Гарри Грей - Однажды в Америке
Через некоторое время я вернулся к реальности. Я поглядел на Большого Макси, Патси, Доминика и Косого Хайми, спрашивая себя, о чем они сейчас думают. Я представил себе всех нас верхом на лошадях, с шестизарядными кольтами в руках, спасающимися от преследования правительственного отряда. Вот было бы здорово, подумал я. Я рассмеялся — как у меня, Лапши, могут быть такие детские мысли. Через несколько месяцев будет бармицва, а я все еще забавляюсь глупыми мечтами, как Косой Хайми. Я рассмеялся над самим собой.
— Что смешного, Лапша? — Макс отложил свою книгу и взглянул на меня.
— Ничего, просто подумал кое-что.
Макс улыбнулся:
— И ты тоже? О чем?
— О Косом, вступающем в шайку Джесси Джеймса.
— Он полный придурок, этот Косой. Что толку иметь дело с парнями, промышляющими по мелким городкам. — Макс пренебрежительно хмыкнул. — Конечно, он был крутой, этот Джесси Джеймс со своей шестизарядной пушкой, но ты понимаешь, Лапша, что я хочу сказать: глупо заниматься грабежом на лошадях. Это старомодный стиль. Мы будем делать по-другому. — Макс вытер нос тыльной стороной ладони. — Мы возьмем в банке миллион баксов, а потом скроемся.
Доминик спросил:
Миллион баксов на всех пятерых, Макс?
— Нет, на каждого. Что ты скажешь о миллионе баксов, Лапша? — Макс был очень серьезен.
— О миллионе? Мне это нравится, но, я думаю, и полмиллиона будет достаточно, а потом мы скроемся. Полмиллиона баксов — это очень много денег, Макси, — сказал я рассудительно.
— Может быть, для кого-то и полмиллиона — большие деньги, но что касается меня, то мне нужен миллион. — Макс посмотрел на нас с вызовом.
Я пожал плечами:
— Ну ладно, хорошо, мы остановимся на миллионе. Какая, к черту, разница?
— И мы скроемся, когда получим по миллиону? — спросил Патси.
— Да, мы скроемся, и поедем в Бронкс, и станем там большими шишками, — безапелляционно заключил Макс.
— Эй, ребята. — Косой наклонился к нам. — А миллион баксов — это сколько?
Макс взялся за голову:
— Как вам нравится этот вопрос? Парню уже тринадцать лет, а он спрашивает, сколько это — миллион баксов!
Доминик вмешался в разговор:
— Косой, дурень ты этакий, миллион баксов — это миллион баксов, вот и все.
— Да, я понимаю, — с готовностью улыбнулся Косой, — но все-таки, сколько это? Скажи мне, Домми. Сколько это тысяч?
Доминик почесал в затылке:
— Я думаю, что миллион — это десять тысяч долларов.
— О чем ты говоришь? Это гораздо больше, чем пятьдесят тысяч баксов, верно, Лапша? — ухмыльнулся Патси.
Я был горд собой. Я знал все ответы. Поэтому они и прозвали меня Лапшой. Я веско произнес:
— Это десять сотен тысяч баксов!
Пат робко улыбнулся.
— Да, так я и хотел сказать. — Чтобы скрыть свое смущение, он поскорей переменил тему: — Когда мы начнем собирать деревья для костра на день выборов?
Макси подумал, прежде чем ответить.
— Начнем собирать в это воскресенье.
Косой заволновался:
— В этом году у нас будет большой костер, как всегда, даже если Уилсон проиграет?
— Конечно. Разве у нас не всегда был самый большой костер во всей округе? Не важно, кто выиграет, Уилсон или Хьюдж, у нас все равно будет большой костер.
Прозвенел звонок; мы стали собирать учебники. Остальные ученики почтительно стояли в стороне, пока мы шли к двери. Мисс Монс встала. Она протянула руку, чтобы остановить меня, когда я проходил мимо.
— Вы! — сказала она повелительно.
— Кто, я?
Я был готов оттолкнуть ее в сторону. Макси встал рядом, чтобы оказать мне помощь.
— Да, вы, молодой человек. Мистер О’Брайен хочет поговорить с вами.
— Кто, директор? Опять? — спросил я обеспокоенно. — А за что?
— Не задавайте лишних вопросов, молодой человек. Просто отправляйтесь наверх.
Я повернулся к Макси:
— Подожди меня. Я схожу к директору и узнаю, что от меня хочет этот старый болван.
Макс проводил меня к лестнице:
— Мы будем рядом, если тебе понадобится помощь. Мы ворвемся в кабинет и вышвырнем старую задницу из окна.
— Не надо. Он в общем-то ничего, не такой уж плохой парень, этот О’Брайен.
— Верно, для директора он не так уж плох, — согласился Макс.
