Дэшил Хэммет - Частный детектив. Выпуск 2
Вдруг впереди я увидел человека, стоявшего еще за пределом света фар моей машины. Когда свет упал на него, я удостоверился, что это Грязный Рей.
Он стоял посреди шоссе с пистолетом в каждой руке. Пистолеты внезапно полыхнули красным и погасли, вспыхнули еще раз и погасли снова — как две лампочки в системе сигнализации.
Переднее стекло разлетелось.
Грязный Рей — информатор, имя которого на всем Тихоокеанском побережье было синонимом трусости, — стоял посреди шоссе и стрелял в мчавшуюся на него металлическую комету…
Я не видел конца.
Сознаюсь чистосердечно: я закрыл глаза, когда его ожесточенное белое лицо появилось над капотом моей машины. Металлический колосс вздрогнул — чуть–чуть, — и дорога впереди меня снова стала пустой, если не считать удаляющихся красных огоньков Переднего стекла не было. Ветер трепал мои волосы, прищуренные глаза слезились.
Внезапно я осознал, что говорю сам с собой. Это был Рей. Забавно. Я не удивился тому, что он меня обманул. Этого можно было ожидать. Не удивило меня и то, что он прокрался в комнату и выключил свет. Но то, что он встал так на дороге и погиб..
Оранжевая полоса, метнувшаяся с мчащего впереди автомобиля, прервала мои размышления. Пуля не нашла меня, — трудно метко стрелять из движущегося автомобиля, — но я знал, что при моей скорости я вскоре стану очень хорошей мишенью.
Я включил фару–искатель. Я уже видел, что желтый спортивный автомобиль ведет девушка, а с ней Килкурс.
Я сбросил скорость. Невыгодное положение — одновременно вести машину н стрелять. Следовало сохранять дистанцию, пока мы не доберемся до какого–нибудь населенного пункта, что в принципе неизбежно. В это время, еще до полуночи, на улицах будут люди и полицейские. Тогда я приближусь, и моя победа будет обеспечена.
Однако через несколько километров дичь, на которую я охотился, расстроила мои планы. Желтая машина затормозила, развернулась и стала поперек шоссе. Килкурс и девушка выскочили и спрятались за ней, как за баррикадой.
Я почувствовал искушение попросту протаранить их, но это было слабое искушение, и когда оно закончило свою короткую жизнь, я нажал на тормоз и остановился. Потом поискал рефлектором желтый автомобиль.
Сверкнуло где–то на краю круга света. Рефлектор резко дернулся, но не разбился. Ясно, что рефлектор будет первой мишенью, и…
Я съежился в автомобиле, ожидая, когда пули прикончат рефлектор. Туфли и плащ я осторожно снял.
Третий выстрел разнес рефлектор. Выключив остальные огни, я пустился бежать и остановился только возле желтого автомобиля. Надежный и безопасный номер.
Девушка и Килкурс смотрели на яркий свет рефлектора. Когда он погас, а я выключил остальные лампы, они были совершенно ослеплены, их глазам требовалась, по меньшей мере, минута, чтобы они приспособились к серо–черной ночи. В носках, без обуви, я двигался бесшумно, и через минуту нас разделял только желтый автомобиль. Я об этом знал, они — нет.
До меня донесся тихий голос Килкурса:
— Я его попробую достать из канавы. Стреляй время от времени, отвлекай его.
— Но я его не вижу, — запротестовала девушка.
— Сейчас глаза привыкнут к темноте. Стреляй в сторону его машины.
Я прижался к капоту. Девушка выстрелила в сторону моего автомобиля.
Килкурс на четвереньках двинулся к канаве, тянувшейся вдоль южной стороны шоссе. Сейчас нужен прыжок и удар пистолетом в затылок. Я не хотел убивать, но мне нужно убрать его с дороги. Ведь оставалась еще девушка, — по меньшей мере, столь же опасная.
Я приготовился к прыжку, а он инстинктивно обернулся и увидел меня.
Я выстрелил…
Можно не проверять, попал ли я. С такого расстояния промазать невозможно.
Согнувшись вдвое, я проскользнул к багажнику автомобиля и стал ждать.
Девушка сделала то, что, наверное, и я сделал бы на ее месте. Она не выстрелила и не бросилась туда, откуда прозвучал выстрел. Она подумала, что я оказался в канаве раньше Килкурса и что теперь я намереваюсь зайти ей в тыл. Пытаясь меня опередить, она обогнула автомобиль, чтобы устроить засаду со стороны машины Эксфорда.
Ее изящный носик наткнулся на дуло моего пистолета…
Она вскрикнула.
Женщины не всегда рассудительны. Часто они пренебрегают такими мелочами, как направленный на них пистолет. К счастью, я успел схватить ее за руку. Когда моя рука стиснула ее пистолет, девушка нажала на спуск, прижав курком кончик моего указательного пальца, и вырвал оружие из ее руки и освободил палец.
