Стивен Марлоу - Риск — мое призвание
Я пробрался по террасе к навесу для автомашины и уловил легкий запах бензина. Отсюда было видно тускло мерцавший залив. Когда я вышел с другой стороны, до меня донеслись голоса.
Сзади дома было еще одно окно, его створки были открыты и располагались под прямым утлом к стене. Пригнувшись, я подобрался прямо под окно и, глядя на раскинувшийся за полосой галечника и песка залив, прислушался.
— Но как же я смогу помочь твоему папе, если ты не хочешь сказать, где я могу его найти? — произнес мужской голос. — Я хочу помочь твоему папе, сынок. Только для этого я сюда и приехал.
— Я не знаю, где папа, — донесся до меня искренний голос ребенка. — Вы ведь меня уже спрашивали. Я не знаю. Он просто уехал. Он будет следующим вице-президентом Соединенных Штатов.
— Ты действительно хочешь, чтобы он стал следующим вице-президентом Соединенных Штатов?
— Еще бы, — ответил мальчик и протяжно зевнул. — Спать как хочется! Можно я пойду спать, мистер?
— Слушай, папа сможет стать вице-президентом только в том случае, если ты мне скажешь, где он сейчас.
— Честное слово?
— Честное слово.
— Забавно, — заметил ребенок. — Маме вы вовсе даже и не нравитесь.
— Глупыш, — ответил мужчина. — Совсем наоборот.
— Значит ничего, если я ей скажу, что вы приезжали? — лукаво спросил мальчик.
— Я же сказал, что нет!
— Не кричите на меня, мистер.
— Извини, я не хотел.
— Даже если бы я знал, где папа, я бы вам не сказал.
— О Господи, — простонал мужчина. — Уж эти мне дети!
Ответа не было. Скрипнула пружина, кто-то встал с кровати, и послышался звук выдвигаемого ящика.
— А мне мама не разрешает лазить по ящикам, — заявил мальчик. — И вам тоже по ящикам шарить нельзя.
— Отойди от меня, парень, а то хуже будет.
— Я все про вас маме скажу.
Ящик задвинули, и тут же выдвинули другой. Зашуршала бумага, в комнате в первый раз на какое-то время стало тихо, и мужской голос произнес:
— Ага!
— Мне уже можно идти спать? — захныкал мальчик.
— Сейчас, сынок, ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Даже, если захочешь, пойти и искупаться в Тандер-Холе.
— Ух, в Тандер-Холе — это было бы здорово! Но я хочу посмотреть Анемоновый Грот. Если будет хорошая погода, мы поедем туда с мамой утром. А вы там были?
— Нет, — ответил мужчина.
— Когда прилив, туда попасть нельзя, он весь под водой. А во время отлива, мама говорит, войти можно. Это совсем, как подводный тоннель. Что за письмо вы взяли из маминого ящика?
— Если ты будешь помалкивать об этом, да еще о том, что я был здесь, то, может быть, утром я отвезу вас с мамой в Анемоновый Грот.
— Честное слово?
— А теперь давай-ка спать, и забудь о том, что я приходил. Хорошо?
— Ла-адно, — протянул мальчик.
— Помни: Анемоновый Грот.
— И туда, и обратно?
— Да.
Опять скрипнула пружина кровати.
— Хорошо, мистер. Я считаю, что если мама целуется с вами, когда папы нет, то все должно быть в порядке. У нас с вами тоже могут быть свои секреты.
— Ага, — снова произнес мужчина, на этот раз уже без особой радости.
— Пока, — попрощался мальчик.
Я распрямил затекшие ноги и вернулся к навесу для автомобиля. Входная дверь уже закрывалась, и через веранду двигалась коренастая фигура.
— Давайте-ка письмо сюда, — сказал я.
Человек резко повернулся. Он был приземистым, но крепким и необычайно широким в плечах. На нем был пиджак с рубашкой без галстука. Быстрым и уверенным движением он сунул руку внутрь пиджака. По виду он был чертовски ошарашен, но самообладания не потерял.
Я тоже самообладания не терял, и ошарашен не был. Дотянувшись до него как раз в тот момент, когда он вытаскивал из наплечной кобуры пистолет, казавшийся в желтом свете террасы абсолютно черным и огромным, словно шестнадцатидюймовое корабельное орудие, я резко и сильно ударил ребром ладони сверху вниз по его запястью, и он его выронил. В это мгновение он находился так близко от меня, что я ощутил его твердое, как бетон, тело. Отработанным движением он развернулся ко мне боком и очень чувствительно врезал мне левой по почкам. Сдержав стон, я отшатнулся назад и, ударившись спиной о стену, оттолкнулся от нес. Мужчина стоял на четвереньках и шарил руками в поисках пистолета. Увидев, что я иду на него, он решил что-нибудь предпринять и поднял голову. Это было его ошибкой.
