Дарья Кожевникова - Исповедь Цирцеи (СИ)
Неизвестно, как с другими, а с Аглаей такое бывало уже не раз: бессонной ночью ее мысли подстегивались разыгравшимися эмоциями, и казались самой непререкаемой истиной на свете. В таких случаях она засыпала с твердой уверенностью в том, что с утра непременно кинется осуществлять все, что задумала. Как только рассветет, не откладывая ни на минуту. Но, как правило, утром, когда эмоции еще спали, а включался рассудок, «железные истины» почему-то теряли свой блеск и величие. А бывало, и вовсе казались полной ерундой, и невыспавшаяся Аглая с удивлением спрашивала себя, как же можно было потерять на них без сна половину ночи. Но в это утро, вспоминая свои ночные размышления, Аглая их ерундой не сочла. Было в них что-то, оставившее тяжелый осадок на душе. И единственным слабым моментом во всей цепочке заключений был такой: Аглая не могла себе представить, как мог Денис (Борис наверняка не стал бы сам пачкаться!) вколоть что-то собаке в присутствии хозяина. Именно так, потому что Арес был не злым, и подойти к нему вполне возможно. Но до выхода на ринг собак держали на поводках их хозяева. Таковы правила, чтобы находящиеся в зале псы не разодрались и никого не покусали… Аглая немало думала об этом. Но, проведя весь рабочий день в сомнениях и колебаниях, в конце концов все-таки решилась действовать. Просто поняла, что иначе места себе не найдет даже днем, не говоря уж про ночь. А риск, если разобраться, был не так уж велик…
Визитка следователя у Аглаи была, он и сам просил ее звонить, если что. она хотела договориться с ним о встрече на следующий день, но Михайлов сказал, что сегодня на машине, и подскочит к ней, куда она скажет. В итоге договорились встретиться возле пансионата «Сосновая роща», что было удобно и ему, и ей. Заприметив ее, Михайлов вышел из припаркованной машины:
— Ну, здравствуйте, Аглая! Честно сказать, не ждал пока от вас звонка. Что-нибудь случилось? Если не возражаете, давайте поговорим на скамеечке? А то в машине у меня микроклимат не очень…
Да, подумала Аглая, кондиционера в твоем «жигуленке» явно не наблюдается. Вслух же сказала:
— Да я, собственно, много времени у вас не отниму. Вот… — она достала шприц, как и прежде, лежащий в пакете. — Не знаю, имеет ли это какое-то значение, но вы просили все, что я вспомню сообщать. Накануне, буквально за день до своей гибели, Аллочка оставила мне этот шприц. Попросила подержать его у себя. Зачем — не объяснила, да я, честно говоря, и не допытывалась. Думала тогда, что еще сто раз успею об этом спросить. А потом и вовсе про него забыла, стало не до того. А вчера вечером на него наткнулась и вспомнила.
— И весь день размышляли над тем, стоит ли мне его показывать? — понятливо продолжил следователь.
— И весь день работала, решив, что встречусь с вами в свои выходные, — не призналась Аглая. — Ведь лишние сутки вряд ли уже что-то изменят. А нужно вам вообще это показывать или нет, уж решайте сами. Алке-то я точно этим не наврежу.
— Хорошо, спасибо, — он взял у него пакет. — Это все?
— Ну, если это не окажется военной тайной, то хотелось бы узнать, что же в нем все-таки было, — как бы невзначай Аглая подошла к самому главному. — И помогло ли это хоть чем-нибудь вам.
— Ладно, постараюсь удовлетворить ваше любопытство, — кивнул он. — Свяжусь с вами, как только получу результаты экспертизы. А сами-то как полагаете, что в шприце может быть?
— Сама собой напрашивается мысль о наркотиках. И об отпечатках пальцев, раз шприц в пакете. Может, Алка кого-то из своих любовников прищучила? Или даже пыталась шантажировать? Потому и шприц оставила у меня, чтоб не нашли и не отобрали? Честно, не знаю. Но очень бы хотелось знать. И еще, Валентин Петрович… если можно, я бы предпочла, чтобы никто не знал, откуда этот шприц у вас взялся. Знаете, как-то мне от этого будет спокойнее.
— Хорошо, не узнают, — пообещал следователь.
На том они и расстались. Теперь Аглае оставалось только ждать. Ждать ответа, о котором она, в сущности, уже догадывалась. Но догадки догадками, а ей хотелось знать наверняка. О том, что будет делать дальше, она пока не думала. Одно только знала: в случае, если ее догадка окажется верна, она сделает все для того, чтобы подонок не ушел от возмездия…
Тут задумавшаяся и машинально бредущая к дому Аглая была отвлечена от своих мыслей телефонным звонком. «Шпионил за мной? — удивилась она, взглянув на имя абонента. — Или заботишься о том, чтобы я без тебя не скучала?» Иронизировать было отчего, потому что на телефоне горело «дядя Саша». А именно так, в целях конспирации, в ее телефоне был забит шеф.
