Сара Парецки - Тупик
Я смущенно улыбнулась:
— Плечо заживает. Знаю, это не вызывает у тебя особого сочувствия, поскольку ты неделями отлеживался с подвешенной ногой и трижды ломал нос.
— Четырежды, — жизнерадостно поправил меня Пьер.
— Значит, Майрон сказал, что я хочу тебя видеть?
— Майрон? Нет. Я же говорю, что только вчера вернулся в Чикаго. Просто пришел проведать тебя.
Пьер протянул мне сверток.
Я развернула бумагу и увидела фигурку тюленя, вырезанную из мыльного камня. Эскимосский сувенир. Подарок ужасно меня растрогал, и я прямо сказала об этом Пьеру.
— Я знаю, что в госпитале до смерти надоедают цветы. Испытал это на себе. А эту зверушку вырезали эскимосы лет двести, а то и триста назад. Надеюсь, она принесет тебе удачу.
— Спасибо, Пьер. Я тоже на это надеюсь. И потом — он всегда будет напоминать мне о тебе.
Пьер просиял:
— Прекрасно... Смотри только, чтоб тебя не услышала Анна. — Он помолчал. — А я пришел к тебе по поручению от Бум-Бума. Я две недели пробыл в Квебеке, прилетел на похороны — ты знаешь, — а потом сразу назад. Вчера вечером возвращаюсь домой, и — что ты думаешь? — меня ждет письмо от Бум-Бума! Он бросил его в почтовый ящик за день до смерти.
Пьер порылся в кармане коричневого твидового пиджака, вытащил конверт и вручил мне.
Даже из могилы Бум-Бум являлся мне со своими письмами! У меня было такое ощущение, что он пишет кому угодно, только не мне. Я вынула из конверта листок бумаги и прочла мелкий, аккуратный почерк:
"Пьер,
Анна говорит, что ты участвуешь в играх «Серебряное сердце». Дай им всем жару, дружище. На днях я видел Говарда в очень странных обстоятельствах. Пробовал созвониться с ним, но Элси сказала, что он уехал в Квебек вместе с тобой. Когда вернешься, позвони и расскажи мне о нем.
Бум-Бум".
— Что это за Говард? Говард Мэттингли?
Пьер кивнул. Говард Мэттингли в их команде был левым крайним во втором составе.
— А Элси — его жена. Бедная девушка. Говард говорит, что играет на кубок «Серебряное сердце» — она тут же верит. Только бы не знать, где он может находиться на самом деле.
— Значит, в Квебеке его с вами не было?
Пьер покачал головой.
— Мэттингли вечно гоняется за бабами. Бум-Буму он никогда не нравился, да и в хоккей играет паршиво. И всегда хвастается.
Непростительный мужской грех хвастаться победами над женским полом или на льду, особенно если на том и на другом фронте особых лавров не стяжал.
Я еще раз с подозрением прочитала письмо. Казалось бы, прямого отношения к истории, которую я расследую, оно не имело. Но в то же время Бум-Бум почему-то заинтересовался Говардом Мэттингли не на шутку — сначала вызванивал его по телефону, потом специально написал Бушару. Что-то здесь неладно. Придется поточнее разузнать, как именно провел Бум-Бум последние несколько дней своей жизни. Письмо датировано двадцать шестым апреля. Погиб Бум-Бум двадцать седьмого. Значит, я должна восстановить ход событий, скажем, с двадцать третьего. Именно тогда в трюмах «Люселлы» обнаружили воду. Может быть, Мэттингли как-то замешан в этой истории? Я подумала, какая большая работа мне предстоит, и с тоской посмотрела на беспомощную левую руку.
— У тебя есть хорошая фотография Мэттингли?
Бушар почесал подбородок:
— Можно взять у Майрона какой-нибудь рекламный снимок.
— Ты не мог бы его размножить? Мне нужно штук шесть. Хочу попробовать выяснить, не видел ли кто-нибудь Говарда в каком-нибудь необычном месте.
— Без проблем. Снимки ты получишь. — Пьер вскочил на ноги. Действие — это он понимал, как всякий хоккейный игрок. — Может, ты хочешь, чтобы я сам походил, поспрашивал, пока ты тут лежишь?
— Надо подумать... Пожалуй, не стоит. Ведь я знаю, кого нужно спрашивать, а ты к этим людям не подберешься.
Бушар ушел, насквозь пропахнув антисептиком. Я же вновь стала изучать ежедневник Бум-Бума. Двадцать третьего он встречался с Марголисом. Должно быть, на элеваторе. Двадцать четвертого, в субботу, виделся с Пейдж. Никаких других имен на выходные записано не было. В понедельник Бум-Бум разговаривал с диспетчером Грэфалка, мистером Мак-Келви, и еще с двумя людьми, имена которых мне ничего не говорили. Надо будет показать Марголису фотографию Мэттингли. Пожалуй, попрошу это сделать Пьера.
Я взглянула на часы — непривычно видеть их на правом запястье. Половина пятого. Пейдж, должно быть, в театре. Я позвонила ей и оставила сообщение на автоответчике.
