Гарри Грей - Однажды в Америке
Мы спустились вместе с Джои в подвал. Он открыл большую стальную дверь. Мы прошли по узкому длинному коридору. Он отпер еще одну стальную дверь. Мы вошли в ярко освещенную комнату. Там, склонившись над столом, сидели пятеро китайцев.
Джои представил нас своим улыбающимся соотечественникам. Те принадлежали к тому же тонгу,[7] что и он, под названием «Он Леонг». По-английски они говорили лучше, чем мы. Я заметил это Джои. Он прошептал мне на ухо: «Они учились в Колумбийском университете».
У пятерых китайцев были закатаны рукава. Некоторое время мы смотрели, как они скатывают маленькие шарики, похожие на темное тесто, намоченное в воде.
Джои гордым тоном пояснил:
— Так готовят опиум для курения. Его надо размять и увлажнить. Эта операция требует большого опыта. — Он потрепал по спине сидевшего рядом китайца. — А эти — художники в своем деле. — Джои указал на стоявшую в углу коробку и спросил у Макси: — Что за товар? Что ты скажешь о его качестве?
Я с интересом нагнулся над коробкой:
— А я думал, что опиум всегда есть опиум, и сорт у него один.
Макси напустил на себя вид школьного учителя, объясняющего урок ученику.
— Видишь ли, Лапша, пока ты прохлаждался в своем Сидар-Ноулзе, Профессор меня кое-чему научил насчет этого зелья. Есть «Патна», «Бенарес» и «Малива». У каждого сорта свой вкус и запах, потому что они растут в разных почвах и в разных странах.
Мы с Джои кивнули, оценив познания Макса.
В боксе было штук сорок четырехфунтовых шаров, уложенных впритык аккуратными рядами. Макс взял одни из шаров и сколупнул с него почти дюйм маковых листочков.
— Упаковщик использовал листья в качестве обертки, — пояснил он.
Макс отщипнул кусочек от темной обнажившейся начинки, потер между пальцами, понюхал, попробовал на язык и заявил:
— Отличное зелье, Джои. Чистая «Патна».
Джои одобрительно кивнул:
— Я так и думал, Макс, но был не совсем уверен. Спасибо за консультацию.
Мы сказали «пока» Джои и его улыбавшимся рабочим и поднялись по лестнице. Какой-то шипящий и фыркающий кот преследовал свою подругу вдоль по темной, узкой и пустынной улице. Мы с интересом проследили, как он зажал ее в углу между мусорными баками. Она взвизгнула от боли и удовольствия, когда тот прыгнул ей на спину и вонзил зубы в шею, принуждая к повиновению.
Мы залезли в «кадди», смеясь и чувствуя легкую дрожь возбуждения. Макс напел какую-то непристойную пародию на песенку «Все это делают, всегда».
Косой сел за руль и оглянулся на Макси, ожидая инструкций.
Тот посмотрел на часы и сказал:
— Три часа ночи, еще полно времени, чтобы принять ванну и по-настоящему взбодриться. — Он задумчиво почесал подбородок. — Заодно устроим себе алиби у Латки.
Косой повернул ключ, нажал на газ, включил первую скорость и повез нас в верхнюю часть города, на Саус-стрит. По дороге он совершал необходимые действия, но мне всегда казалось, что во время езды Хайми просто сидит за рулем, а машина сама исполняет малейшие его желания, как волшебная лампа Аладдина.
Когда за рулем находился Косой, машина становилась живой. Она была женского рода, и в трудные минуты, когда у нас случались проблемы, он обращался к ней почти со страстью. Он называл ее Малышкой таким пылким тоном, словно это была его любовница, (идя за рулем, он превращался в дьявола. Он мот выкидывать с машиной такие фокусы, какие не снились голливудским каскадерам. В Ист Сайде он слыл одним из лучших водителей. Но и лошадка была ему под стать: наш «кадди» особый экземпляр с пулезащитными дверцами и стеклами и с усиленным мотором, способным развивать сто двадцать пять миль в час.
Мы быстро и бесшумно мчались по ночному городу. Большой черный автомобиль, как хамелеон, скользил по темным и пустынным улицам. Внезапно мы выехали на яркий свет, в гущу движения и шума.
— А! — воскликнул Косой, глубоко вдохнув воздух. Шанель номер пять.
Мы прижали к носу носовые платки.
Макси наклонился вперед, впившись пальцами в спину Косого, и сказал:
— Послушай, сколько раз тебе говорить, чтобы ты закрывал окно, когда мы проезжаем мимо Фултонского рыбного базара?
Косой рассмеялся:
— Нельзя же быть такими чувствительными, парни. Для меня это очень приятный запах. Как от перезрелой шлюхи.
Оставив позади рынок, мы задышали глубже. По сравнению с рыбной вонью затхлый воздух Ист-Ривер казался почти свежим. Мы быстро спустились в нижнюю часть Ист-Сайда и углубились в лабиринты его улочек.
