Росс Макдональд - Холод смерти
Она была неумолима. Энергичным жестом руки она откинула назад упавшую на лицо прядь волос. Ее седеющая голова была уложена одинаковыми маленькими завитками, напоминавшими море на старых чеканках. Такая непримиримость, подумал я, может быть вызвана двумя причинами — праведной уверенностью или угрызениями совести, которые порождают сомнения в своей правоте. Я не знал, сообщать ли ей о новой версии Долли, но в конце концов решил найти время и проинформировать ее об этом до своего отъезда.
— Мне необходимы подробности убийства. Вам не слишком тяжело будет к ним вернуться?
— Я могу многое перенести. Что вам надо?
— Как это случилось?
— Я была на собрании «Дочерей Отечества». В тот год меня выбрали президентом местной группы. — Воспоминания об этой деятельности помогли ей вернуться в прошлое.
— И все же, думаю, вы знаете об этом больше, чем кто-либо другой.
— Несомненно. За исключением Тома Макги, — напомнила она мне.
— И Долли.
— Да, и Долли. Ребенок был здесь, в доме, с Констанцией. Они к этому времени жили со мной уже несколько месяцев. В половине десятого девочка поднялась наверх. Констанция шила внизу. Моя сестра замечательно шила, почти вся одежда Долли была сделана ею. В тот вечер она шила ей платье. Оно все было запачкано кровью.
Казалось, мисс Дженкс была не в состоянии забыть тот суд. Ее взгляд помутнел — она снова и снова проигрывала ритуал судебного заседания в своей душе.
— При каких обстоятельствах было совершено убийство?
— Очень простых. Он вошел через парадную дверь, уговорив Констанцию открыть ему.
— Как ему удалось это сделать? Она ведь уже знала о его дурных намерениях.
Она отмела мое возражение одним движением руки.
— Он мог уговорить кого угодно. Как бы там ни было, между ними состоялся разговор. Видимо, он, как всегда, уговаривал ее вернуться к нему, а она отказывалась. Долли слышала их голоса, постепенно накалявшиеся в ходе спора.
— Где она находилась?
— Наверху, в спальне. — Мисс Дженкс указала на потолок веранды. — Скандал разбудил ребенка, и она услышала выстрел. Она подошла к окну и увидела, как Макги бежит к улице с дымящимся револьвером в руке. Она спустилась вниз и обнаружила свою мать в луже крови.
— Она была еще жива?
— Нет, уже мертва. Смерть наступила мгновенно, выстрел пришелся прямо в сердце.
— Какой системы было оружие?
— Шериф полагал, что это револьвер среднего калибра. Его так и не нашли. Вероятно, Макги выбросил его в море. Его арестовали в Пасифик-Пойнт на следующий день.
— По показаниям Долли?
— Бедняжка, она была единственной свидетельницей.
Мы словно подписали негласное соглашение, что Долли существует только в прошлом. Как бы там ни было, но напряжение между нами рассеялось, возможно, потому, что мы оба избегали вопроса о ее сегодняшнем положении. Я воспользовался этим и спросил мисс Дженкс, не могу ли я осмотреть дом.
— Зачем вам это нужно?
— Вы очень хорошо описали убийство. Теперь я хочу попробовать соотнести ваш рассказ с реальной обстановкой.
— У меня осталось совсем мало времени, и, честно говоря, я не знаю, смогу ли я все это вынести, — с сомнением заметила она. — Я очень любила сестру.
— Я понимаю.
— Что вы пытаетесь доказать?
— Ничего. Просто хочу понять, как все это случилось. Ведь это моя работа.
Работа, обязанность — эти слова для нее кое-что значили. Она встала, открыла переднюю дверь и указала на место, где лежало тело ее сестры. Естественно, на вышитом коврике уже не осталось следов убийства, совершенного десять лет назад. В доме вообще не было никаких следов, след оставался лишь в душе Долли и, судя по всему, ее тетки.
Меня удивило то, что обе — мать Долли и Элен — были убиты в дверях своего дома оружием одного калибра, которое, возможно, держала одна и та же рука. Я не сказал об этом мисс Дженкс. Это привело бы только к очередному взрыву ее ненависти к Макги.
— Выпьете чашку чая? — неожиданно спросила она.
— Спасибо, нет.
— Может, кофе? Я пью растворимый. Это быстро.
— Хорошо. Спасибо.
Она оставила меня в гостиной одного. Гостиная была отделена от столовой раздвижными дверями и обставлена старой темной мебелью прошлого века. На стенах вместо картин висели разнообразные высказывания. Одно из них напомнило мне дом моей бабушки. Оно гласило: «Он — Молчаливый Свидетель любого разговора». Это же высказывание, вышитое бабушкиной рукой, висело у нее в спальне. Поэтому она всегда разговаривала шепотом.