Около пяти появилась Лотти. Она удивленно приподняла черные брови, глядя на разбросанные бумаги и скомканные простыни.
— Пациентка из тебя — хуже некуда, дорогуша. Врач сказал, что ты отвергаешь все лекарства... Если не хочешь, чтобы тебя пичкали болеутоляющими, — твое дело. Но антибиотики нужно колоть обязательно. Не хватало еще, чтобы рука у тебя воспалилась.
Лотти несколькими ловкими движениями поправила мне постель. Люблю смотреть, как она работает — все у нее получается быстро, эффективно и аккуратно. Потом Лотти села на постель рядом со мной. Тут как раз в палату вошла медсестра — принесла ужин. Увидев, что Лотти сидит на постели, мегера неодобрительно нахмурилась, но ничего не сказала. Докторам позволяется делать то, что запрещено простым смертным.
Лотти посмотрела на поднос.
— Все проварено до потери всякого вкуса. Отлично. Значит, проблем с несварением у тебя не будет. — Она злорадно усмехнулась.
— Хочу пиццу, — захныкала я. — Спагетти. Вино!
Лотти засмеялась:
— Ничего, ты идешь на поправку. Выдержи еще денек, а в понедельник я заберу тебя домой. Можешь несколько дней пожить у меня, пока окончательно не поправишься.
Я сосредоточенно нахмурилась:
— Лотти, у меня срочная работа. Я не могу валяться в постели две недели, дожидаясь, пока плечо заживет.
— Не нужно на меня давить, Вик. Ведь я не какая-нибудь глупая медсестра. Когда я пыталась оторвать тебя от работы? Никогда — даже если ты вела себя как затравленный пес.
Я возмутилась:
— Затравленный пес? Это я — затравленный пес? Что ты хочешь этим сказать?
— Иногда ты бываешь, как пес, которого обложили со всех сторон, и он начинает цапать всех подряд — и друзей, и врагов.
Я расслабилась:
— Ты права, Лотти. Извини. Спасибо, что предложила мне пожить у тебя. Ценю.
Она поцеловала меня в щеку и куда-то исчезла, но вскоре вернулась, притащив с собой мою любимую пиццу — с анчоусами и луком.
— Но ни капли вина, пока получаешь антибиотики.
Мы съели пиццу и немного поиграли в джин[10]. Выиграла Лотти. Дело в том, что большую часть Второй мировой войны она провела в бомбоубежище, где единственным развлечением была игра в джин. Поэтому справиться с ней практически невозможно.
В воскресенье утром я позвонила Пейдж, но не застала ее дома. Зато в середине дня балерина появилась собственной персоной. В зеленой кружевной блузке и черно-зеленой гватемальской юбке она смотрелась просто потрясающе. Пейдж впорхнула в комнату этаким волшебным видением, благоухающим весной. Видение грациозно поцеловало меня в лоб.
— Пейдж, очень рада вас видеть. Спасибо за цветы. С ними палата стала смотреться куда веселее.
— Вик, меня очень расстроила авария, в которую вы попали. Слава Богу, травмы оказались не очень тяжелыми. На автоответчике было сообщение, что вы звонили. Я решила, что приду сама и посмотрю, как у вас дела.
Я спросила, как идут репетиции «Менуэта для наркомана». Пейдж рассмеялась и стала рассказывать про готовящуюся премьеру. Мы несколько минут поболтали о том о сем, а потом я объяснила, что пытаюсь восстановить последние дни жизни Бум-Бума.
Пейдж сразу же недовольно сдвинула бровки.
— Все еще идете по следу? Вик, вам не кажется, что уже пора оставить мертвых в покое?
Я постаралась улыбнуться как можно безмятежнее, чувствуя, что выгляжу довольно паршиво — немытые волосы, больничный халат...
— Об этом попросил меня Пьер Бушар, старый товарищ Бум-Бума.
Оказывается, она знает Пьера. Он очень милый. Что же именно он хочет узнать?
— Например, не видели ли вы в последнее время Говарда Мэттингли?
На лице Пейдж промелькнуло какое-то непонятное выражение.
— Я не знаю, кто это.
— Один из игроков второго состава. Бум-Буму он не нравился, поэтому он вряд ли вас с ним познакомил. А куда вы ездили в прошлую субботу? Может быть, вы видели Мэттингли там?
Пейдж пожала плечами и бросила на меня весьма выразительный взгляд — дала понять, что я жуткая зануда. Я терпеливо ждала.
— Вы элементарно грубы, Вик. Это был мой последний день с Бум-Бумом. Я хотела бы оставить воспоминания для себя.
— Как, ведь вы говорили, что виделись с ним в понедельник?
Пейдж вспыхнула:
— Вик! Я знаю, что вы детектив, но это уже чересчур. У вас какой-то нездоровый интерес к вашему кузену. По-моему, вам нестерпима сама мысль о том, что он мог общаться с какой-нибудь женщиной, кроме вас!
