Честер Хаймз - И в сердце нож
Чинк забрал десять долларов Дока.
Джонни сдал себе тройку пик.
— Молния не бьет дважды в одно место! — изрек Дурной Глаз Льюис.
— Не надо молнии, дружище, — сказал Караул. — Мы в самом центре грозы.
Джонни открыл двойку треф Доку, который, как проигравший, имел право выбирать карту.
Док, скривившись, уставился на двойку.
— Пусть лучше меня укусит в задницу боа-констриктор, чем я поставлю хоть цент на черномазую двойку, — наконец сообщил он партнерам.
— Пасуешь? — спросил его Джонни.
— Ни за что! — отозвался Док. — Ставь деньги, желтый, — сказал он Чинку.
— Это обойдется тебе в двадцать долларов, — сказал тот.
— Деньгам не больно, — сказал Док, отсчитав две десятки.
Джонни передал Доку пятнадцать долларов и начал метать карты. Игроки брали их в молчании. Напряжение нарастало. Джонни и Чинк выигрывали.
— Иду против тебя, игрочок! — сказал Джонни Чинку.
— Ставь деньги, — отвечал тот.
Джонни сказал «сто долларов». Чинк принял вызов. У него еще оставались деньги.
Джонни бросал на стол карту за картой. Вены набухли у него на лбу и висках, снова ожил шрам-осьминог. Чинк сидел бледный, лицо его превратилось в желтый воск.
— Продолжим, — сказал Джонни.
— Ставь деньги, — просипел, теряя голос, Чинк.
Джонни не сводил глаз с оставшихся у Чинка долларов. Он было вытащил карту из колоды, потом быстро загнал ее назад.
— Еще, игрочок? — спросил он.
— Заказывай, — отвечал тот.
Джонни предложил пятьдесят долларов.
Чинк взял двадцать девять, остальное вернул.
Джонни выбросил на стол карту. Семерка бубен сверкнула под лампой и упала рубашкой вверх.
— Покойники падают лицом вниз, — хмыкнул Дурной Глаз.
Кровь прилила к щекам Чинка, на лице заиграли желваки.
— Проиграл? — спросил Джонни.
— Откуда ты знаешь? У тебя что, карты меченые? — глухо спросил Чинк.
— Проиграл, конечно, — повторил Джонни. — Это уже понятно.
Лицо Чинка сделалось пепельно-серым. Джонни перевернул карту, лежавшую перед Чинком. Это была семерка пик.
Джонни потянул к себе кучку денег.
— Ты передернул, — сказал Чинк. — Передернул. Ты увидел, что это семерка, когда вытащил ее из колоды.
— Скажи это еще разок, — попросил Джонни. — Только потом тебе придется доказать сказанное.
Чинк безмолвствовал.
— Играешь быстро — в кармане чисто, — сказал Док.
Чинк встал и молча удалился.
После этого Джонни стал проигрывать. Он проиграл весь свой выигрыш и еще семьсот долларов из банка. Затем он встал и сказал Никелю:
— Замени меня, Кид.
Он прошел к себе в кабинет, вынул из сейфа револьвер 38-го калибра и сунул за пояс, слева от пряжки, потом надел свой зеленый пиджак. Перед уходом он сказал Набби:
— Если я не вернусь, пусть Кид возьмет деньги с собой домой.
Пони зашел на кухню спросить, не нужен ли он, но Джонни уже и след простыл.
— Ох уж этот Чинк, — сказал Пони. — По нитке ходит.
Глава 16
Дверь открыла Аламена.
Чинк сказал:
— Мне надо с ней поговорить.
— Ты спятил, — сказала Аламена.
Черный спаниель у ног Аламены яростно залаял.
— Что ты разлаялась, Спуки? — заплетающимся языком проговорила Дульси из кухни.
Спуки никак не могла уняться.
— Лучше не мешай мне, Аламена, — сказал Чинк, проталкиваясь мимо нее, — предупреждаю по-хорошему. Мне надо поговорить.
Но Аламена стояла не шелохнувшись и не пускала его.
— Дурак, Джонни ведь дома, — сказала она.
— Ничего подобного, — возразил Чинк. — Я только что видел его в клубе.
— Ты у него был в клубе? — удивленно спросила Аламена, и зрачки ее расширились.
— А почему бы и нет? Я не боюсь Джонни.
— С кем это ты там разговариваешь, Мена? — поинтересовалась Дульси, с трудом ворочая языком.
— Ни с кем, — отрезала та.
— Это я, Чинк, — подал голос Чарли.
— Ах это ты, — продолжала Дульси, с трудом выговаривая слова. — Тогда входи — или уходи. А то моя Спуки волнуется.
— Черт с ней, с твоей Спуки, — буркнул Чинк и, отпихнув Аламену, вошел в кухню.
Аламена закрыла входную дверь и тоже пришла на кухню.
— Если Джонни вернется и застанет тебя здесь, он тебя прикончит, — предупредила она Чинка.
— К черту Джонни, — вспыхнул Чинк. — У меня про него есть такое, что стоит мне рассказать — и он запросто может загреметь на электрический стул.
