Дэшилл Хэммет - Сотрудник агентства "Континенталь"
Следующим утром, без нескольких минут пять, ко мне в номер заскочил по пути домой Дик Фоли, разбудил меня и рассказал, чем он занимался.
– Орретт – наша добыча! – сказал он. – Я взял его под наблюдение, когда он вчера, во второй половине дня, получил свое письмо. Он получил еще одно письмо, помимо вашего. Сейчас живет в квартире на Ван Несс-авеню. Снял ее, под именем Б. Т. Квинн, на следующий день после убийства. Под левой рукой носит пушку – там заметна характерная выпуклость. Только что пошел домой спать. Посетил все кабаки на Норт-бич. Кого, вы думаете, он разыскивает?
– И кого же?
– Гая Каднера.
Вот так новость! Этот Гай Каднер, известный как «Кромешник», был самой опасной птицей на этом Побережье, если не во всей стране. Его сцапали всего один раз, но если бы его осудили за все преступления, в которых, как знали все, он принял участие, ему бы понадобилась полдюжины жизней чтоб отбыть все приговоры, и еще полдюжины, чтоб вынести все повешения. Однако, у него была, без сомнения сильная, поддержка – достаточная, чтоб купить ему все, в чем он нуждался – свидетелей, алиби, даже присяжных и, при случае, судью.
Я не знаю, где ошиблись люди, связанные с ним, но однажды он был на севере приговорен к одиночному заключению на четырнадцать лет, но все было улажено сразу, так что еще чернила в газетах, с сообщениями о его осуждении, не просохли, как он был снова на воле по условно досрочному освобождению.
– Каднер в городе?
– Не знаю, – сказал Дик, – но этот Орретт, или Квинн, или как бы его ни звали, уверен, что найдет его. Искал в заведении Рика, в «Уопе» Хили и у Пигатти. «Жирдяй» Граут поделился информацией. Говорит, что Орретт не знает Каднера в лицо, но хочет его найти. Жирдяй не знает, что он от него хочет.
Этот Жирдяй Граут был грязной маленькой крыской, который бы продал своих родных – будь они у него – за цену хлопка ладонями. Но с этими парнями, что играют за обе команды, всегда так – не знаешь, за кого они играют в том момент, когда ты думаешь, что они на твоей стороне.
– Думаете Жирный говорит правду? – спросил я.
– Шанс есть – ноя бы на это не ставил.
– Орретт знает город?
– Похоже, что нет. Знает, куда хочет попасть, но вынужден спрашивать дорогу. Кажется, среди тех, с кем он говорил, его никто не знает.
– Как выглядит?
– На вид, не из тех парней, к которыми стоит связываться с пустыми руками, если спрашиваете меня. Они с Каднером два сапога пара. Они не похожи. Этот парень высокий и стройный, но сложен хорошо – быстрый и сильный. Лицо острое, но не тонкое, на мой глаз. Я подразумеваю, что все черты лица прямые, без изгибов. Подбородок, нос, рот, глаза – все сплошные прямые линии и углы. Из того типа, что и Каднер. Составили бы хорошую пару. Одет прилично, а не как какой-нибудь гопник – крутой парень! Охотник на крупную дичь! Наша цель, бьюсь об заклад!
– Кажется неплохо, – согласился я. – Он прибыл в отель утром того дня, когда произошло убийство, и выписался следующим утром. Он обзаводится пистолетом и меняет имя, после отъезда. А теперь он ищет Кромешника. Это совсем неплохо!
– Я говорю вам, – сказал Дик, – этот парень выглядит так, что вряд ли убийство троих нарушило бы его сон. Интересно, каким образом Каднер замешан в этой истории.
– Никаких предположений. Но, если он и Орретт пока еще не встречались, тогда Каднер не принимал участия в убийстве, но он может дать нам ответ.
Я вскочил с постели.
– Я собираюсь поставить на то, что наводка Жирдяя была правдой! Как вы описали Каднера?
– Вы его знаете лучше меня.
– Да, но как бы вы описали мне его, если бы я его не знал?
– Маленький, толстый парень с красным разветвленным шрамом на левой щеке. А что за идея?
– Одна хорошая идея, – признался я . – Этот шрам все меняет не свете. Если бы у него не было шрама, и вы должны были бы его описать, вам пришлось бы подробно перечислять детали его облика. Но у него есть характерная примета, и вам достаточно сказать: «маленький, толстый парень с красным извилистым шрамом на правой щеке». Можно поставить десять к одному, что именно так его описали и Орретту. Я не похож на Каднера, но у нас похожие рост и сложение, и если на моем лице появится шрам – Орретт попадется на это.
– А потом?
