Саймон Керник - Для смерти день не выбирают
Так и случилось.
Стриптизерша стащила трусики и, повернувшись к залу спиной, начала медленно-медленно наклоняться вперед, одновременно все выше и выше задирая задницу и выставляя на обозрение собравшимся скрытые прежде участки, выбритые столь тщательно, что они могли бы послужить рекламой бритв «Жиллетт». В тот момент, когда пальцы ее коснулись пола, а задница достигла зенита, кто-то из юнцов, продемонстрировав удивительное чувство момента, выразил свое презрительное отношение к этой демонстрации физической гибкости сухим и громким испусканием газов.
И тут все словно с цепи сорвались.
Несколько представителей более почтенной части публики вскочили на ноги с гневными упреками в адрес «сопляков» и «уродов», которых словно порывом ветра подняло со стульев. Кто-то кого-то толкнул, кто-то кому-то двинул, стороны обменялись громогласными угрозами, а один из юнцов даже нанес ловкий тычок, отправив оппонента в легкий нокдаун. Заскрипели стулья, с опрокинутого стола посыпалась со звоном посуда.
Но юнцы допустили ошибку. Повернувшись лицом к противнику, они оставили открытым тыл, чем не преминула воспользоваться стриптизерша, раздосадованная — что вполне понятно — реакцией на свое выступление. Ловким движением она скинула левую туфельку, развернула ее каблуком вперед и, позабыв о предписанной роли знойной обольстительницы и рассыпая проклятия, устремилась в отчаянную атаку. Не боюсь признаться, такого я еще не видел.
Ближайший из подвыпивших молодчиков получил по макушке, причем удар был нанесен с такой силой, что каблук — могу поклясться — пробил кость. Ей даже пришлось приложить немалое усилие, чтобы вытащить орудие из раны. Пострадавший вскрикнул от боли, за что тут же подвергся еще одному нападению; только на сей раз стриптизерша, очевидно, овладев навыком, потратила на всю операцию гораздо меньше времени. Жертва упала на колени, схватившись за голову, а один из оказавшихся поблизости завсегдатаев, улучив момент, мастерски врезал несчастному ногой по ребрам.
— Ублюдки гребаные! — возопила девица голосом столь высоким, что поднимись он еще на октаву, и вопль услышали бы только собаки.
«Сопляки» как по команде развернулись, но разъяренную танцовщицу это не смутило, и она с размаху полоснула каблуком еще одного, оставив на его щеке глубокую рваную рану. Невзирая на боль, тот рванулся к ней и попытался схватить за ноги, но стриптизерша отпрыгнула назад и, уподобившись каратистке, провела удар правой ногой и угодила обидчику каблуком между глаз. Впору было открывать счет.
— А она хороша, — заметил я, обращаясь к старичку, который тоже повернулся к залу и с живым интересом наблюдал за разворачивающимися событиями. — Ей бы в кино сниматься.
— Занимается дзюдо, — прохрипел он, кивая. — Ее здесь так и зовут, Джули-дзюдоистка. С такой лучше не связываться. Не баба — огонь!
— А ей самой не достанется? — спросил я, прикладываясь к кружке. В воздухе уже просвистела брошенная кем-то бутылка. Разминувшись с головой стриптизерши, она угодила в стену за сценой. Юнцы, сбившись в плотную массу, пошли на штурм.
— Не беспокойтесь, — ухмыльнулся мой сосед. — Эрни разберется.
— Он? — Я кивнул в сторону бармена, уже выходившего из-за стойки со сжатыми кулаками. Вид у него был не слишком доброжелательный.
Известив о своем приближении громогласным ревом — чем-то средним между мычанием буйвола и воплем осла, — Эрни предрешил исход сражения. Переполнявший молодчиков боевой дух моментально испарился, а наступление трансформировалось в постыдное бегство. К несчастью для них, было уже поздно. Для человека крупной комплекции Эрни оказался весьма проворен; к тому же ему никто не мешал — сражающиеся расступались перед барменом, как воды Красного моря перед Моисеем.
— Ладно, друг, хватит! — в отчаянии воззвал один из юнцов, но был бесцеремонно прерван сокрушительным хуком в челюсть. Тело его, описав в воздухе дугу, грохнулось на пол вне поля моего зрения. Кто-то пронзительно взвизгнул.
Эрни знал толк в драке, и поверженные свингами и апперкотами противники поползли к выходу, бросив на произвол судьбы своих менее расторопных или более упертых товарищей. Помахав кулаками, бармен позволил паре местных взять его за руки, а Джули-дзюдоистка, держа по туфле-стилету в каждой руке, прошлась голая по бару — сцена могла бы стать украшением какой-нибудь порнографической версии «Повелителя мух», — матерясь как сапожник и раздавая оплеухи тем из обидчиков, которые еще не успели достичь выхода.
