Джеймс Хедли Чейз - По дороге к смерти
Гарри потер пальцами виски. Вот теперь — прошлая ночь, начало чего-то нового. Это была для него первая связь с женщиной, относящейся к сексу так же, как и он: совершенно не подавляя своих желаний, используя его для удовлетворения своих потребностей. Думая об этом, Гарри решил, что именно это ему и нужно. Он устал от трудностей, устал от женщин, которые отдавались ему только для того, чтобы завлечь его, привязать к себе, оплести паутиной рабства. Нина со своей чувственной красотой была опустошающе непредсказуема. Теперь она, кажется, даст ему то, что он так долго искал.
Он вспомнил предупреждения Рэнди: «Она не для тебя, если не хочешь иметь дело с Соло».
Соло его не беспокоил. Он был уверен, что, если дело дойдет до настоящей драки, он сможет одолеть Соло, но не в этом была проблема. Соло был Нинин отец.
Он потер виски, нахмурившись. Она пришла к нему. Она отдалась ему. Мог ли Соло сожалеть? Его рабыня, так она говорила. Какое право имел отец, каким бы он ни был, относиться к дочери как к рабыне?
Сложности… Проблемы… Сложности… Проблемы…
Гарри резко поднялся и вышел из комнаты. Он пошел в кухню. Там Соло пил дымящийся кофе, в толстых пальцах — сигара. Он сидел за столом, над его головой висела лампа, на столе и на полу лежала его громадная тень.
— Привет, Гарри! — Соло хмыкнул. — Я пытался тебе вчера вечером сказать, что ты сегодня утром не нужен. Я хочу, чтобы ты занялся прыжковой вышкой. Я говорил с Хаммерсоном. Он сегодня утром пришлет дерево. — Маленькие глазки Соло прищурились, когда он взглянул на Гарри. — Я поздно вечером пришел к тебе, чтобы это сказать, но тебя не было. — Он подался вперед, в глазах была усмешка. — Нашел маленькую девочку, которую можно уложить на песок?
С каменным лицом Гарри произнес:
— Это мое дело, Соло.
Тот залпом допил кофе.
— Можешь трахать их сколько хочешь, Гарри, мне все равно, но чтобы никаких последствий. Я не хочу никаких осложнений в моем замечательном ресторане.
— Я уже взрослый, — нетерпеливо сказал Гарри. — Я не из этих детишек… успокойтесь.
— Нуда… Я забыл. Прости. — Соло прошел по кухне и взял в руки четыре плетеных корзинки. — Ты займешься вышкой для прыжков, ага?
Он направился к дверям, потом остановился, склонил голову набок и посмотрел на Гарри.
— Как ты сказал, кто ты такой?
— Взрослый… не маленький уже. — Гарри почувствовал предупреждающий укол: опасность.
— Вот так вот? Уже не маленький, а? — Вдруг Соло громко захохотал. — Прости. Мы все, по идее, такие… а?
— Теоретически, — тихо произнес Гарри.
— Но некоторые взрослые более взрослые, чем остальные, а? — Глаза Соло подернулись какой-то дымкой. — Ручаюсь, ты думаешь, что ты чуть более взрослый, чем я, а?
— Я так говорил, Соло?
— Нет, конечно, но ты вообще говоришь мало, Гарри, и поэтому ты очень толковый парень. — Соло открыл дверь. — Я вернусь около десяти. — Он вышел за дверь, в рассветные сумерки, и Гарри подождал несколько минут не двигаясь. Только когда он услышал, как завелся мотор «бьюика» и Соло уехал, он расслабился. Взглянул на часы. Было пять сорок. Он подошел к плите, снял кофейник и налил себе чашку.
Что-то не так, подумал он. Неужели Соло уже начал что-то подозревать? Он задумчиво пил черный горячий кофе, чувствуя себя немного неловко. Что-то не так, снова сказал он себе.
— Гарри?
Тихий шепот заставил его резко обернуться, он опрокинул чашку с кофе. В дверях стояла Нина. На ней была короткая ночная рубашка, шелковистые волосы не причесаны. Она выглядела так, будто только что встала.
При виде ее Гарри почувствовал, как в нем бурлит кровь. Он поднял чашку и подошел к ней. Она отошла, поманив его за собой. Следуя за ней по коридору, он дошел до ее комнаты.
Он слишком хорошо понимал ее, чтобы не отметить, что эта комната выражает ее индивидуальность. Комната была светлая, радостная, большая, аккуратная.
Он стоял у двери, которую закрыл за собой, и смотрел, как она снимает свою ночную рубашку. Потом, обнаженная, она повернулась к нему лицом, широко раскинув руки, губы ее приоткрылись в застывшей улыбке желания, темные соски отвердели.
Снова Гарри почувствовал: опасность.
«Я взрослый» — так он сказал Соло. Правда ли это? Мог ли думающий, взрослый человек принять это вульгарное предложение? Не ведет ли он себя как один из этих идиотских подростков типа Рэнди?
