Гарри Грей - Однажды в Америке
Я слышал, как мама энергично трет одежду, замоченную в ванной. Дневной свет начат постепенно меркнуть. Скоро читать стало трудно. Я чиркнул спичкой и взобрался на кресло. Я попытался включить газ, но в лампе его не было. Я крикнул:
— Ма, у нас нет газа!
Она тяжело вздохнула:
Я весь использовала, чтобы выпечь хлеб и нагреть воду для стирки.
— Брось в счетчик четвертак, ма, я хочу читать.
— Не могу, сынок.
— Почему, ма?
— Сегодня вечером у нас будут свечи.
— Но я не могу читать при свечах.
Прости, сынок, но больше тратить нельзя. Я заправлю лампу завтра вечером. Может быть, так мы сможем дотянуть до следующей недели.
Я хлопнул дверью и отправился в туалет, который находился в коридоре: им пользовались все шесть семей, живших на нашем этаже. Мне потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к стоявшей в нем вони. В потайной нише за унитазом я держал коробочку с окурками, которые вылавливал в сточных канавах. Я выкурил три окурка, чтобы подавить аппетит. Я заметил, что на стене, где обычно висел на гвозде рулон оберточной бумаги, ничего нет.
— Кончилась бумага для дерьма, — пробормотал я.
Про себя я заметил, что надо достать немного бумаги на Атторни-стрит, где торговцы фруктами выбрасывали ее, когда разворачивали свои апельсины, или, как запасной вариант, стянуть телефонную книгу из кондитерской Джелли.
Я услышал приближавшиеся шаги. Я с надеждой ждал. Дверь туалета открылась. Да, это оказалась Фанни, она жила дальше по коридору. Фанни была моя ровесница.
— О, это ты! — воскликнула она, глядя на меня с приятным удивлением. — Почему ты не запираешь дверь, как принято? — Фанни кокетливо улыбалась.
Я отвесил насмешливый поклон:
— Заходите, заходите, как сказал паук мухе.
Она, улыбаясь, стояла в двери.
— Похоже, птенчик, ты не прочь потрогать меня своими невинными ручками?
Фанни хихикнула. Положив руки на свои широкие бедра, она стала покачиваться взад-вперед. Короткое тугое платье плотно обтягивало ее полную круглую грудь и всю маленькую пухлую фигурку. Это меня сильно возбудило. Я запустил руку за вырез ее платья. Я нащупал теплые гладкие молодые груди. Я слегка сжал ее соски. Она продолжала покачиваться с закрытыми глазами, прерывисто дыша.
— Ну как, это нравится твоим сиськам, Фанни? — прошептал я.
Фанни открыла глаза. Она улыбнулась:
— Сиськи — это то, что дают малышам, чтобы они сосали молоко, а не то, чем играют мальчики.
— Входи, — прошептал я в возбуждении, — я запру дверь, и мы с тобой поиграем. — Я потянул ее за руку.
Она подалась назад:
— Сначала сходи к Джелли и купи мне русскую шарлотку.
— Кто тебя этому научил? Пегги? — проворчал я.
Фанни хихикнула.
— Ну что, купишь мне пирожное? А если принесешь два, я позволю тебе поиграть у меня между ногами.
— Да, да, — задыхался я, — я куплю тебе целую коробку шарлоток.
Она засмеялась, услышав мой прерывавшийся голос. Я обхватил ее за мягкие большие ягодицы и притянул к себе. Мне почти удалось закрыть дверь. В это время с другого конца коридора донесся глубокий рев, похожий на мычание коровы, зовущей своего теленка.
— Фанни, Фанни, скорее, я тебя жду.
Фанни прошептала:
— Это мама. Мы собираемся идти на ужин к моей тете Рифке. Дай мне пройти. Я позволю тебе поиграть со мной в другое время.
Мне не хотелось ее отпускать. Я был слишком возбужден.
— Пожалуйста, пусти меня. Я хочу писать, — сказала она. — Если не отпустишь, я напущу себе в штанишки.
Я выпустил ее из рук. Она задрала платье, спустила штанишки и села на унитаз. Я с отвращением ушел. Я решил, что она слишком вульгарна.
Я спустился вниз в надежде встретить Пегги. Я посмотрел в подвале. Проверил все туалеты на каждом этаже. Даже на крышу заглянул. Ее нигде не было. Разочарованный, я вышел на крыльцо и стал смотреть на девушек и отпускать непристойные замечания, когда они проходили мимо.
У подъезда появился запыхавшийся Макси. Он махнул мне рукой:
— Пошли, Лапша.
Я сбежал по ступенькам и поспешил за ним.
— Что случилось, Макс?
— Идем, нас ждет мой дядя на Пирс-Эрроу.
— Твой дядя повезет покойника на катафалке? — обрадовался я.
— Да, мы поедем в Гарлем. На Мэдисон-авеню. Надо ему помочь. Подвернулась неожиданная работенка.
