Росс Макдональд - Холод смерти
— То, что она говорит сейчас, — полный абсурд. Я не только не верю в это, но думаю, она и сама не слишком этому верит. Она не настолько больна.
Он замолчал и, пытаясь собраться с мыслями, глубоко затянулся. Я не стал его торопить, а, последовав его же совету, терпеливо подождал. На этот раз метод сработал — он продолжил:
— Теперь она говорит, будто не видела Макги той ночью и, более того, что он вообще не имеет никакого отношения к убийству. Она утверждает, что ее свидетельские показания были ложью, к которой ее принудили взрослые.
— Интересно, почему она говорит об этом сейчас?
— Не имею ни малейшего понятия. Естественно, за десять лет разлуки мы во многом утратили взаимопонимание. И, конечно, она не может простить мне, как она считает, предательства — того, что я не был с ней рядом, когда она оказалась в беде. Но что я мог сделать? Не мог же я отправиться в Индиан-Спрингс и выкрасть ее у тетки?
— Вы хорошо заботитесь о своих пациентах, доктор.
— Да. Забочусь. И очень устаю от этого. — Он погасил сигарету. — Кстати, эту пепельницу делала Нелл. Неплохо для первого раза.
Я пробормотал что-то одобрительное. Звон посуды постепенно стих, и из глубины здания донесся жалобный старческий крик.
— Может быть, то, что она говорит, и не такой уж абсурд, — сказал я. — Ведь визит Макги в гостиницу настолько поразил Долли, что она не смогла совладать с собой.
— Вы наблюдательны, мистер Арчер. Именно так все и было. Он доказывал ей свою невиновность. Кроме того, нельзя забыть, что по-своему она любила отца. И он вполне мог убедить Долли, что она ошиблась и виновна она, а не он. Детские воспоминания в значительной мере определяются эмоциями.
— Вы хотите сказать, виновна в лжесвидетельстве?
— Убийстве. — Он наклонился ко мне. — Сегодня утром она сказала мне, что сама убила свою мать.
— Но каким образом?
— Словом. Тут-то и начинается абсурдная часть. Долли утверждает, что своим ядовитым языком убила и свою мать, и свою подругу Элен, а к тому же отправила за решетку отца.
— Она объяснила, что имеет в виду?
— Пока нет. Возможно, эти проявления комплекса вины лишь поверхностно связаны с убийствами.
— Вы хотите сказать, что она обвиняет себя в убийстве, чтобы искупить какую-то другую вину?
— Вполне возможно. Это достаточно распространенный механизм. Я знаю абсолютно точно, что она не убивала свою мать и, что еще существеннее, не клеветала на своего отца. Я уверен — Макги был виновен.
— Суд может ошибаться даже в серьезных делах.
— Об этом деле мне известно больше, чем было известно суду, — произнес он самоуверенно.
— От Долли?
— Из разных источников.
— Буду вам очень признателен, если вы поделитесь со мной своими сведениями.
Взгляд его стал холодным.
— Я не могу этого сделать. Я должен уважать тайны своих пациентов. Но вы можете поверить мне — Макги убил свою жену.
— Почему же тогда Долли чувствует себя виновной?
— Уверен, со временем все прояснится. Возможно, это связано с ее обидой на родителей. Желание отомстить им за их несчастливый брак было вполне естественным. Она вполне могла вообразить себе смерть матери и заключение отца, прежде чем все это произошло. А когда мстительные фантазии бедного ребенка реализовались, что она могла ощущать, кроме вины? Все это Макги разбудил в ней своим приходом, а теперь еще этот несчастный случай... — Он развел руками, словно ему не хватало слов.
— Смерть Элен Хагерти не несчастный случай, а умышленное убийство, хотя бы по той причине, что рядом не было найдено оружия.
— Да, понимаю. Я имею в виду то, что Долли обнаружила тело, а это, безусловно, было случайно.
— Интересно, почему же она обвиняет себя и в убийстве Элен? Я не очень понимаю, как вы увязываете это с детскими обидами.
— Никак. — В его голосе начало звучать раздражение. И он решил скрыть его за маской профессионала. — Вам незачем вникать в особенности психических реакций. Ваше дело — объективные факты, а мое — субъективное состояние. — Это было грубовато, и он смягчил это очередной философемой: — Естественно, объективное и субъективное, мир внешний и мир внутренний связаны. Но иногда они идут, словно параллельные линии, пересекающиеся в бесконечности.
— Хорошо, давайте займемся объективными фактами. Долли сказала, что убила Элен Хагерти ядовитым языком. Она больше ничего не говорила по этому поводу?
— Нет, еще кое-что говорила, но очень сумбурно. По-моему, Долли считает, что именно ее дружба с Элен стала причиной смерти последней.