— Да? — ответила она.
— Добрый вечер, — сухо прозвучало из трубки. — У меня на завтра ужин намечается. Ты не могла бы помочь, приготовить пару блюд?
— Уже завтра? — Аглая удивилась. — А вашему ужину ничего не помешает?
— Это уже не твоя забота, — раздраженно ответил шеф. — Так да или нет?
— Да, конечно, — ответила она. Шеф что-то буркнул напоследок и отключился. Аглая убрала трубку и пошла еще медленнее. Конспирация у них была, конечно, примитивная. Но была. И разговор об ужине означал, что завтра Аглае снова предстоит принять участие в боях. Все как обычно. Из-за Аллочки график если и сдвинулся, то не более, чем на полтора десятка дней. Аглае все это казалось нелепостью. Не то, что снова начались бои, а то, каким ничтожным событием в этом мире стала смерть ее подруги. Эдакий технический пустячок, не более!
«Ну что ж, — сказала Аглая себе самой. — Я завтра буду. Шоу маст гоу он!»
9
Следующим вечером Эдик снова как будто просто курил на крыльце черного хода, а на самом деле исправно нес свою службу.
— Привет, — привычно бросила ему Аглая.
— Привет, — буркнул он, полуобернувшись. — Так твою растак. Шеф мне за тебя в прошлый раз шею намылил.
— Значит, на мытье шеи ты в тот день мыло сэкономил, — ослепительно улыбнулась ему она. И, проскользнув в дверь, пошла по коридору в свою раздевалку. Другие девчонки, судя по звукам голосов, доносящимся из каморок-раздевалок, уже пришли. И судя все по тем же звукам, были все как одна чем-то здорово недовольны. Чем именно, Аглая поняла, как только вошла к себе. Не разглядывая, схватила со столика положенный туда новый кожаный аксессуар и вышла в коридор. И почти сразу натолкнулась на злого шефа.
— Даже и не начинай! — рявкнул он, увидев кожаный то ли воротник, то ли ошейник у нее в руках. — Всем и все по этому поводу уже сказано, повторяться не буду! — и пролетел мимо, оттеснив Аглаю в сторону.
— Что это за хрень? — спросила она у своей соседки, выглянувшей из каморки.
— Новые правила техники безопасности, — оскалилась та. — Теперь наши шеи должны быть надежно защищены! Будем, как те собачки!
— Они бы еще шипов сюда налепили! И колечко для карабина! — вспылила Аглая. — А полаять не надо, выходя на арену?
— Айка, не заводись, — Гена, сегодня несший службу в нелегальной части заведения, появился в проходе. — Как бы это ни выглядело, и какие бы чувства ни вызывало, а совершенно бесполезной эту вещицу точно не назовешь. По идее, ее еще раньше следовало ввести в обращение.
— А как насчет того, что она будет мешать? Мне на ринге нужна полная свобода движений.
— Не будет, Айка. Если тебе станет легче, то мы все это на себя уже примеряли.
Вымещая свое раздражение, Аглая резко стегнула воздух зажатым в руке ошейником и вернулась к себе. И едва не расхохоталась, вдруг представив, как и Гена, и шеф примеряют подобное «украшение». Но вовремя сдержалась, потому что Геннадий заглянул следом:
— Айка, ты-то как вообще? Нормально настроена?
— Покатит, — кивнула она.
— Ты сегодня выйдешь против Пастены, — сообщил Гена. — Просто сумей продержаться, доставь удовольствие хозяину.
Аглая снова кивнула, и Гена тут же исчез за дверью, чтобы дать ей переодеться. Было слышно, как девочку спрашивают у него, как там Аллочка. Для них она все еще считалась живой! Гена ответил, как условились, что у нее травма шейных позвонков, и на ринг она больше не выйдет. Печально улыбнувшись этой лжи, как будто ненадолго возвращавшей подругу в мир живых, Аглая начала неспешно переодеваться — надо все-таки проверить на себе, не будет ли стеснять движения этот дурацкий ошейник. Сегодня бой предстоял вроде не сложный. Пастена, или просто Пасть — прозвище американского бульдога, мощного молодого пса, страшного на вид, но совершенно не злого. На какие ухищрения порой только не приходилось идти, чтобы создать видимость боя с ним. Не годился он для этого! Но его владелец, судя по всему, крайне состоятельный мужик, имел какие-то подходы к устроителям боев и упорно выводил Пастену на ринг, то ли желая потешить свое честолюбие, то ли надеясь на то, что в конце концов пес все-таки войдет во вкус таких развлечений. Зачем ему это надо, оставалось только догадываться.
