся мимо Маури. — Дай же, наконец, подойти к телефону, нечего за меня цепляться!
— К телефону? Зачем к телефону?
— Я должен позвонить в полицию, ты, тупица!
— В полицию? — Прежний ужас охватил Маури. — Великий Иисусе, Вилли! Ты не можешь звонить в полицию! Вилли отдернул уже протянутую было к трубке руку.
— Ох! — вымолвил он и посмотрел на Маури. — Выходит, это сукин сын даже испугом не отделается?
— Я должен позвонить брату моей жены, Вилли, а ты поговоришь с ним. Объяснишь, что я ничего не мог поделать, верно, Вилли? Ведь ты же был здесь, верно? Ты все видел? И я ничего не мог поделать, ведь так?
— Да, да! — с брезгливым отвращением подтвердил Вилли. В его лице возник благоговейный ужас. — Ты прав, он выйдет сухим из воды, этот сукин сын останется чистеньким!
Маури опустил в аппарат десятицентовую монетку набрал номер брата своей жены. И когда на другом конце провода уже раздались длинные гудки, его вдруг поразила другая мысль, и он повернул бледное, без кровинки, лицо к Вилли.
— Господи Иисусе! — прошептал он. — А что, если Флосси-Билли победит?..
Глава 7
Бронсон стоял подле одного из окон своего кабинета вглядывался в темноту ночи. Струящийся из других окон по фасаду здания свет выхватывал из кромешной черноты зелень газона и участки живой изгороди, отделяющей газон от тротуара. Ближняя обочина была пуста, а прямо напротив через улицу, стоял припаркованный голубой “олдсмобил”. И никакого дорожного движения в этот час.
Двенадцать! Двенадцать ограблений за пять дней! Свыше миллиона долларов сгинули, словно их и не было! Операции нарушены, клиенты в панике, трое работников синдикита мертвы. Как пережить такой удар? За здорово живешь — целый миллион долларов! Никто не сможет примириться с тем, что их так высекли!
А тут еще этот Карнс, эта сволочь с Западного побережья. Он, видите ли, настаивает на созыве в полном составе регионального комитета, желая выяснить для начала — как это Бронсон, во имя дьявола, умудрился втянуть их всех в такую воронку? Карнс метил на кресло Бронсона, а любому человеку место другого можно занять, если тот, другой, уйдет на повышение или же дав ему пинком под зад, чтобы тот, другой, вылетел из кресла. Но в случае с Бронсоном повышение исключается — он и так сидит выше некуда. Выбора у Бронсона нет. Он должен или удержаться на самом верху, или слететь вниз с риском сломать себе шею, ведь Карнс уже давно под него копает.
Миллион долларов! Это дьявольски весомый аргумент — миллион баксов, — и Карнс не преминет пустить его в ход. Он будет тыкать всем под нос этим миллионом до тех пор, пока Бронсона не отстранят и Карнс не займет его место. И Бронсон сейчас, стоя у окна, терзался вопросом: что же ему делать?
Если бы все упиралось только в Паркера, это было бы еще не так уж плохо. Предстать перед комитетом с головой Паркера на подносе — такой “картины” хватило бы, чтобы заставить Карнса навсегда заткнуться. Но вот беда: дело не в одном Паркере. Четыре ограбления за день, причем в разных концах страны. Это не только Паркер, но и его чертовы друзья, люди, о которых Бронсон ничего не знал, люди, которые временно перестали грабить банки, нападать на бронированные машины с инкассаторами, потрошить почтовые вагоны, — и все это вдруг неожиданно обрушилось на мафию. Начали чистить тотализаторы на ипподромах, брать казино и черные биржи, забирать выручку от букмекерства и продажи наркотиков. И потом в темпе вальса упорхнули вместе с миллионом баксов, предоставив этой сволочи, Карнсу, возможность, которую он ждал аж с 1956 года.
Бронсон размышлял. Повесить, что ли, все на Фэйрфакса? Возможно, такое и сработает. Вся эта заваруха с Паркером началось в Нью-Йорке, на территории, ответственный за которую Фэйрфакс. Он встречал Паркера, говорил с ним и устроил тому ловушку, из которой Паркер ускользнул, когда Фэйрфакс отстегивал Паркеру его паршивые сорок пять тысяч баксов. И пусть даже Фэйрфакс подстроил ловушку Паркеру по его, Бронсона, приказу и Стерн был послан на юг опять же по приказанию Бронсона, однако от всего этого можно как-то откреститься.
Ладно! Надо устроить собрание комитета, которого так жаждет Карнс. Отдать Карнсу на растерзание Фэйрфакса — пусть подавится! А затем посмотреть, что можно будет сделать с Паркером. Пойти перед ним на попятный или же убить его, в зависимости от обстоятельств, — будет видно, что лучше. Уничтожить, если такое окажется возможным, в противном случае — прийти с ним к соглашению. Пусть Карнс живьем съест этого Фэйрфакса — черт с ними обоими. В любом случае, Бронсон никогда не любил Фэйрфакса.