В углу стоял большой рояль, закрытый на ключ. Я попробовал открыть крышку, но она не поддалась. На рояле стояла фотография — две женщины и девочка. В одной из них я узнал мисс Дженкс. Она выглядела столь же величественно, хотя была и моложе. Другая женщина, гораздо более миловидная, держалась с наивной серьезностью провинциальной красавицы. Обе они держали за руку девочку — Долли в возрасте лет десяти.
Мисс Дженкс раздвинула двери и вошла в комнату с кофейным подносом в руках.
— Это мы втроем. — Она сказала это таким тоном, как будто две женщины и ребенок и составляют полноценную семью. — А это рояль моей сестры. Она замечательно играла. А я так и не научилась.
Она протерла очки. Трудно сказать, отчего они запотели — от охвативших ее воспоминаний или от кофейного пара. Она принялась рассказывать о детских достижениях Констанции — награда за исполнительское мастерство, награда за голосовые данные, замечательные успехи в школе, особенно по французскому языку, — все говорило за то, что она, как и Алиса, должна поступить в колледж, но тут как раз и возник этот сладкоречивый дьявол Макги...
Я не стал допивать кофе и вышел в холл. Там попахивало плесенью, которая так часто заводится в старых домах. На стене висели оленьи рога, рядом стояло зеркало. Увидев свое отражение, я подумал, что похож на привидение, пытающееся вернуться в глубины прошлого. Да и женщина, шедшая за мной, скорее, напоминала призрак, пустую оболочку, лишенную жизни. Казалось, от нее тоже исходил запах плесени.
В конце холла находилась лестница, устланная резиновым ковриком. Я направился к ней.
— Вы не возражаете, если я взгляну на комнату Долли?
Она не успела возразить.
— Теперь я занимаю эту комнату.
— Я ничего не трону.
Шторы были опущены, она зажгла для меня свет. Лампу прикрывал розовый абажур, придававший всей комнате розоватый оттенок. На полу лежал толстый и мягкий, розовый ковер. Поистине королевская кровать была накрыта розовым покрывалом. Оборки из розового шелка свисали с изысканного трюмо, этим же шелком было обито кресло.
У окна стоял стул с высокой спинкой, также обитой розовой тканью, рядом на полу лежал открытый журнал. Мисс Дженкс проворно подняла его и свернула, чтобы скрыть обложку. Но мне хватило одного взгляда, чтобы узнать издание, — это была «Настоящая любовь».
Я направился к окну, по щиколотку утопая в розовом пуху ее фантазий, и приподнял штору. За окном виднелась терраса, за ней перечное дерево и моя машина. По улице снова катили трое мексиканцев на велосипеде: один — на руле, другой — на сиденье и третий — на багажнике, только теперь за ними еще бежала рыжая дворняжка.
— Так нельзя ездить, — произнесла мисс Дженкс из-за моего плеча. — Надо будет сказать о них прокурору. И этой собаке нельзя бегать без поводка.
— Но она абсолютно безобидна.
— Может, и безобидна, но два года назад у нас был случай бешенства.
— Меня больше интересуют события десятилетней давности. Какого роста была тогда ваша племянница?
— Она была высокой девочкой для своего возраста. Около четырех с половиной футов. А в чем, собственно, дело?
Я встал на колени, что соответствовало названному росту. Из такого положения я видел кружевные ветки перечного дерева и большую часть своей машины, все остальное было скрыто. Фигуру человека, вышедшего из дома, можно было бы увидеть не менее чем в сорока футах от дверей. Конечно, я проводил свой эксперимент в спешке и экспромтом, но его результат заставил меня задать вопрос, который все время крутился в моей голове:
— Вечер был темный? — Я встал с колен.
Она прекрасно поняла, что я имел в виду.
— Да. Было темно.
— Я не вижу уличных фонарей.
— Да. У нас нет уличного освещения. У нас бедный город, мистер Арчер.
— Луна светила?
— Нет. По-моему, нет. Но у моей племянницы превосходное зрение. Она различала даже крапинки на птицах...
— По вечерам?
— Ну всегда ведь есть какой-то свет. Как бы там ни было, она бы узнала своего отца. — Подумав, мисс Дженкс поправилась: — Она его и узнала.
— И сказала вам об этом?
— Да. Я была первой, кому она это сказала.
— Вы не расспрашивали ее о подробностях?
— Нет. Она была слишком потрясена. Я не хотела подвергать ее мучениям.
— Но вы, не задумавшись, сделали это, заставив ее выступить в качестве свидетеля на суде.