— Расскажешь, если доживешь, — уточнила Аламена.
Дульси пьяно хихикнула.
— Мена боится Джонни, — пояснила она Чинку.
И Аламена, и Чинк уставились на нее.
Она сидела на табуретке, закинув ноги на стол. На ней была только комбинация.
— И не стыдно подсматривать, — хихикнула она, поймав взгляд Чинка.
— Если бы ты не была пьяной, я бы тебе показала, — сказала Аламена.
Дульси сняла ноги со стола и попыталась сесть прямо.
— Ты просто злишься, что Джонни на мне женился, — с пьяным лукавством произнесла она.
Аламена сразу угасла, отвела глаза.
— Ты бы вышла и дала нам поговорить, — сказал ей Чинк. — У меня важное дело.
— Я пойду в гостиную, посмотрю, не подъедет ли Джонни, — сказала Аламена со вздохом.
Чинк пододвинул к себе табуретку, но не сел, а только поставил на нее ногу.
Когда он услышал, что Аламена пошла в гостиную, то быстро подошел к двери кухни, закрыл ее и вернулся на место.
— Слушай меня внимательно, — сказал он. — Или ты достанешь мне десять тысяч, что обещала Вэлу, или я устрою скандал.
— Бах! — вдруг крикнула Дульси. Чинк вздрогнул. Дульси захохотала. — А ты напуга-ался! — пьяно проговорила она.
— Я пришел не шутки шутить, — с угрозой в голосе произнес Чинк. Его лицо пошло красными пятнами.
Вдруг, словно забыв об его присутствии, Дульси стала неистово чесать голову. Потом вскинула взгляд на Чинка и, увидев его негодующее лицо, пояснила:
— Это все блохи от Спуки. — Чинк заиграл желваками, но Дульси не заметила этого. — Спуки! — крикнула она. — Пойди посиди у мамочки на коленях! — Собака подошла к ней и стала лизать ее босую ступню. Дульси подобрала Спуки и усадила к себе на колени. — Это одна из твоих черных блошек, да? — спросила она, наклоняясь к собаке, чтобы та могла лизнуть ей лицо.
Резким движением Чинк скинул собаку на пол так, что она ударилась о ножку стола и забегала по кухне, жалобно тявкая и не зная, как убраться.
— Ты будешь меня слушать или нет? — сказал Чинк, задыхаясь от злости.
Лицо Дульси потемнело. Она попыталась встать, но Чинк положил руки ей на плечи и усадил обратно.
— Не смей бить мою собаку! — крикнула Дульси. — Я никому этого не разрешаю. Я тебя за это убью…
— Замолчи, — перебил ее Чинк. — И послушай меня.
Тут в кухню ворвалась Аламена и, увидев, что Чинк схватил Дульси за плечи, не давая ей встать, сказала:
— Оставь ее, ниггер, в покое. Разве ты не видишь, что она пьяна?
Чинк убрал руки и буркнул:
— Я просто хочу, чтобы она меня выслушала.
— Это твоя проблема, — сказала Аламена. — Ты же лучший друг пьяниц. Вот и сделай так, чтобы она протрезвела.
— Хочешь, чтобы тебе еще разок перерезали горло? — злобно осведомился Чинк.
Она спокойно выслушала это и сказала:
— Такому, как ты, это не удастся. И я больше пятнадцати минут караулить у окна не буду. Так что объясняйся поживей.
— Ты вообще можешь не караулить, — сказал Чинк. — Мне это не нужно.
— Не волнуйся, ниггер, я делаю это не ради тебя. Пойдем, Спуки, — позвала Аламена, вышла из кухни и отправилась на свой наблюдательный пост. Собака вышла за ней следом.
Чинк сел и вытер пот со лба.
— Слушай, киска, ты не так уж пьяна, — сказал он.
Дульси снова хихикнула, только на этот раз получилось у нее немного натянуто.
— Ты сам пьян, если считаешь, что Джонни даст тебе десять тысяч, — сказала она.
— Не он их мне даст, а ты, — поправил ее Чинк. — А ты возьмешь деньги у него. Хочешь, я объясню тебе, киска, почему ты это сделаешь?
— Погоди, сперва я сниму с себя сотенные бумажки, какие, по-твоему, на мне растут, — отозвалась Дульси, с каждой минутой все сильнее трезвея.
— Есть две причины, почему ты это сделаешь, — продолжал Чинк. — Во-первых, его зарезали твоим ножом. Тем, что я подарил тебе на Рождество. И не говори, что ты его потеряла. Я-то знаю, куда он делся. Ты не носила бы его с собой, если бы не собиралась пустить в ход. Ты боялась, что Джонни его увидит.
— Нет-нет, — отозвалась она. — Ничего у тебя не выйдет. Это твой нож. Ты забыл, как рассказывал, что человек из твоего клуба по фамилии Бернс привез из Лондона два таких ножа. Ты их мне показывал. И он еще сказал, что один нож для тебя, а другой для твоей подружки, если ты слишком заиграешься своим ножом. Я берегу тот, что ты мне подарил.
