Микки Спиллейн - Дип
Я вошел в комнату, а Оджи прикрыл дверь и прислонился к ней спиной так, будто твердо решил никого не выпускать.
Дикси лежал на кушетке. На его челюстях все еще сохранялись следы нашей последней встречи. Он увидел меня, но не пошевелился. Не менее красочно выглядела и физиономия Бени: его губы и правая щека распухли, а злоба, охватившая его, когда он меня увидел, вызвала на его лице болезненную гримасу.
Рядом с Ленни Собелом стояли Гарольд и Эл. Правая рука Эла, видимо забинтованная, была засунута в карман.
Трое других, повернувшихся в мою сторону, были явно из тех, у кого в вестибюлях стоят импозантные швейцары, а на входных дверях прикреплены блестящие таблички с известными в деловых кругах именами. Разумеется, эта известность ни в коей мере не мешает им интересоваться марихуаной, героином или опиумом, приносящими немалые дивиденды.
— Кажется, сегодня здесь собрались все избитые, — усмехнулся я.
— Будьте благоразумны, Дип, — сказал Бени. — Что вы хотите?
— Ничего, друг. Я имею все. Вопрос в том, что вы хотите?
При этом я взглянул на трех джентльменов-бизнесменов из центра города. Их лица слегка порозовели.
— Но, Дип… — Голос Бени дребезжал, но вспухшие губы смягчали стрекочущий акцент его голоса.
— Что заставило вас думать, Бени, что вы можете принять на себя все дело?
— А кто бы еще…
— Вы не очень долго ждали.
— Организация не должна была распасться только потому, что вас здесь не было, Дип. Вы…
— Не думаю, чтобы вы говорили и советовались с Бэттеном. Не так ли?
— А что нам Бэттен? Мы можем…
— Нет, Бени-бой, — вновь прервал я его. — Не можете вы теперь самостоятельно разгуливать с коричневыми ящичками и пытаться делать политику, никого не спросясь. Не можете и не будете, Бени-бой.
На короткое время в комнате воцарилась тишина.
Один из трех джентльменов, надменно выпятив подбородок, сосал сигару, выпуская изо рта клубы голубого дыма, а остальные, не глядя на меня, подчеркивали свое полное пренебрежение ко мне и к нашей беседе с Бени. Лишь у курившего сигару подергивающаяся верхняя губа выдавала легкую досаду и нетерпение.
Ленни Собел, развалившийся в кресле, что-то обдумывал, взвешивал, соображал и, наконец, придя к какому-то заключению, сказал, обращаясь ко мне:
— Вы контролируете что-либо? Или у вас есть что продать?
Я постарался изобразить на своем лице как можно более отвратительную улыбку и ответил:
— Я смогу иметь.
— Однако вы не имеете. — Собел довольно улыбнулся, затем подчеркнул: — Вы даже ясно не представляете себе, что, когда и как вы будете иметь. А пока что вы вообще ничего не имеете.
Так как я молчал, он продолжал:
— Вы блефуете, Дип. И я никогда не встречался с блефом такого масштаба. Думаю, вы получите то, что заслуживаете.
При этом он сделал едва заметное движение головой в сторону Гарольда и Эла и бросил через плечо:
— Взять его.
Уже несколько секунд я ожидал нечто подобное и поэтому еще до того, как Собел закончил произносить свое короткое приказание, нанес Гарольду удар ногой в область коленной чашечки и особым приемом захватил бицепсы Эла. Через секунду Эл сумел, кажется, взглянуть на свою сломанную руку, протяжно взвыл и лишился чувств. Почти одновременно шатавшийся и одуревший от боли Гарольд получил дополнительный удар в челюсть и свалился окончательно.
Многолетняя и упорная тренировка и на этот раз сослужила мне службу.
Когда вслед за этим Ленни Собел увидел мою не очень для него приятную улыбку и дуло, направленное ему в рот, он как-то сразу осунулся, и лицо его посерело. Слова, которые он пытался выговорить, не могли вылететь из его пасти. Казалось, его язык парализовало. Бени, не мигая, широко раскрытыми глазами наблюдал неожиданный для него поворот событий. А бизнесмены, не стоявшие, по-видимому, до этого случая так близко к смерти, еще не успели осознать и осмыслить значение происходившего на их глазах, и только их разинутые рты и вытянутые шеи выдавали закрадывающиеся в их головы беспокойство и страх.
— Встаньте, Ленни, — приказал я.
Он вновь попытался что-то пролепетать, задыхаясь, рванулся с места в сторону, не сводя глаз с дула моего револьвера, споткнулся о тела своих телохранителей и упал на колени.
Воспользовавшись этим, я нанес ему ногой довольно приличный удар в крестец. Собел не замедлил растянуться на полу, оглашая комнату лошадиным воплем.
— Как в прежние дни, — засмеялся я.