— Они были дружны?
— Я бы сказал, да, хотя между ними была разница в двадцать лет. Долли ей очень доверяла, и та платила взаимностью. Судя по всему, у нее тоже были сложности в отношениях с отцом, так что удержаться от сравнения с Долли было довольно трудно. Они были откровенны друг с другом. Вообще-то не очень здоровая ситуация, — сухо добавил он.
— Она что-нибудь говорила об отце Элен?
— Долли считает, что он был подкуплен и участвовал в каком-то убийстве, но это может быть чистой фантазией — дублирующий образ собственного отца.
— Однако это не так. Отец Элен действительно полицейский, и сама Элен считала его лгуном.
— Откуда вы это знаете?
— Я читал письмо ее матери по этому поводу. Мне бы хотелось поговорить с ее родителями.
— В чем же дело?
— Они живут в Бриджтоне, штат Иллинойс.
Для меня это было далековато. Однако мысль о том, что и эта возможность не может быть исключена, уже возникла в моей голове. Мне приходилось сталкиваться с делами, которые раскрывались постепенно и медленно, словно расползающаяся почва, которая обнажает скрытые под плотным покровом настоящего слои давно минувшего. Может быть, и убийство Элен было связано с таинственным убийством в Иллинойсе, происшедшим двадцать лет назад, когда Долли еще не было на свете. Я не стал говорить об этом доктору Годвину, но мысль была соблазнительная.
— К сожалению, больше ничем не смогу вам помочь, — произнес он. — Надо идти — пора делать обход.
К больнице подъехала машина, я услышал, как хлопнула дверца и раздались шаги. С неожиданной скоростью Годвин вскочил и еще до того, как успели позвонить, открыл дверь.
Я не мог разглядеть посетителей из-за его спины, но они явно не были желанными. Годвин занял жестокую оборону.
— Доброе утро, шериф, — произнес он.
Крейн был, напротив, настроен вполне дружелюбно.
— Черт знает что, а не утро. Сентябрь — лучший месяц у нас, а из-за этого проклятого тумана закрыли аэропорт.
— Вы ведь не погоду приехали сюда обсуждать.
— Это верно. Я слышал, вы укрываете тут беглянку от правосудия?
— Кто это вам сказал?
— У меня есть свои источники информации.
— Можете их уволить, шериф. Они вас дезинформируют.
— Возможно, доктор. Но ведь вы не будете отрицать, что миссис Долли Кинкейд, она же Макги, находится в этом здании?
Годвин помрачнел. Он явно был в нерешительности.
— Не буду.
— Вы же только что сказали, что ее здесь нет. Чего вы добиваетесь, доктор?
— Чего добиваетесь вы? Миссис Кинкейд не скрывается от закона. Она находится здесь лишь потому, что больна.
— Отчего же она заболела? Не выносит вида крови?
Годвин поджал губы — казалось, он сейчас плюнет шерифу в лицо. Я со своего места не видел шерифа и не хотел его видеть — мне представлялось, что лучше не попадаться ему на глаза.
— Вшивый день, доктор, и не только из-за погоды. Вчера вечером в нашем городе было совершено убийство. Думаю, вы уже слышали об этом. Вероятно, миссис Кинкейд сообщила вам.
— Вы что, обвиняете ее в убийстве? — спросил Годвин.
— Пока нет.
— Тогда вон отсюда!
— Вы не имеете права так со мной разговаривать.
Годвин стоял неподвижно, но дышал так часто, словно только что пробежал стометровку.
— В присутствии свидетеля вы обвинили меня в том, что я помогаю миссис Кинкейд скрыться от закона. Я могу подать в суд на вас за клевету и клянусь, что так и сделаю, если вы не прекратите преследовать меня и моих пациентов.
— Я совершенно не это имел в виду. Как бы там ни было, я имею право допросить свидетельницу.
— Возможно, через некоторое время. В настоящее время миссис Кинкейд получает сильные седативные средства. И я, по крайней мере в течение ближайшей недели, не могу дать согласия на ее допрос.
— Недели?
— А может, и больше. И я рекомендую вам и не пытаться настаивать. Я готов предстать перед судом и засвидетельствовать, что полицейский допрос в настоящее время представляет реальную угрозу ее здоровью, а может быть, и жизни...
— Не верю.
— А меня совершенно не волнует, верите вы или нет.
Годвин захлопнул дверь и прислонился к ней, задыхаясь от негодования. Сестры в белых халатах то и дело заглядывали к нам, будто им здесь было что-то надо. Доктор махнул рукой, чтобы они не утруждали себя.
— Вы выдержали настоящую битву, — сказал я с нескрываемым восхищением.
