Картер Браун - Девушка в саване
— Я почти не сомневаюсь, что сразу после того, как нашли убитым Боба Марша, Ландау распорядился установить аппаратуру для подслушивания во всех помещениях в доме.
— Вы можете разглядеть микрофон со своего места? — спросил я.
— Возможно, но ведь это теперь не имеет значения, не правда ли? Если это так, он слышал каждое наше слово.
— Почему бы нам не спуститься вниз и не узнать? — предложил я.
Все тесной группой ожидали нас на лестничной площадке. Настороженный Макс Ландау — его физиономия сатира стала еще больше походить на злой шарж; Вики с плотно поджатыми губами, ее прирожденное высокомерие теперь выглядело особенно заметно — холодное и расчетливое, а темные глаза с неприкрытой ненавистью смотрели на Кэй Аллен; толстая физиономия Теодора Алтмана подчеркнуто выражала его нейтральную позицию, ярко-голубые глазки были прикрыты более чем всегда набухшими веками, а мечтательные серые глаза Луи Жерара беспокойно косили, причем над левым глазом подергивался нервный тик.
Ландау вроде бы весело улыбался, но паутина морщинок, сплошь покрывающих его физиономию, неожиданно проступила еще отчетливей, состарив его лет на пятьдесят.
— Приятная компания, лейтенант! — Он по-мальчишески захихикал, но его поблескивающие углем глаза выражали неприкрытую издевку над собеседником. — Вы останетесь на ленч? Вики все уже приготовила и ждет нас к столу. Баранье рагу с овощами — ее коронное блюдо!
— Благодарю вас, — хмуро ответил я. — Вы уверены, что четверть миллиона долларов будут ждать, пока мы пообедаем, доктор? Вы не опасаетесь, что Кирби и Кинг доберутся до них за это время? Если да, то баранье рагу в вашем доме станет самым дорогостоящим блюдом, которое до сих пор где-либо подавалось.
— Я затрудняюсь подобрать точное слово для описания вашего юмора, лейтенант! — Его зычный баритон заполнил весь первый этаж здания. — Дайте-ка подумать? Восхитительный — не совсем подходящее определение. Грубоватый — в нем содержится намек на остроумие, что не совсем правильно, не так ли?
Он взял меня за локоть и отправился со мной в столовую, Кэй шла следом за нами, а все прочие сзади.
— Садитесь, лейтенант. Во главе стола, если желаете. Это ваше место, в конце-то концов сегодня вы почетный гость, — почти дружелюбно пригласил он.
Я сел во главе стола. Ландау занял стул рядом со мною с одной стороны и жестом предложил Кэй сделать то же самое с другой. Вики вопросительно посмотрела на него, и он кивнул.
— Бога ради, дорогая, подавай немедленно. И бутылочку хорошего кларета. Это повод, правда неожиданный, но, несомненно, все же повод.
Алтман оставил место для Вики рядом с отцом, сам сел на свободный стул. Жерар — рядом с Кэй, после чего мы приступили к весьма теплому семейному обеду.
— Кэй была совершенно права, — заговорил Ландау. — Я установил подслушивающие устройства во всех помещениях дома после смерти бедняги Боба. Мы все были в полном смысле слова заворожены вашими изобретательными теориями, лейтенант.
Его гудящий хохот эхом отразился от стен несколько раз, — он звучал, ни дать ни взять, как призывные звуки у входа в павильон смеха в луна-парке, а возможно, как будничный гул в каком-нибудь сумасшедшем доме.
— Ах, лейтенант! — не унимался он. — Вам следовало быть писателем. Какая несправедливость награждать подобным умом обычного полицейского офицера.
Вики подала рагу, налила кларет в рюмки, после чего уселась рядом с отцом, холодно взглянув на меня.
— Полагаю, вы развлекались вовсю этой ночью у себя дома, лейтенант. Сегодня утром Кэй выглядела совершенно измученной, вы же — лишь немного утомленным. Из услышанного нами наверху разговора у нас сложилось впечатление, что это скорее походило на пьяную оргию.
— Ну, и секс-оргию тоже, хочу добавить, — съязвила Вики.
— Вики, дорогая, — добродушно заметил отец, — ты не должна оскорблять нашего почетного гостя.
— Я ничего не имею против, — заверил я его. — А рагу просто отменное. Напоминает мне поговорку моего дядюшки: коли тебе суждено жениться на суке, женись на той, которая умеет готовить.
Я улыбнулся с самым невинным видом, поочередно посмотрев на всех присутствующих и собрав в ответ коллекцию возмущенных взглядов.
— Именно грубость отталкивает в людях сильнее всего другого, — произнесла Вики холодно, не обращаясь ни к кому в частности. — Происхождение и воспитание нельзя подделать.
— Правильно, — согласился я, — посмотрите, что случилось с леммингами.
Ландау откинул назад голову и оглушительно захохотал.