Как и всегда в случаях с доброй заварушкой, порядок восстановился быстро; с момента оскорбительного залпа до финальной затрещины прошло не более минуты, и незнакомая певица даже не успела закончить свои меланхоличные стенания. Что-то по поводу «неверного беби». Я подумал, что с Джулией этот «беби» наверняка бы так не поступил.
К заключительным аккордам решительная стриптизерша сменила гнев на милость и довела до конца свое поучительное с анатомической точки зрения представление. Опрокинутый стол подняли, битое стекло убрали, а пострадавшие из местных отметили победу новыми тостами. Никто, похоже, не придавал случившемуся особенного значения, даже Эрни, на долю которого и выпала уборка помещения. Судя по всему, подобное рассматривалось здесь как часть приятного времяпрепровождения, чем-то таким, о чем можно будет вспомнить, когда в разговоре наступает неловкая пауза.
Добро пожаловать в Лондон! На родину Биг-Бена, английского парламента и традиционных кулачных боев.
Я допил пиво и посмотрел на часы. Сцена опустела, публика поутихла, в дымном воздухе плавали обрывки разговоров. Размышляя, стоит ли взять третью пинту, я достал из пачки две сигареты и закурил.
— Налить еще? — дружелюбно спросил Эрни, наклоняясь за пустой кружкой. Впервые за весь вечер я увидел приветливое лицо с некоторым даже намеком на улыбку. Выброс адреналина и выпуск агрессии определенно улучшили ему настроение. Мне уже встречались такие типы.
— Конечно, — ответил я, переворачивая вторую сигарету фильтром вниз и возвращая ее в пачку. Похоже, без удачи в этом городе долго не протянешь. — Почему бы и нет?
Глава 17
На следующее утро я проснулся с больной головой. Было ли это следствием полученных прошлым утром тумаков или поглощенных вечером на пустой желудок шести пинт пива, сказать трудно. В любом случае требовалось подкрепиться. Я полежал немного на кровати, размышляя о том, не прихватить ли еще полчасика сна, но крики носящихся по коридору детишек и стук дверей этажом ниже убедили меня подняться. Я опустил руку, пошарил по полу и поднял часы. Без пяти девять. Поздновато.
Я встал, принял душ, оделся и, обретя достойный вид, отправился на встречу с миром. День выдался холодный, ненастный, дождливый, что вовсе не исключение для этого времени года. Впрочем, разбаловавшись в тропиках, я вовсе не собирался задерживаться здесь надолго. Купив в газетном киоске «Санди таймс», «Индепендент» и «Ньюс оф зе уорлд», я укрылся в ближайшем итальянском кафе, где заказал салат с курицей, апельсиновый сок и кофе и устроился за столиком у окна.
Газеты не предлагали ничего интересного: новая вспышка насилия на Ближнем Востоке, очередные угрозы «Аль-Каиды» преподать урок Лондону и прочее в том же духе. «Санди таймс» поместила большую статью о пенсиях, суть которой сводилась к тому, что уходящим в отставку через двадцать лет получать будет нечего. Может быть, и так, но кому хочется думать об этом в выходной день за привычным завтраком с корнфлексом?
Единственное упоминание об интересовавших меня событиях минувшего дня обнаружилось в «Ньюс оф зе уорлд». В помещенной на пятой странице заметке под заголовком «Пес погибает, защищая хозяина», рассказывалось о том, как пятидесятичетырехлетний Ральф Хэтчер, прогуливаясь с немецкой овчаркой, наткнулся предположительно на группу наркоторговцев, выяснявших отношения в хертфордширском лесу. Подвергшаяся жестокому нападению пара оказала достойное сопротивление бандитам, но «доблестная овчарка по кличке Текс» пала в неравной схватке. Мистер Хэтчер получил «легкие повреждения лица», но был выпущен из больницы после оказания медицинской помощи. Газета опубликовала фотографию, с которой на читателей смотрел пес — Текс или нет, определить трудно — с высунутым языком. Снимок Хэтчера отсутствовал по понятным причинам.
Покончив с салатом, я закурил первую за утро сигарету и скурил ее полностью, до фильтра. Хорошо ли пошла? Определенно да. По крайней мере чувства вины я не испытал. Позвонить Эмме? Подумав, я отказался от этой мысли — во-первых, еще рано, а во-вторых, она вряд ли успела что-то узнать. Может, вообще спит, так что не стоит и беспокоить. Когда еще человеку отдохнуть, как не в воскресенье.