Она подошла к кровати и опустилась на нее, глядя ему в глаза:
— Иди сюда.
Он безумно хотел сбросить одежду и быть с Ниной, но предупреждение звучало в его мозгу. Он не должен давать женщине возможность подчинить его себе, даже женщине, ничего не желающей взамен.
Он остался в дверях.
— Надень купальник, Нина, — сказал он не вполне твердым голосом. — Поплаваем.
— Потом… иди ко мне.
Она откинулась назад, облокотилась, раздвинув ноги, в ее глазах было неприкрытое желание, которое обезоруживало его.
— Я подожду, — сказал он и вышел из комнаты. Он медленно прошел на кухню и налил себе чашку кофе. Руки его тряслись. Положил в чашку сахар.
Он отпил кофе, глядя в окно на светлеющее небо. Услышал, как она спускается по коридору, и повернулся с бьющимся сердцем.
На ней было ярко-алое бикини, в руках полотенце. Она улыбнулась:
— Ну, так давай поплаваем.
Он зашел к себе, чтобы надеть мокрые плавки, а она медленно шла по песку. Когда он вышел на пляж, она уже плыла — хорошо, быстро, и он нырнул, направляясь к ней. Когда он поравнялся с ней, она подняла голову и улыбнулась ему:
— Странный ты, Гарри. Почему не порадовать меня немного? — Она брызнула водой ему в лицо и легла на спину, все еще улыбаясь.
— Я говорил с Соло, — сказал Гарри. — Он почти догадался. Я не забываю, что он твой отец.
— Ну-у! В конце концов все узнают. Поплыли назад. Ты не можешь быть таким идиотом! Я хочу, чтобы ты любил меня!
— Это слишком опасно. Даже то, что мы сейчас делаем, опасно. Ты хочешь, чтобы у меня были неприятности с твоим отцом?
— Ты его боишься?
— Нет, но я боюсь того, что может произойти. Я могу убить его… я могу быть вынужден убить его. — Он посмотрел на нее в зыбком утреннем свете. — Этого ты хочешь?
Она состроила гримасу:
— Ты так серьезен. Не можешь принять то, что я предлагаю, без этого всего?
Гарри направился обратно. Через секунду она присоединилась к нему, до берега не сказав ни слова. Когда они достигли склона, ведущего на берег, она спросила:
— Так когда мы опять займемся любовью?
— Есть какой-нибудь вариант, чтобы я отправился с тобой на остров Шелдон в воскресенье?
Она резко остановилась:
— Кто тебе рассказал про Шелдон?
— Рэнди… он сказал, что ты туда ездишь, чтобы побыть одной.
Она улыбнулась:
— Прекрасная идея… там мы можем оставаться вдвоем долго. Отец почти все воскресенье спит. Ресторан закрыт. Он мне дает катер. Да… значит, в воскресенье.
— О'кей. Послезавтра. До тех пор держись от меня подальше, Нина. Увидимся в шесть часов на лодочной станции.
— Да… Я захвачу еду.
Он оставил ее, вошел в море, быстро и мощно поплыл к коралловому рифу, где собирался построить вышку для прыжков.
* * *Лейтенант Алан Лейси из службы по расследованию убийств Майами был невысоким, с резкими чертами лица, тонкими губами и маленькими глазками, в которых было не больше жизни, чем в отполированной морем гальке. Это был человек, которого не любила полиция, преступники и даже собственная жена. А он любил, когда его не любили. Он чувствовал, что чего-то добивается, если люди его боялись. Он был скорее хитрым, чем умным. В пятьдесят семь лет он твердо понял, что останется лейтенантом, что дальнейшее продвижение по службе ему не светит. Это его озлобило. Любой толковый коп, любой честолюбивый, исполнительный молодой полицейский мгновенно испытывал на себе его садистский, острый как бритва язык. Если и было нечто, что лейтенант Лейси ненавидел больше остального, — это были честолюбивые копы.
Он подъехал к «Омару и крабу» в своем безукоризненном «ягуаре», купленном на деньги жены, в сопровождении сержанта Пита Вейдмана, толстого, быстрого и глупого, — он стал сержантом только потому, что был марионеткой в руках Лейси, его подпевалой и мальчиком для битья.
Когда два полицейских офицера подъехали, к ресторану подоспела «скорая помощь», и два врача поспешили внутрь. Там стояли четверо рядовых полицейских с выражением скуки на лицах, а рядом топтался Лепски. Он был раздражен и чувствовал себя не в своей тарелке. Лепски знал, что там ему делать нечего: это был не его участок. Кроме того, он все знал про лейтенанта Лейси и был готов к самому худшему. Теперь, вполне вероятно, Лейси напишет на него докладную, и его замыслы взлететь высоко-высоко, до детектива первого класса, с треском лопнут.
