Жан-Патрик Маншетт - Сколько костей!
– В такую погоду не хочется и носа высовывать, – заявила Шарлотт язвительным тоном.
– В такую погоду надо сидеть в тепле. А лучше лежать в кровати.
– Я купил банку черной краски и переводные картинки, – сообщил Хейман, ставя на стол пустую кружку. – Надо заменить номера на всякий случай. Мне пришлось дать свои координаты, разумеется. Через двадцать четыре часа машину начнут разыскивать. Пожалуйста! – крикнул он, подняв два пальца.
– Какого черта вы носите оружие? – прошипел я, заметив, что куртка Хеймана оттопыривается спереди.
– Я взял его еще утром.
– Не носите его так. Уберите в карман куртки. Сколько с нас? – спросил я официантку.
– Подождите, – остановил меня Хейман. – Я еще хочу выпить.
– А вот и директор, – спокойно произнесла Шарлотт, повернув голову в сторону Института для слепых.
XII
Как и сказала Шарлотт, директор Жорж Роз был высоким, смуглым, загорелым, красивым мужчиной лет сорока. Может быть, ему было чуть больше сорока. У него были очень черные волосы, возможно, подкрашенные на висках, и очень смуглая кожа: вероятно, он проводил много времени в компании ультрафиолетовой лампы. Кроме того, без сомнения, он увлекался йогой, сауной и тому подобным.
Он вышел из здания с озабоченным видом. На нем были пальто и шляпа с мягкими полями цвета морской волны. В руке он держал кейс. За ним семенила Рене Музон в белом плаще с кроличьим воротником и с сумкой в руке. Даже на расстоянии пятидесяти метров сквозь засиженное мухами окно макияж на ее помятом лице казался чрезмерным. Она вынула носовой платочек из-под манжета левой руки и стала кусать его, в то время как директор Жорж Роз бросал по сторонам свирепые взгляды, ища глазами отсутствующий автомобиль.
В этот момент из-за угла выехал "пежо" серого цвета, свернул на маленькую дорожку и остановился перед Жоржем Розом. За рулем сидел тип в фуражке. Его круглое лицо было воскового оттенка. У меня появилось смутное ощущение, что я его уже где-то видел, но я не мог вспомнить, где именно. Рядом с ним сидел Цедрик Каспер.
Шофер, не выходя из машины, открыл заднюю дверцу для директора и его секретарши, которые быстро загрузились, и машина резко тронулась.
Когда Жорж Роз вышел из здания, мы расплатились с официанткой и стояли в дверях бистро, не решаясь высунуться наружу, чтобы не быть узнанными Рене Музон и Каспером.
Как только "пежо" свернул за угол улицы, Хейман пробкой вылетел из бистро и помчался на другую сторону. Мы не отставали от него. Пока Хейман открывал дверцу отвратительной колымаги бутылочного цвета, все четыре крыла и дверцы которой были покрыты ржавчиной, "пежо" уже скрылся из виду.
– Дайте мне ключ, – приказал я. – Вы и Шарлотт вернетесь в квартиру Жюля и будете сидеть там до моего прихода.
– Сейчас не время спорить, – заявил Хейман, усаживаясь за руль и включая мотор. Шарлотт уже запрыгнула на заднее сиденье.
– Жан-Батист! – грозно прикрикнул я.
– Мы уедем без вас, Эжен, – угрожающе заявил Хейман.
Ворча сквозь зубы, я занял место смертника и не успел захлопнуть дверцу, как "альфа" рванула с места. Она свернула за угол с диким скрежетом шин, но было уже слишком поздно: "пежо" словно испарился.
– Очень оригинальное начало слежки, – заметил я.
– Это ваша вина, вы все время спорите.
– Тем хуже, – заметил я. – Едем в сторону моста Нейи.
– Слушаюсь, командир.
Мы выехали на бульвар Малерб и взяли направление на северо-запад.
– Рене Музон пришла в кабинет Роза после вас, не так ли? – спросил я, обращаясь к Шарлотт.
– Нет, она пришла в институт после меня, но, когда я вошла в кабинет Роза, она была уже там и вешала на плечики свой отвратительный плащ.
– Итак, утром ее не было на работе. Она проснулась с головной болью и, возможно, пыталась связаться с госпиталем в Фонтенбло, а может быть, даже ездила в госпиталь и навестила Лионеля.
– Разве это разрешено? – спросила Шарлотт.
– А почему бы и нет? Он ведь не в заключении. На работе она появилась только в три часа пятнадцать минут, и, вероятно, шеф, видя ее подавленное состояние и заплаканные глаза, поинтересовался, в чем дело, и она рассказала ему о моем вчерашнем визите. В результате на горизонте появляется Каспер, а Рене Музон куда-то увозят.
Превышая скорость, мы проехали по бульвару Курсель и проспекту Терн.
– Это всего лишь предположения, – скептически заметил Хейман.