В этот же момент один из бизнесменов разразился истерическим хихиканьем, нервно подергиваясь всеми своими конечностями.
— Вы, Бени? — обратился я к Матику.
Он решительно потряс головой.
— Нет, я пас. Вы бешеный.
— Может быть. А как ваш Дикси? Что-то он молчит.
— Вы немножко повредили ему челюсть, Дип. Ему еще трудно открывать рот. Но он со мной… Я хотел сказать, с вами, Дип.
— Полагаю, вам все ясно?
— Конечно, ясно, — сказал Бени.
— И впредь никаких собраний, встреч, на которые вы не пригласили бы меня.
— Конечно, Дип… Но в этом случае вы… вы ошибаетесь…
— Дальше.
— Это… это друзья.
— Друзья? — сказал я. — Три лощеных столпа из офиса Меркина называют такого подонка, как вы, своим другом? Не будьте таким законченным глупцом, Бени. Кстати, я эту троицу знаю и знаю, почему копы интересуются их делами. Нужно будет предупредить Меркина, чтобы он их подтянул как следует, иначе эти слюнтяи и сами попадут в лапы колов, и потянут за собой еще кого-нибудь, вроде вас, Бени, или вроде этой свиньи Ленни. И несмотря на вашу недалекость, Бени, я надеюсь, что вы скоро окончательно поймете, что никогда в будущем не следует вмешиваться в мои дела.
— Но, Дип…
— Замолчите. Вы никогда не были большим в прошлом и не пытайтесь стать им ныне, поскольку вы не имеете ни малейшего представления, что это значит.
Никто больше ничего не сказал. Тем временем трое избитых зашевелились, Ленни и Гарольд смогли усесться на полу, а Эл начал приходить в себя.
Я кивнул Оджи, невозмутимо подпиравшему дверь, и мы прошли в бар.
Там я подобрал сорок центов сдачи, все еще лежавшие па стойке, и сказал Бими:
— Мои извинения, толстяк. Но они сами этого пожелали.
Он промолчал.
— Нет нужды напоминать вам, — добавил я, — что все это имеет внутреннее, чисто семейное значение. Не так ли?
Закончив клиническое изучение моего лица, Бими покачал головой и сказал:
— Не беспокойтесь. Я знаю, что делать.
Мы покинули бар и вышли на улицу. Кэт нетерпеливо переминался с ноги на ногу, прижимался лицом к оконному стеклу, пытаясь что-либо разобрать сквозь задернутые занавески, и беспокойно оглядывал весь дом сверху вниз и снизу вверх.
Не дожидаясь его вопросов, я сказал:
— Все о'кей, дружище. Они получили небольшую взбучку и успокоились.
— Ничего себе небольшую, — вставил Оджи.
— Кого же вы там избили?
— Ленни и двух его телохранителей.
— Что-то уж очень быстро вы с ними разделались, Дип.
— Не совсем, Кэт. Я даже несколько запоздал с этим их обучением.
— О'кей. Нам бы поскорее и подальше от этого места убраться. И лучше, и спокойнее.
— Да, делать нам здесь больше нечего, кажется, — поддержал его Оджи, вопросительно взглянув на меня.
Я засмеялся и кивнул им в знак согласия. Кэт остановил такси, и мы забрались в него. По пути я попросил Оджи рассказать о состоянии всех предприятий Беннета и, по возможности, составить списки всех бывших и настоящих служащих этих предприятий.
Он вышел у Четвертой авеню, а мы с Кэтом направились по Амстердамской магистрали на Сто первую улицу, где у Кэта была своя комната.
Здесь я отпустил такси, проводил Кэта до его комнаты и сказал:
— Оставайтесь здесь, Кэт, и отдыхайте. Комнату заприте. Я навещу вас.
— Куда вы собираетесь?
— Мне нужно увидеть одну куколку, Кэт.
— Вы бы лучше позволили мне следовать за вами, Дип. Вы забываете тех парней из Филли.
— Лео Джеймса и Мори Ривса, остановившихся в «Вестгемптоне» под именами Чарли и Джордж Вагнеры?
— Да. И у них есть здесь контакты и связи.
— Однако, Кэт, я тоже их имею, — сказал я, махнув ему на прощание рукой.
Поздний вечер переходил в раннюю ночь, когда я вышел из ресторана Маури на Колумбус-авеню. Я направился к Сто третьей улице, завернул за угол и ускорил шаги.
Еще издали я заметил Саливена, стоявшего на кромке тротуара и внимательно поглядывавшего на меня. Его хмурый взгляд напомнил мне случай, когда много лет назад его огромные кулаки колотили по моей спине.
Он преградил мне путь и протянул руку к моему галстуку. Со стороны это движение могло показаться почти дружеским, если бы не жесткая складка у рта полицейского и его неулыбавшиеся глаза.