В похоронное бюро мы прибежали, едва переводя дыхание, и как раз вовремя, чтобы помочь дядюшке Макса поднять борта его катафалка. Мы с гордым видом уселись на большие передние сиденья. Пустив экипаж трусцой мимо парка по Пятой авеню, дядя Макса указывал нам на стоявшие вдоль улицы богатые дома.
При этом он отпускал саркастические комментарии:
— Смотрите-ка, ну точь-в-точь такие же, как в Ист-Сайде. Наверное, и этим беднягам в их домах тоже не хватает еды вдоволь.
Его замечание напомнило мне о моем хроническом голоде. Я прошептал Максу:
— Может быть, мы раскрутим твоего дядюшку на несколько хот-догов или что-то в этом роде?
Макси в ответ закивал и подмигнул. Он подтолкнул меня локтем:
— Когда-нибудь мы сможем купить себе много хот-догов.
— Мне уже не терпится, — сказал я.
— Что, ребятки, хотите получить парочку хот-догов? — усмехнулся дядюшка Макси. — Ладно, я понял намек, но сначала надо забрать покойника.
Когда, погрузив покойника, мы возвращались обратно в Ист-Сайд, дядя Макси остановился у фургончика с хот-догами и купил нам по два франкфуртера. Мы разлеглись на катафалке, поглощая угощение. Обернувшись, дядя Макси ради шутки протянул нам сигары. К его удивлению, мы их взяли, закурили и пыхнули дымом. Он разразился довольным смехом:
— Ну, детки, с вами все в порядке.
Мы помогли ему перенести тело во двор похоронного бюро.
— Спасибо, мальчики. — Он снова засмеялся и поправил себя: — Нет, спасибо, парни. — И протянул каждому по четвертаку.
Макси сказал:
— Были рады помочь вам, дядюшка. Дайте мне знать, если мы снова вам понадобимся.
Дядя с любовью взглянул на Макса:
— Когда вырастешь, станешь большим человеком. — Он одобрительно похлопал его по спине.
— Спасибо за поездку и за все остальное, — сказал я.
— Не за что. Пока, ребята. — Дядя Макси с улыбкой посмотрел нам вслед.
Мы вошли в кондитерскую Джелли, пыхтя сигарами и чувствуя себя важными людьми. Патси, Доминик и Косой уже находились там и ждали нас. Патси крикнул:
— Эй, крутые парни, где вы были?
Макси бросил свой четвертак на прилавок и сказал:
— Лимонад и пирожные на всех.
За прилавком в грязном фартуке, обернутом вокруг широкой талии, стоял сын Джелли, Толстяк Мо. Он подобрал монету и стал внимательно ее рассматривать.
Патси сердито фыркнул:
— Ты что там рассматриваешь, Толстяк?
Мо пробормотал извиняющимся тоном:
— Ничего, Пат, ничего.
— Отлично, тогда тащи скорее лимонад.
Мы сидели на стульях и с шумом всасывали мягкий крем с русских шарлоток. Мы глазели на электрическую машину для взбивания коктейлей — это была сенсационная новинка для Ист-Сайда.
В дверях появились Джейк Проныра, Гу-Гу и Труба, наши новые друзья с Брум-стрит. Мы обменялись приветствиями.
Джейк спросил:
— Ну что, ребята, не хотите послушать хорошие стихи?
— Стихи? — с сомнением переспросил Макси. — Ты что — поэт?
— У Джейка всегда есть новые стихи и шутки, — сообщил Труба. — Он сам их придумывает.
— Да, грязные штучки, — подтвердил Гу-Гу. — Но классные.
— Такие стоит послушать, — согласился я.
— Ладно, валяй. — У Макса был скучающий вид.
Мы развернулись на стульях, повернувшись лицом к Джейку. Он встал перед нами в позу. С улыбкой на чумазом лице он продекламировал:
Хорошая девочка сказала плохой:
«Хорошей быть трудно, боже ты мой».
Плохая хорошей ответила вдруг:
«И мне было трудно, мой друг».
Он остановился. Он ждал нашего одобрения.
— Это все? — спросил Макси.
— Да. Вам понравилось? — с надеждой спросил Джейк.
— Дерьмо, — ответил Макси.
Джейк выглядел совершенно убитым.
Труба предложил:
— Попробуй свою шутку, Джейк.
Тот воспрянул духом и снова обнадеженно заулыбался.
— Что общего между Ист-Ривер и женскими ногами?
Никто из нас не знал ответа.
— Чем выше поднимаешься, тем лучше.
Он улыбнулся нам, пытаясь прочесть одобрение на наших бесстрастных лицах.
Мы стали молча прихлебывать лимонад. Труба заметил на прилавке коробку с пирожными. Они втроем поспешили к ней.
Толстяк завопил:
— Эй, ребята, уберите руки. У вас есть монеты?
Труба вытащил долларовую купюру. Джейк Проныра взял ее у него из рук и помахал в воздухе.
Он обратился к нам:
— Ребята, не хотите еще пирожных?