– Да, но... Сейчас шестнадцать часов тридцать минут. Рене Музон находилась в здании не больше получаса. Это как раз время, необходимое, чтобы расспросить ее обо всем и связаться с Каспером.
– Вы думаете, они прикончат ее? – спросила Шарлотт.
– Нет, – сказал Хейман. – Скорее всего они просто упрячут ее куда-нибудь.
Шарлотт недоверчиво перевела взгляд с Хеймана на меня.
– Да, – подтвердил я, – упрячут где-нибудь за городом.
– В таком случае, – медленно проговорила Шарлотт, – не могли бы вы мне объяснить, почему мы едем в Нейи вместо того, чтобы ехать в Мо?
При этих словах Хейман резко затормозил и остановил "альфу" напротив книжного магазина.
– Если вы столь хитроумны, – обратился он к Шарлотт, – то пойдите и купите карту.
Шарлотт рассмеялась нам в лицо и отправилась покупать карту. Несколько секунд мы с Хейманом молчали.
– А, черт! – воскликнул я. – Ведь, когда я их увидел, подумал про себя, что они заедут в Нейи за ее вещами, туалетными принадлежностями и тому подобным. В таком случае мы могли бы их перехватить и сесть им на "хвост". Мысль не совсем идиотская...
– Но никто и не думает вас критиковать, Эжен, – успокоил меня Хейман. Он посмотрел сквозь ветровое стекло. – Однако приходится признать, что бабы часто оказываются умнее нас. Это очень неприятно. Это прискорбно.
Когда Шарлотт вернулась с картой, мы направились к кольцевой дороге, потом свернули на восток, в сторону Мо. Мы ехали на небольшой скорости и внимательно всматривались в обгоняющие нас автомобили. С одной стороны, я почувствовал облегчение, заметив "пежо" и Рене Музон внутри, но с другой – мне не хотелось столкнуться нос к носу с Каспером. У нас вышла небольшая заминка, когда, проехав Мо, мы выехали на главную улицу деревни Дутремар, уже наступил вечер, и стало темно. Насколько можно было судить в темноте, местность была лесистой и равнинной, с пастбищами и выгонами, а также с плодородной почвой, на которой выращивали маис и свеклу. Я опустил стекло и вдохнул в себя ночной воздух.
– Закройте окно, – попросил Хейман, – пахнет навозом.
– Пахнет навозной жижей, – поправил я, поднимая стекло. – Есть разница.
– Плевать мне на разницу, – проворчал Хейман. – Я ненавижу деревню, коров и крестьян.
По сторонам дороги, по которой мы сейчас ехали, стояли не фермы, а загородные домики незатейливой архитектуры для проведения уик-эндов. Неожиданно дома закончились, и Хейман остановил машину на обочине. Дорога дальше шла в гору и поворачивала направо. Слева с трудом можно было различить холм с возвышавшимся на нем большим зданием, напоминавшим очертаниями укрепленную ферму.
– Вот мы и приехали, – сказал я.
– Будем брать штурмом? – спросил Хейман, нервно хихикнув.
– Попробуем сначала взять хитростью. А сейчас вернемся в центр деревни.
Развернувшись, мы поехали назад, и неожиданно нас ослепили фары проскочившего мимо "пежо".
– Дерьмо, – выругался Хейман.
Он остановил "альфу" у тротуара. Обернувшись, я увидел задние огни "пежо", исчезнувшие в направлении укрепленной фермы.
– Вы не заметили, женщина была внутри? – спросил я.
– Могу поклясться, – заверила Шарлотт.
– И помимо всего прочего, у них прекрасное зрение, – отметил Хейман, имея в виду баб.
Метрах в тридцати от нас находилось освещенное кафе. Мы вышли из машины и отправились туда. Внутри было тепло. Стены были украшены яркими четырехцветными репродукциями и фотоснимками футбольных команд. В глубине зала человек десять крестьян разных возрастов – но ни одной женщины – сидели перед экраном черно-белого телевизора.
– Кто это? – спросила Шарлотт, глядя на экран.
– Это Пьер-Ришар Вильм, – ответил Хейман. – Ваше поколение не знает его.
– А, это "Большая игра", – воскликнула Шарлотт, и Хейман бросил на нее косой взгляд.
Между тем владелец заведения, крупный малый с кудрявыми волосами, курносым носом и в переднике на выступающем животе, вынырнул из-под стойки бара и спросил, что мы будем пить. Хейман и Шарлотт заказали грог, а я – кофе. Я спросил, можно ли позвонить, и хозяин указал мне на стоявший на стойке аппарат. Я набрал номер.
– Протестантская община "Скоптсис", – услышал я тот же грудной голос, что и в первый раз.
– Добрый вечер, мадемуазель, – сказал я. – Я хотел бы узнать, как попасть в ваше заведение, о котором я слышал очень много лестного. Я хотел бы провести у вас несколько дней и...