Но это еще не был конец. Я стоял, держа пистолет не более чем в десяти сантиметрах от нее, а она вдруг бросилась бежать к группе деревьев, которые чернели у дороги.
Когда я опомнился от изумления, вызванного столь дилетантским поступком, то сунул пистолеты в карманы и, не жалея ног, пустился следом.
Она как раз собиралась перелезть через проволочную изгородь
— Перестань дурить, — сказал я неодобрительно. Сжав левой рукой ее запястье, я потянул девушку к машине. — Это серьезное дело. Не будь ребенком.
— Больно!
Я знал, что ей вовсе не больно, знал также, что она виновна в смерти четырех, а может, пяти человек, но все–таки ослабил захват чуть ли не до уровня дружеского рукопожатия. Она послушно пошла рядом со мной к автомобилю. Продолжая держать ее за руку, я включил фары. Килкурс лежал на краю полосы света — лицом к земле, одна нога подогнута.
Я поставил девушку на хорошо освещенное место.
— Стой здесь и будь благовоспитанной. Одно движение, и я прострелю тебе ногу.
Я не шутил.
Отыскав пистолет Килкурса, я спрятал его в карман и опустился на колени возле тела.
Мертв. Пуля продырявила его повыше ключицы.
— Он… — Губы ее дрожали.
— Да.
Она взглянула на него, и по ее телу прошла дрожь.
— Бедный Фэг, — прошептала она.
Я уже говорил, что она была прекрасна, а теперь, в ослепляющем свете фар, она казалась еще прекрасней. Она могла вызвать глупые мысли даже у немолодого охотника на преступников. Она была…
Именно поэтому я взглянул на нее сурово и сказал:
— Да, бедный Фэг и бедный Хук, и бедный Тай, и бедный посыльный из Лос—Анджелеса, и бедный Барк… — Я перечислил тех, о которых знал, что они умерли потому, что любили ее.
Взрыва ярости не последовало. Ее большие серые глаза смотрели на меня проницательно, а прекрасное овальное лицо, обрамленное массой темных волос (я знал, что они крашеные), было печально.
— Ты, наверное, думаешь… — начала она.
С меня было достаточно. Чары перестали действовать.
— Идем. Килкурс и автомобиль пока останутся здесь.
Она не ответила, но прошла со мной к машине и сидела тихо, пока я надевал туфли. На заднем сиденье я отыскал какую–то одежду.
— Будет лучше, если ты набросишь это. Переднего стекла нет. Может быть холодно.
Она без слов последовала моему совету, но когда мы объехали желтый автомобиль и поехали по дороге на восток, положила руку на мое плечо.
— Мы возвращаемся в “Уайт Шэк”?
— Нет, мы едем в Редвуд—Сити, в тюрьму.
Мы проехали примерно полтора километра, и, даже не глядя на нее, я знал, что она изучает мой не слишком правильный профиль. Потом ее ладонь снова легла на мое плечо, она склонилась ко мне так, что я чувствовал на своей щеке тепло ее дыхания.
— Остановись на минутку. Я хочу тебе… Хочу тебе кое–что сказать.
Я остановил машину на обочине и повернулся.
— Прежде чем ты начнешь, — сказал я, — я хочу, чтобы ты знала, что я остановился только для того, чтобы ты рассказала мне о Пэнбурне. Как только ты свернешь с этой темы, мы тронемся в Редвуд—Сити.
— Ты не хочешь узнать о Лос—Анджелесе?
— Нет. Это уже закрытое дело. Вы все, ты и Хук Риордан, и Тай Чун Тау, и супруги Квейр несете ответственность за смерть посыльного, даже если фактически его убил Хук. Хук и супруги Квейр погибли в ту ночь, когда мы встретились на Турецкой улице. Тай повешен в прошлом месяце. Теперь я нашел тебя. Мы имели достаточно доказательств, чтобы повесить китайца, а против тебя я имею их еще больше. Это уже пройдено и закончено. Если ты хочешь сказать что–нибудь о смерти Пэнбурна, то я слушаю. В противном случае…
Я протянул руку к стартеру. Меня удержало ее прикосновение.
— Я хочу рассказать тебе об этом, — сказала она с нажимом. — Хочу, чтобы ты знал правду. Я знаю, что ты отвезешь меня в Редвуд—Сити. Не думай, что я ожидаю.. что у меня есть какие–то глупые надежды. Но я хочу, чтобы ты знал правду… Зачем — не знаю.
Ее голос дрогнул.
А потом она начала говорить, очень быстро, как человек, который боится, что его прервут прежде, чем он закончит, она сидела, наклонясь вперед, а ее прекрасное лицо было почти рядом с моим.
— Выбежав из дома на Турецкой улице, когда ты сражался с Таем, я намеревалась убежать из Сан—Франциско. У меня было около двух тысяч, я могла бы уехать, куда угодно… А потом я подумала, что вы ждете именно этого, и решила, что безопаснее оставаться на месте.