– Ничего не могу сказать. Но пне придется постараться выяснить как можно больше, если Орретт заговорит со мной, принимая меня за Каднера. Это, во всяком случае, стоит попробовать.
– Вы не выйдете сухим из воды, только не в Сан-Франциско. Каднера слишком хорошо тут знают.
– И что с того, Дик? Орретт – единственный, кого я хочу одурачить. Если он примет меня за Каднера – отлично. Если не примет – тоже неплохо. Я не буду сам навязываться ему.
– А как подделаете шрам?
– Легко! У нас есть портрет Каднера, где изображен его шрам, в галерее преступников. Я возьму немного коллодия – его продают в аптеках под разными торговыми названиями для заклеивания порезов и царапин – добавлю в него краску и нарисую шрам Каднера на своей щеке. Коллодий высохнет не коже толстым слоем, и станет похож на старый шрам.
Следующим вечером, в начале двенадцатого, мне позвонил Дик, и сказал, что Орретт сейчас в заведении Пигатти на Пацифик-стрит, и, по видимому, задержится там на некоторое время. Мой шрам уже был готов, я взял такси и через несколько минут уже разговаривал с Диком, за углом забегаловки Пигатти.
– Он сидит за последним столиком сзади, по левой стороне. Он был один, когда я выходил. Вы не сможете ошибиться. У него единственного в кабаке чистый воротничок.
– Вы лучше поторчите снаружи – в половине квартала отсюда – с такси, – сказал я Дику. – Может братец Орретт и я уйдем вместе, и я хотел бы, чтоб вы тут постояли на случай, если все пойдет неправильно.
Заведение Пигатти это узкий, длинный подвал с низким потолком, всегда тусклый от заполняющего его дыма. В центр вела узкая пустая полоска, выделенная для танцев. Остальная часть была заполнена тесно составленными столиками, чьи скатерти всегда были грязны.
Когда я вошел, большинство столиков были заняты, полдюжины пар танцевали. Мало какие из лиц, что были видны, можно было встретить на утренних опознаниях в полицейском управлении[5].
Вглядевшись сквозь дым, я сразу нашел Орретта. Он сидел в дальнем углу один, разглядывал танцующих с безразличным лицом, за этой маской скрывалась осторожная бдительность. Я прошел с другой стороны комнаты и пересек танцевальную площадку прямо под лампой, так чтоб он ясно увидел шрам. Затем я выбрал пустой столик неподалеку от него и сел лицом к Орретту.
Десять минут прошло, он делал вид, что его интересуют танцующие, а я пристально пялился на грязную скатерть моего стола. Но ни один из нас не упустил даже единого моргания другого.
Его глаза – серые глаза, бледные, но не пустые, с черными иголками зрачков – встретились с моими, некоторое время он смотрел на меня холодным, неотрывным и непроницаемым взглядом. Потом, очень медленно, встал, держа правую руку в кармане пиджака он подошел прямо к моему столику и сел.
– Каднер?
– Я слышал, вы искали меня, – ответил я, пытаясь повторить ледяную плавность его голоса, как я уже противопоставил его твердому взгляду свой.
Он сел, слегка повернувшись ко мне левым боком, что позволяло его правой руке не быть стесненной, если придется стрелять в меня прямо через карман, где до сих пор он держал руку.
– Вы тоже меня искали.
– Я не знал, какой ответ был бы правильным, поэтому я только усмехнулся. Но этот смех шел не от сердца. Я понял, что допустил ошибку – ошибку, что может мне дорого обойтись. Эта птичка искала Каднера не как друга, как я, не подумав тщательно, предположил, она была на тропе войны.
Я видел, как те три мертвеца выпали из комода в номере 906!
Мой пистолет был засунут за пояс моих брюк, откуда я мог его быстро выхватить, но его был уже у него в руке. Так что я делал все возможное, чтоб мои руки лежали неподвижно на краю стола, пока я улыбался все шире.
Его глаза теперь изменились, и чем больше я смотрел в них, тем меньше они мне нравились. Серый цвет их делался все темнее, и они становились все более тусклыми, зрачки расширились, и под серым появились белые полумесяцы. Дважды я смотрел в глаза, подобные этим – и я не забыл, что это значит – это глаза прирожденного убийцы!
– Что, если вы назовете свою цену? – предложил я через некоторое время.
Но он не собирался попусту тратить время на разговоры. Он еле заметно покачал головой, углы его сжатого рта слегка опустились. Белые полумесяцы глазных яблок стали шире, сдвинув серые круги его глаз под самые веки.
Сейчас начнется! Не было смысла ждать!
Я под столом ударил ногой по его голени, и одновременно, переворачивая стол ему на колени, бросился вперед. Пуля из его пушки ушла куда-то в сторону. Другая пуля – не из его пистолета – ударила в стол, который лежал кверху ножками между нами.