Наконец впереди появилась тускло светящаяся вывеска: «Турецкие бани Латки». Косой переключил на нейтральную скорость и мягко подал машину к входу. Он выключил урчащий мотор. Мы вошли в бани.
В том, как улыбающийся Латки пожимал нам руки, чувствовалась забавная смесь страха, уважения и радости. Он лично проводил нас в самые лучшие комнаты заведения. Мы разделись и голыми двинулись в парилку. Когда мы шли по баням во главе с Максом, мягкое шлепанье наших босых пяток по каменному полу и вид наших голых волосатых тел навели меня на странную мысль. Дарвин оказался прав. Я мог побиться об заклад, что дикого зверя в нас было гораздо больше, чем homo sapiens. Мне чудилось, что мы, как стая свирепых животных, идем по жарким, дымящимся джунглям. Смуглое тело Большого Макса лоснилось крупными мышцами, его кошачья походка, когда он стремительно шагал по залу, таила в себе силу и грацию тигра-убийцы. Патси шел на шаг позади, его длинные ноги и руки двигались в безупречном ритме, мощные мышцы волнообразно ходили под кожей, покрытой густым темным волосом. Его скользящие движения напоминали крадущуюся черную пантеру. Косой больше всего смахивал на леопарда. Я усмехнулся про себя, подумав, на какого зверя похож сам.
Мы прошли через вращающуюся дверь в жаркую сухую комнату. Горячий воздух обдал наши прохладные тела, как тяжелый жар от раскаленной добела печи.
Пол обжигал нам пятки. Косой стал прыгать с ноги на ногу. Я все еще чувствовал себя слегка под кайфом.
Я сказал:
— В чем дело, ребята? Слишком жарко? Надо привыкать. Вы же не хотите, чтобы наш друг Мефистофель смеялся над нами, когда мы все в конце концов окажемся в его владениях?
Косой спросил:
— Какого черта? Что за тип этот Мефистофель? Фамилия у него какая-то греческая.
Я рассмеялся:
— Пусть будет грек, черт с ним. Вообще-то это парень с рогами и вилами, который живет под землей.
Косой наклонился и показал на свой зад:
— Если я когда-нибудь с ним встречусь, пусть он поцелует меня в точес. — Он заметил кресла с откидной спинкой и запрыгал к ним на одной ноге. Косой расположился было на сиденье, но в следующий момент подскочил в воздух, разразившись громкими проклятиями: — Чертов сукин сын!
— Действительно, надо привыкать. Помнишь, что нам говорила Булавка Монс: нас всех поджарят на очень горячем стуле! — засмеялся Макси.
Косой прыгал на одной ноге и потирал задницу.
— Чтоб она сдохла, эта сука.
В комнате появился человек с белыми прохладными простынями, накинул их поверх сидений, и мы смогли вытянуться на креслах. Мы чувствовали себя удобно и расслабленно.
Через некоторое время пот тек с нас уже струями. Жар стоял огненный. Косой похлопал себя по бедру:
— Ребята, как будем поджаривать мясо — с корочкой или помягче?
Патси окинул его изучающим взглядом:
— Ты слишком тощий и черствый, чтобы тебя есть, Косой.
Макси подошел к висевшему на стене термометру и воскликнул:
— Господи, здесь сто семьдесят семь градусов!
Сидевшие в парилке посетители толкали друг друга локтем и шептались. Должно быть, они узнали в нас знаменитых бандитов. Мы уже привыкли к такому усиленному вниманию. Мы с дружелюбным видом кивнули соседям. Макси попросил служащего принести для всех холодного пива. Со всех концов комнаты послышались слова признательности и благодарности.
Пара симпатичных молодых людей подошла поблагодарить нас лично. Они мялись, как две смущенных школьницы. Один из них прошепелявил:
— Мы много слыфали о вафих парнях, мистер Макс. Мы хотим лично поблагодарить фас за угофение.
Другой придерживал на бедре белое покрывало и откидывал назад длинные волнистые волосы, точь-в-точь как женщина.
— Мы хотели посмотреть, так ли вы хороши без одежды, как в ней, — сказал он.
— Ну и как? — заинтересованно спросил Макс.
— Безусловно, вы очаровательны и неотразимы. Какое мужественное тело!
Я процедил сквозь зубы:
— Хватит, девочки. Валите отсюда. Идите припудрите носики.
Молодые люди торопливо запахнулись в простыни.
— Пойдем, Фрэнки, эти мальчики слифком грубы, — сказал шепелявый.
Когда они удалялись, Фрэнки помахал нам рукой:
— До встречи, милашки.
Косой презрительно сплюнул:
— Вот чертовы гомики. Надо бы их как следует взгреть. Может быть, это их излечит.