А когда все придет в норму, послать несколько надежных людей на Западное побережье, чтобы внедрить их в проводимые там операции и начать постепенно выживать Карнса.
Так что в целом случившееся, пожалуй, ему, Бронсону, даже на руку. Благоприятная для Карнса ситуация заставила того действовать в открытую, а Бронсону представилась возможность увидеть, кто из региональных лидеров представляет для него опасность, — как говорится, друзья познаются в беде. А что Карнс ему врет, теперь он был уже уверен в этом, Бронсон также убедился, что никто из прочих не собирается катить на него бочку, потому что лишь один Карнс пытается во что бы то ни стало выставить его, Бронсона, во всем виноватым. Итак, нет худа без добра — сейчас Бронсон знает гораздо больше, чем прежде. Кроме того, теперь он сможет избавиться от Фэйрфакса, поэтому, может быть, Паркер даже оказал ему в некотором роде услугу.
Во всем доме часы, выдержанные в стиле рококо, пробили на все лады семь раз. Бронсон не удержался от гримасы, слушая их разноголосицу. Перед домом остановилось такси. Куилл! Бронсон и торчал здесь, у окна, поджидая этого человека, но сейчас, когда тот и в самом деле показался на дорожке, это пожалуй, уже не имело такого большого значения. Уже случилось двенадцать ограблений, так что самое первое из них утратило свою актуальность. А кроме того, он только что принял решение, как действовать, чтобы исправить положение.
Бронсон наблюдал, как Куилл приближается по дорожке вдали, за ним вновь заметил голубой “олдсмобил”, все еще припаркованный на той стороне улицы. Это вызвало внезапное раздражение. Улица была не из тех, что предназначали для голубых “олдсмобилов”, — тут припарковывались “кадиллаки”, “роллс-ройсы”, “империалы” и, на худой конец, древние серые “паккарды”.
Но ведь и сама улица со временем разительно менялась, этого нельзя было отрицать. И Бронсон задумался: если вдруг Уилла захочет продать этот дом, кто пожелает купить его? Может быть, женский монастырь или школа для детей с отсталым развитием? Половина домов на этой улице уже превращена в разного рода институты. Соседский дом слева — теперь школа для слепых; дом справа — штаб-квартира какой-то попечительской организации, о чем гласит небольшая неоновая вывеска над дверью. Неон! Подумать только — неон на такой улице! Но сегодня улицы как эта — истинный анахронизм! Сегодняшние богачи — в большинстве своем люди типа Артура Бронсона — предпочитают красную кожу и хром. Старые особняки уже не вызывают прежнего восторга и обходятся слишком дорого, да и жить в них стало уже не престижно.
Этот голубой “олдс” наглядное подтверждение перемен. Кто-то наверняка допоздна засиделся за работой в одном из теперешних институтов, в которые превратились особняки на этой чопорной когда-то улице. Вне всякого сомнения! Бронсон пожал плечами, как бы отгоняя эту мысль, и отправился в холл, чтобы встретить Куилла, которого впустил в дом один из телохранителей. Жена уже была в постели. Они вечером с ней вдвоем сыграли в “русский банк”, но это их обоих еще больше смутило. Бронсон в действительности не любил эту игру. Он сел за стол больше для того, чтобы как-то развеять свою тоску. Он ощущал себя виноватым из-за того, что совсем недавно стремился избежать встреч с Уиллой в ее же собственном доме, а “русский банк” была та самая игра, которую она любила. Игра шла не на деньги и не на какой-либо другой интерес, а просто чтобы посмотреть, кто наберет больше очков и выйдет победителем, поэтому и не было особого азарта и оживления.
Бронсон был не в курсе того, чтобы Уилла вовсе не жаловала карточные игры вообще, будь то “русский банк” или любая иная игра. Она садилась к столу только потому, что знала, что ее муж обожает карты, и еще из желания помочь ему развеять хандру. Обычно, когда они играли, Уилла болтала обо всяких пустяках, но не потому, что ей этого хотелось, а потому, что думала, болтовня поможет, ей разогнать мрачные мысли мужа, связанные с тягостным для него пребыванием дома. Но когда Бронсон был озабочен своим бизнесом, она знала, что муж предпочитает молчание, поэтому в этот вечер Уилла словно воды в рот набрала. И Бронсон был только рад, что она хоть на этот раз хранила молчание. В каждый из его редких визитов домой, когда они играли в “русский банк”, Уилла болтала без умолку и доводила Бронсона этим почти до сумасшествия, но он сдерживался изо всех сил, чтобы не портить ей удовольствия. Ведь он такой редкий гость в доме, поэтому приходилось терпеть. Этим вечером Уилла была на редкость неразговорчива, и это было особенно кстати, потому что он, как назло, проигрывал.