Он пошел прочь. Я подождал, пока Макси не скроется из виду. Мне не хотелось, чтобы он видел, как я снимаю свою фуражку. Я робко постучал в дверь. Послышался приятный низкий голос:
— Входите, пожалуйста.
Я вежливо остановился в приоткрытой двери:
— Вы хотели меня видеть, мистер О’Брайен?
— Да, да, входите. — Его большое красное лицо приветливо улыбалось. — Входите и закройте дверь. Присаживайтесь, молодой человек, это не займет много времени. Я как раз смотрел кое-какие ваши письменные работы, они очень хороши, очень хороши. — Он взглянул на меня. Его брови нахмурились. — Но ваше поведение меня разочаровывает.
Директор снова склонился над бумагами.
Я сел напротив него, чувствуя себя не в своей тарелке. Через некоторое время он отодвинул кресло от стола и стал раскачиваться на нем взад-вперед, закинув руки за голову. Его проницательные голубые глаза блестели. Он смотрел на меня. Он думал о том, что собирался мне сказать. Мне все больше становилось не по себе. Внезапно он перестал раскачиваться и наклонился над столом. Выражение его лица стало строгим.
— Иногда я спрашиваю сам себя, почему я вами занимаюсь. Вероятно, потому, что вижу в вас кое-какие способности. Если судить по вашей успеваемости, вы — необычайно умный мальчик. И мне кажется, что я должен с вами поговорить… — Директор встал и начал расхаживать по комнате. — Не считайте сие еще одним школьным уроком. Это не так. Вам осталось провести в нашей школе всего несколько месяцев, так что ваше поведение, каким бы оно ни было, не имеет для нас большого значения, однако… — Он многозначительно поднял палец. — Ваше поведение здесь очень важно для вас, и только для вас. Этот момент может стать поворотной точкой в вашей жизни. Повторяю, не будь вы таким умным мальчиком, я вообще не стал бы тратить на вас время. Я не пытался бы объяснить вам, что путь, на который встали вы и ваши товарищи, ведет в никуда. Поверьте мне. — Директор говорил взволнованно и серьезно.
Я сидел и думал, предоставив ему вести беседу. Что он, этот старик, может знать о нас, ребятах? Ему уже почти сорок пять, и он стоит одной ногой в могиле. С другой стороны, этот ирландец совсем не плох. В качестве директора он лучший из всех, кто бывал в нашей дыре. Не то что последний старый ублюдок, который только и знал, что развешивать оплеухи.
Директор продолжал:
— Отчасти я виню в происходящем ваше окружение. Вы понимаете, что я имею в виду под этим словом?
На минуту я забыл, с кем говорю.
— Понимаю ли я, что такое окружение? — усмехнулся я презрительно.
Он рассмеялся:
— Да, да, я и запамятовал, что вас прозвали Лапшой, — вы все знаете.
Я осекся и переменил тон. Я пробормотал:
— Окружение? Вы имеете в виду Ист-Сайд?
— И да, и нет; в основном — нет. Многие, очень многие достойные люди родились и выросли в этом районе. — Он остановился и несколько секунд смотрел на меня внимательно. — Та последняя история, в которую попали вы со своими друзьями, — в чем там было дело? Зачем вы совершили это?
Я пожал плечами.
— Вы понимаете, о чем я говорю?
Я покачал головой. Я лгал. Мое лицо пылало. Откуда он об этом узнал?
— Вы знаете, о чем я говорю. — Его голос затвердел. Посмотрите на меня, молодой человек, и давайте будем откровенны друг с другом.
Директор снова стал расхаживать по комнате. Я чувствовал себя как преступник на перекрестном допросе.
— Я говорю о кондитерской Шварца, которую вы со своими друзьями ограбили несколько дней назад.
Я готов был провалиться сквозь пол. Значит, директор знал. Ну и пошел он к черту.
— Вам известно, что, если бы не ваш рабби, не католический священник ваших друзей и не моя небольшая помощь в отношениях с городскими властями, вы все могли бы отправиться в исправительное заведение?
Я пожал плечами. Вот, значит, как он думает, этот болван. Он не знает, кто на самом деле вытащил нас из той передряги. Я раздумывал, не сказать ли ему, что все дело уладил дядюшка Большого Макси, владелец похоронного бюро? Он пошел к Монаху, гангстеру, а Монах пошел к местному лидеру Таммани,[2] и тот поговорил с судьей прежде, чем к нему успели обратиться рабби, священник или О’Брайен. Вся эта троица — полные придурки. Монах и местный босс — вот с кем надо иметь дело. У них все в руках — полиция, судьи, все.
— Я с вами говорю, молодой человек. Почему вы не отвечаете?
Я опять пожал плечами. Я не мог смотреть ему в глаза. Он продолжал расхаживать взад-вперед.
— Я вас спрашиваю, зачем вы это сделали? Для забавы? Ради денег? Родители дают вам карманные деньги?