Удар колена, достаточно сильный для того, чтобы выбить несколько зубов, но не такой, чтобы сломать челюсть, пришелся ему прямо в лицо. Он опять опустился на четвереньки, его руки подогнулись, и по гальке застучали выплевываемые зубы. Колени его подкосились, и он уткнулся в землю таким образом, что его задница смотрела прямо на Полярную звезду. Я перевернул тело и вытащил из нагрудного кармана пиджака хрустящий конверт. Мускулы незнакомца были так же тверды, как бывают тверды кости обычных людей.
Незнакомец с трудом сел, а я тем временем нашел пистолет и вынул магазин с патронами. Когда я бросил оружие ему на колени, он уставился на него, размазывая волосатой ладонью две масляно блестевшие струйки крови, змейками сползавшие из ноздрей на верхнюю губу. Потом мужчина поднял голову и, посмотрев на меня, с шумом втянул носом воздух.
— Можно мне встать? — спросил он.
— Встаньте, — ответил я.
Пошатываясь, он поднялся на ноги, глубоко вздохнул, произнес: «Прости, Господи», и шарахнул мне правой в такое место, что за это ему бы наверняка засчитали поражение в раунде.
Удар получился, что надо, и он стоял и ждал. С видимым удовлетворением он наблюдал, как я медленно сложился пополам и безуспешно пытался восстановить дыхание.
В это время неподалеку взревел мотор, из-за поворота, шурша шинами по гальке, с разгона вырулил большой автомобиль. Свет фар упал на гальку, прошелся по террасе, потом по ступенькам и ушел в сторону. Автомобиль затормозил и остановился.
Под навес въехать он не смог, потому что на его пути, растянувшись на галечнике, лежал я.
Глава 12
Я стоял на коленях, пытаясь избавиться от скопившейся в моем горле желчи, когда автомобильная дверца открылась и вновь захлопнулась. Захрустела под ногами галька, и передо мной в свете фар вдруг, как по волшебству, возникла пара женских ног.
— Вы можете идти? — спросили ноги. — Если вы не можете встать, давайте я вам помогу.
Я проглотил желчь и встал с таким ощущением, будто меня в живот пнул бронтозавр. Однако я держался на ногах, и это обнадеживало. Снова захрустела галька, открылась и захлопнулась автомобильная дверца, и большой седан въехал на стоянку. Вскоре что-то приподняло мою руку, положило ее на чьи-то плечи, и, поддерживаемый женщиной, я побрел к дому.
Когда мы вошли внутрь, я увидел длинную и узкую комнату, уставленную кленовой мебелью. Комнату украшали сомнительной чистоты белые занавески с изображением ползущих куда-то легионов ярко-оранжевых лангуст. Отдохнуть и расслабиться в такой комнате во время отпуска даже в дождливую погоду было решительно невозможно.
Закрыв глаза, я слушал, как в стакан лилась жидкость. Чей-то голос произнес: «Выпейте это», я ощутил запах виски и попросил:
— Только сигарету, пожалуйста.
Запах виски пропал, и в моих губах оказалась зажженная сигарета. Я трижды жадно и глубоко затянулся, вынул сигарету изо рта и открыл глаза. Виски даром не пропал: его, запрокинув голову, допивала загорелая блондинка с небольшим, гибким и складным телом, и округлыми формами. На ней была голубая блузка-безрукавка с открытой шеей. Блондинка поставила пустой стакан прямо на сумочку и уселась в ногах одной из двух кроватей. Тут же, словно по команде, на второй кровати поднялся мальчик. Он сел и проговорил:
— А, это ты. А я думал, мистер Борман опять вернулся.
— А разве мистер Борман был здесь сегодня вечером?
Слово «был» она произнесла, как «биль».
— Он только что уехал. Он пообещал, что съездит со мной в Анемоновый Грот, если я тебе не скажу. Ой, мам…
— Я сама съезжу с тобой в Анемоновый Грот.
Мальчик полез под подушку и достал оттуда маленький переплетенный в зеленую кожу блокнот с золоченой застежкой, перехватывавшей страницы.
— Мне можно записать в дневнике, что ты это пообещала? — поинтересовался он. — Как приезжал мистер Борман, и все остальное я уже записал.
— Запишешь утром, — ответила блондинка и, обращаясь уже ко мне, заметила: — Он всегда все записывает в своем дневнике. Это вы с Борманом пересеклись?
— Если коренастый малый с плечами футболиста и твердыми, как броня, мышцами, — это он, то да.
— Похоже на Альберта Бормана. Вам уже лучше?
Я утвердительно хмыкнул и даже хотел попытаться встать, чтобы это доказать, но не стал рисковать.
— Мистер Борман рылся в твоих ящиках и все такое, — пожаловался мальчик. — И он забрал папино письмо.