— Туше! Я думаю, вам надлежит согласиться на ничью… Лейтенант, черт возьми, почему бы вам не продолжить вашу забавную игру в фантастические предположения, которую вы начали в комнате Кэй? Мы все с большим удовольствием примем в ней участие, можете не сомневаться.
— Поимка предателя? — сказал я. — Почему бы и нет? Я взглянул на Кэй и заметил, даже сквозь толстые стекла очков, что она панически напугана.
— Я должен знать, — вкрадчиво заговорил я, — что было известно Кирби такого, чем он мог вас шантажировать?
— Фотографии, — едва слышно произнесла она, не поднимая глаз от стоящей перед ней тарелки.
— Фотографии чего?
— Некоторых интимных сцен, разыгранных в комнате отеля, когда ее обитатели не знали о находящейся на заднем плане видеокамере, — ответила она лишенным всяких эмоций голосом, но явно граничащим с истерикой. — На них запечатлены только двое — я и Макс Ландау.
Раздался резкий свистящий звук, это Вики втянула в себя воздух.
— Ты снова лжешь, — пронзительно закричала она, — ты грязная…
— Вики! — прикрикнул Ландау на дочь, и она замолчала, но ее глаза были красноречивее слов.
— Но стоило ли платить за них вымогателю? — спросил я Кэй. — Единственный человек, которого они задели бы, это Вики. Вас ведь это ни капельки не тронуло бы?
— В больнице, когда я сказала миссис Ландау, что я дам показания на суде об изнасиловании, она вынуждена была откупиться от меня чеком на двадцать пять тысяч долларов.
Она закрыла глаза и довольно долго не открывала их.
— Эти фотографии были засняты позднее — в том же году, на них ясно видно, что мне не более восемнадцати — девятнадцати лет. Я побоялась, что от меня могут потребовать возвратить те деньги, которые она когда-то мне заплатила. Кирби именно этим мне грозил. Конечно же у меня сейчас просто нет такой суммы.
— Ха-ха-ха! — воскликнула Вики с нескрываемым злорадством. — Весела жизнь стоит дорого, а ты любительница удовольствий!
— Давайте возвратимся к игре! — беспечно предложил Ландау. — Лейтенант?..
— Предателем должен быть один из тех, кого шантажировал Кирби, — заявил я. — Теперь мы знаем, что так обстояли дела с Кэй и что она является первым кандидатом в предатели. Среди сидящих за этим столом есть еще кто-нибудь, кого он тоже шантажировал?
— Сильно сомневаюсь, чтобы кто-нибудь в этом добровольно признался, лейтенант, — заявил Ландау после нескольких минут напряженного молчания. — Знаете, я считаю, что тут вам придется проявить всю свою изобретательность, чтобы вытянуть это из них.
— Почему бы нам не начать исключать неподходящих? — предложил я. — Марша убили, чтобы помешать ему сообщить вам имя предателя. Одного этого, очевидно, достаточно, чтобы вычеркнуть ваше имя из списка.
— Я польщен, — улыбнулся Ландау. — Кого-нибудь еще?
— Луи Жерара. — Я посмотрел в конец стола, где сидел химик. — Он один из преданных вместе с Маршем парней. Считает, что вы — Божий дар науке и человечеству и поэтому не можете никому причинить зла. Полагаю, что это последняя из детских фантазий, которой он позволил себе увлечься. Собственно, это в его же собственных интересах.
Физиономия Жерара покраснела, и он сосредоточил все свое внимание на пустой стене.
— Таким образом, поле нашей деятельности сужается, остаются двое, — весело сообщил я. — По весьма несчастливому совпадению, это ваша дочь, доктор Ландау, и ваш старейший приятель.
— Продолжайте, лейтенант.
— Вики не кажется подходящим кандидатом. Из того, что я слышал, она всегда боготворила землю, по которой ступали ваши ноги, поэтому считаю, что, если бы она когда-нибудь попала в настоящую беду, она бы с рыданиями бросилась к вам за помощью. Если бы ее шантажировали, вы бы давно уже знали об этом.
— Не надо делать мне никаких скидок, лейтенант! — раздраженно бросила Вики.
— В таком случае остается только мой старейший друг и верный коллега, доктор Алтман? — вкрадчиво спросил Ландау. — Как вы его расцениваете, лейтенант?
— Я могу только обобщать, на какое-то время вам придется с этим смириться, — сказал я. — То, что полицейский узнает про людей, это своего рода указ. Если кто-то рассказывает нам долгую историю, о чем его даже не просили, или затягивает ее гораздо дольше, чем требуется, как, например, вчера вечером это проделала Кэй, исповедуясь мне, то невольно начинаешь задавать себе вопрос, почему и для чего этот человек так себ утруждает. И почти неизменно получаешь тот же самый ответ: потому что пытается выдать за правду ворох лжи. Или же правду вперемешку с враньем — за чистую правду.
